Светлана сидела в кафе напротив своей двадцатипятилетней коллеги и вдруг поняла, что не помнит, когда в последний раз говорила о себе. Не о детях, не о работе, не о муже или родителях – о себе. О том, что ей интересно, что ее волнует, чего она хочет. Коллега рассказывала про путешествие в Грузию, про новое увлечение скалолазанием, про курсы по керамике, на которые записалась. Говорила легко, увлеченно, и Светлана слушала, кивала, задавала вопросы. А потом девушка спросила: «А вы чем увлекаетесь?»
И Светлана не нашлась, что ответить.
Ей сорок шесть. Она руководитель отдела в крупной компании, мать семнадцатилетнего сына и четырнадцатилетней дочери, жена, дочь пожилых родителей, которым нужна помощь. Она успешна, состоятельна, компетентна. Но на вопрос «чем вы увлекаетесь» не могла ответить ничего. Потому что не увлекалась ничем. Потому что не было времени. Потому что были дела поважнее. Потому что она и не думала об этом много лет.
Вечером того же дня она сидела дома и пыталась вспомнить, кем была до всех этих ролей. Кем она была в двадцать пять, когда еще не было детей и серьезной должности. Любила танцевать – ходила на латину. Читала запоем – художественную литературу, не только деловую. Встречалась с подругами просто так, без повода. Ездила куда-то на выходные. Но все это исчезло постепенно, незаметно, как будто растворилось в череде обязанностей.
«Я даже не заметила, как перестала быть собой, – думала Светлана. – Я стала мамой, женой, руководителем, дочерью. А где в этом я?»
Когда роли вытесняют личность
Женская жизнь устроена так, что роли накладываются на нас слоями. Дочь, студентка, затем специалист, затем жена, потом мать – иногда в другом порядке, но суть одна. Каждая роль приходит с набором ожиданий, обязанностей, правил поведения. И постепенно, особенно в период от тридцати до сорока пяти, эти роли начинают занимать все пространство жизни.
Материнство требует полной вовлеченности – особенно в первые годы, когда ребенок мал. Карьера требует отдачи – особенно если есть амбиции или необходимость зарабатывать. Партнерские отношения требуют внимания – если хочешь, чтобы они не превратились в формальное сожительство. Родители стареют и требуют заботы. Дом требует поддержания. И все это одновременно.
В тридцать мы еще чувствуем себя в центре своей жизни. Мы делаем выборы, строим планы, у нас есть энергия на все сразу. В сорок мы вдруг обнаруживаем, что давно уже живем на автопилоте, выполняя функции, но не чувствуя себя живыми.
Роли не становятся частью нас, а замещают нас.
Анна, врач-педиатр, рассказывала, что в какой-то момент перестала понимать, где она сама, а где ее профессиональная маска. На работе она была внимательной, заботливой, терпеливой – даже когда устала до предела. Дома она была все той же заботливой и терпеливой – с мужем, с детьми, с собственной матерью, которая жила с ними и постоянно критиковала. Она не позволяла себе раздражаться, срываться, показывать слабость. Потому что «врач должен», «мать должна», «дочь должна».
«Я однажды поймала себя на мысли, что не знаю, что я чувствую на самом деле, – говорила Анна. – Я всегда реагировала так, как положено реагировать в моей роли. Успокоить пациента, поддержать ребенка, не расстраивать мать. А что я сама по этому поводу думаю – не знаю. Потому что никто не спрашивал. И я сама себя не спрашивала».
Это одна из главных ловушек женской жизни после тридцати: мы перестаем задавать себе вопрос «чего я хочу?», потому что вокруг слишком много людей, которые хотят чего-то от нас. И мы начинаем жить в режиме ответа на внешние запросы, забывая о внутренних.
Но этот процесс идет по-разному в зависимости от жизненного пути. Татьяна, руководитель IT-отдела, всю жизнь строила карьеру. Замуж не вышла, детей нет. В тридцать пять была на пике – проекты, конференции, признание в профессии. В сорок два вдруг почувствовала пустоту. Работа по-прежнему шла хорошо, но перестала наполнять. Раньше карьерные достижения давали ей ощущение, что она состоялась, что ее жизнь имеет смысл. Теперь она приходила домой в пустую квартиру и понимала, что ей не с кем разделить ни радость, ни усталость. Не было близкого человека. Не было подруг – некогда было их заводить, все силы уходили на работу. И она вдруг осознала, что роль успешного профессионала заслонила все остальное. Она не построила личной жизни не потому, что не хотела, а потому что откладывала на потом. А теперь оглянулась – и увидела, что потом уже наступило, а жизнь прошла мимо.
