На следующий день я сидела дома в ожидании Светы и Лены и разговаривала с маминой подругой, которая так помогла мне, разрешив пожить у ее какое–то время, пока я не устроюсь в Москве. Лариса, так звали мамину подругу, была певицей в крупном ресторане, поэтому ее по вечерам практически дома не было, да и днем, в то время, когда она не отсыпалась, проводила она свое свободное время у каких–то друзей и подруг, таких же творческих личностей, как и она сама. Женщина она была красивая, я даже толком не могла сказать, сколько ей было лет, сорок, может чуть больше, но выглядела она безукоризненно. Милый, точеный профиль с слегка заостренным носом, четкая линия скул, великолепные голубые глаза, обрамленные длинными ресницами, каре светлых, словно пшеничное полотно, густых волос и кокетливая родинка на подбородке. Роста она была не большого, но ее грациозная, точеная фигурка с неизменной королевской осанкой давала фору любой высокой барышне. Томный, бархатный голос даже во мне вызывал необъяснимое чувство трепета, когда Лариса со мной разговаривала. Женщина как-то бывала у нас с бабушкой в гостях в компании моей мамы. Помню я смотрела на нее как завороженная, внимая каждому ее слову. Она казалась мне каким–то неземным творением, а поскольку я мастерски копировала жесты и мимику людей, то вскорости и в моем арсенале появились ее коронные движения – гордое вскидывание подбородка, легкий взмах руки, поправляющей прическу и хитрый взгляд прищуренных глаз. Бабку Лукерью эти мои заимствованные жесты приводили просто в бешенство, поскольку Лариса ей, мягко говоря, не понравилась. Она сразу же окрестила ее пройдохой и высказалась маме, что не хотела бы, чтобы Лариса больше приезжала к нам и забивала мне голову всякими непотребными столичными россказнями.
– Ну как там бабушка Лукерья? – улыбаясь спросила Лариса, выпуская облако сигаретного дыма.
– Да так же, как и всегда, – пожала плечами я.
– Наверное, в ужасе от того, что ты сюда приехала?
– Не то слово, – скривилась я. – Она до последнего надеялась, что я передумаю.
Лариса окинула меня задумчивым взглядом и сказала:
– Да оно может и лучше было бы, если бы ты действительно передумала.
– Да ну! Как можно! Я ведь всегда мечтала! Вот у вас даже, смотрите жизнь какая интересная. Наряды, музыка, столько людей вокруг.
– Наряды…музыка…люди, – задумчиво проговорила Лариса и подойдя к окну грустно сказала, – а ты думаешь в этом счастье? Ты не представляешь себе, как мне одиноко среди всей этой бесконечной вереницы блестящих людей, известных мужчин, как тошно становится от того лоска, который видишь во всех и вся. Мир другой там, за порогом родного дома. Он только на первый взгляд такой манящий, а погрузись в него и почувствуешь, как он затягивает тебя своей грязной жижей. Бесконечное соперничество, фальшивые улыбки и не менее фальшивые друзья, ждущие того, когда ты скатишься с пьедестала, чтобы занять твое место. Я ведь почему и ушла с большой сцены, не захотела вращаться там. Жаль только, что поздно одумалась. Глупая была, молодая. Совсем как ты. Многое упустила в погоне за мишурой. А теперь вот, стою в своей большой квартире…одна. Ни мужа, ни детей. Так что я полностью согласна с бабушкой твоей. Не нужно этого всего тебе. Простое, тихое женское счастье намного большего стоит, – закончила она грустную речь, садясь передо мной за стол.
– А если душа просит? Как тогда? – спросила я, расстроенная ее таким описанием того, чего мне так хотелось.
– Не знаю, тебе решать, я свое видение этого озвучила. Будь я на твоем месте, я поехала бы обратно домой, вышла бы замуж за того красавца-хирурга, родила пару ребятишек и жила бы спокойной жизнью любимой жены и счастливой матери.
– Ну нет, не ради этого я вырвалась сюда! А дети и муж будут у меня. Позже только, – надув губы проговорила я.
– Как знать, – меланхолично проговорила женщина.
Я посмотрела на эту некогда такую жизнерадостную красавицу и нахмурила брови.
– У вас что-то случилось? – спросила я.
– Да нет. Это я так. Смотрю вот на тебя и судьбы тебе такой не хочется. Ну а может и будет все иначе у тебя. Ты ведь говоришь, что хирург-то твой, возможно, приедет сюда к тебе. Поженитесь и будете жить себе. Он в больнице работать, ты в каком-то небольшом, спокойном театре. Если, конечно, не начнешь протаптывать себе дорогу на актерский олимп в надежде стать великой…и одинокой. Хотя, глядя на тебя