Совсем другая история у Марии, которая всю жизнь была домохозяйкой. Трое детей, муж-предприниматель, большой дом в пригороде. Ее роль была четкой: создавать уют, растить детей, поддерживать мужа. Она делала это прекрасно. Дети выросли успешными, муж построил бизнес. Но когда младшему исполнилось двадцать и он уехал учиться в другой город, Мария осталась одна в большом доме. Муж пропадал на работе. Дети звонили раз в неделю. И она вдруг поняла, что не знает, кто она без этой роли. Вся ее идентичность строилась вокруг материнства и заботы о семье. А теперь семья больше не нуждалась в ее постоянном присутствии. И она осталась наедине с вопросом: кто я теперь?
Еще одна история – Елена, которая после развода в сорок лет осталась одна с двумя детьми-подростками. Работала бухгалтером, справлялась с деньгами с трудом. Бывший муж помогал, но нерегулярно. Ее жизнь стала борьбой за выживание: работа, дети, хозяйство, экономия на всем. Она не могла позволить себе ни курсы, ни путешествия, ни даже кафе с подругами. Все, что она делала, – это зарабатывала деньги и растила детей. И когда психолог на бесплатной консультации в поликлинике спросил ее: «А что вам нравится делать?» – Елена разрыдалась. Потому что даже не помнила, когда думала об этом в последний раз. Ее жизнь была сведена к функции: заработать и выжить. И личность в этой функции растворилась полностью.
Социальное давление: молодость как норма
Но дело не только в ролях. Дело еще и в том, как общество смотрит на женщину после сорока. И это давление – тихое, но постоянное – создает ощущение, что ты становишься невидимой.
В рекламе, в кино, в глянцевых журналах, в соцсетях – везде главные героини молоды. Им двадцать, максимум тридцать пять. После сорока женщина либо исчезает из культурного поля, либо появляется в роли второстепенного персонажа – мудрой матери, строгой начальницы, бабушки. Не как главная героиня своей жизни, а как часть чужого сюжета.
Молодость подается как норма, как единственное состояние, в котором женщина имеет ценность. Молодая кожа, молодое тело, молодая энергия. И когда тело начинает меняться, появляется ощущение, что ты выпадаешь из этой нормы. Что твое время прошло.
Ирина, владелица небольшого шоурума одежды, рассказывала, что в сорок три впервые почувствовала себя невидимой. Она зашла в дорогой бутик – раньше продавцы сразу подходили, предлагали помощь, комплименты. Теперь на нее просто не обратили внимания. Прошла мимо – никто не поднял глаз. Зато к молодой девушке, которая вошла следом, подошли сразу.
«Я поняла, что перестала соответствовать стандарту, – говорила Ирина. – Я всегда была красивой, следила за собой, знала, как одеться. Но теперь в глазах общества я стала "женщиной за сорок" – а это значит, что я больше не в игре. Мне стало обидно и страшно одновременно. Обидно, что меня оценивают только по внешности и возрасту. И страшно, что я сама начала в это верить».
Это ощущение знакомо многим. Невидимость. Будто ты перестала существовать как женщина, как личность, достойная внимания. Будто твоя ценность определялась только молодостью, и теперь, когда ее нет, ты выпадаешь из поля зрения.
И самое разрушительное в этом – не то, как смотрят другие. А то, как ты сама начинаешь на себя смотреть. Принимаешь этот взгляд. Начинаешь думать, что действительно становишься менее интересной, менее красивой, менее значимой. Что твое время прошло, и теперь остается только доживать.
При этом в малых городах ситуация часто еще сложнее. Ольга, учительница из небольшого города в Тверской области, говорила, что после сорока ее начали называть «бабушкой» – просто потому, что у нее уже взрослые дети. В ее городе это был естественный переход: родила в двадцать, в сорок дети выросли, значит, ты уже бабушка, даже если внуков еще нет. И с этим статусом пришли ожидания: одеваться скромно, не краситься ярко, не флиртовать, не мечтать о чем-то большем, чем огород и внуки. Когда Ольга покрасила волосы в более светлый оттенок и надела яркое платье на школьный праздник, коллеги шептались за спиной. «В ее возрасте так одеваться…» Это давление вгоняло в ощущение, что жизнь закончилась.
Ощущение вины и одиночества
Еще одна вещь, которую редко проговаривают вслух: после сорока многие женщины чувствуют себя виноватыми. Виноватыми за то, что устали. Виноватыми за то, что больше не могут, как раньше. Виноватыми за то, что хотят чего-то для себя.
Олеся, бухгалтер и мать троих детей, говорила, что чувствует себя плохой матерью, потому что больше не хочет проводить все выходные с детьми. Раньше она возила их в парки, музеи, на мероприятия. Теперь ей хочется побыть одной, в тишине, просто полежать с книгой или погулять в одиночестве. Но она не позволяет себе этого, потому что «какая мать отказывается от времени с детьми?»
Виноватой себя чувствует и та, кто хочет уйти с работы, которая больше не приносит радости. И та, кто не хочет ухаживать за пожилыми родителями так самоотверженно, как, по ее мнению, должна. И та, кто устала от партнера, но боится признаться себе в этом. Вина за собственные желания, за усталость, за то, что не соответствуешь образу идеальной женщины, который сама же себе создала.
А еще вина за то, что жизнь сложилась не так, как мечталось. Вера, инженер на заводе, мать взрослой дочери, всю жизнь работала на одном месте. Стабильная зарплата, социальный пакет, но работа давно перестала приносить удовлетворение. Она мечтала когда-то открыть свое дело – небольшую мастерскую по реставрации мебели, это было ее хобби. Но всегда находились причины не рисковать: ипотека, ребенок, нестабильность. И вот теперь, в сорок пять, она понимала, что упустила свой шанс. И винила себя за то, что не была смелее, не рискнула, когда была возможность. И одновременно понимала, что тогда выбор был логичным – нужно было кормить семью, а не гнаться за мечтами. Но от этого не легче.
К вине добавляется одиночество. Потому что об этом не принято говорить. В соцсетях все счастливы и успешны. Подруги рассказывают только о достижениях. С мужем не о чем говорить – он не понимает. С детьми – они заняты своей жизнью. С родителями – они сами нуждаются в поддержке.
Светлана чувствовала себя одинокой среди людей: «У меня есть семья, коллеги, знакомые. Но я не могла ни с кем поговорить о том, что со мной происходит. Потому что это казалось стыдным – жаловаться, когда у тебя все вроде бы хорошо. Муж, дети, работа. Чего еще надо? А я чувствовала, что задыхаюсь. И боялась, что если скажу это вслух, меня сочтут неблагодарной».
Это одиночество особенно остро чувствуют те, у кого нет близких подруг. Людмила, программистка, всю жизнь была интровертом. Друзей у нее никогда не было много – один-два человека, с которыми изредка общалась. После сорока этих людей не осталось: одна уехала за границу, другая ушла в секту и перестала общаться со всеми прежними знакомыми. И Людмила осталась одна. На работе – коллеги, с которыми можно поговорить о делах, но не о личном. Дома – пожилая мать, которая жила своими обидами. И Людмила понимала, что ей не с кем разделить то, что она чувствует. Что она проживает этот сложный период в полном одиночестве. И от этого становилось еще тяжелее.
Механизм формирования ролей и потери себя
Как же это происходит? Как из живой, наполненной собой девушки получается женщина, которая не помнит, кто она без ролей?
Процесс постепенный. Сначала роль приходит как дополнение к тебе. Ты становишься матерью – но еще остаешься собой, со своими интересами, друзьями, увлечениями. Ты строишь карьеру – но еще помнишь, что работа – это не вся твоя жизнь.
Но постепенно роли начинают требовать все больше времени и энергии. Маленькому ребенку нужно круглосуточное внимание. Карьерный рост требует сверхурочных. Отношения с партнером требуют работы над ними. Дом требует поддержания порядка. И вот ты уже не успеваешь встретиться с подругами. Потом перестаешь ходить на танцы, которые любила. Потом откладываешь книги, которые хотела прочитать. Потом забываешь, когда последний раз делала что-то только для себя.
И в какой-то момент понимаешь, что живешь чужую жизнь. Не в смысле плохую – возможно, она вполне благополучная. Но не свою. Потому что в ней нет тебя.
Психологи называют это «потерей идентичности через роли». Когда внешние функции вытесняют внутреннюю личность. Когда ты перестаешь быть целостным человеком и становишься набором функций: мать, жена, сотрудник, дочь.
Важно понимать: это не происходит из-за злого умысла. Никто специально не крадет твою жизнь. Это происходит из-за того, что женщин с детства учат заботиться о других, ставить чужие потребности выше своих, быть удобными, не требовать слишком многого для себя.
Нас учат, что хорошая мать полностью растворяется в детях. Что хорошая жена поддерживает мужа и не настаивает на своем. Что хорошая дочь не отказывает родителям в помощи. Что хорошая сотрудница не уходит вовремя, если есть еще дела.
О проекте
О подписке
Другие проекты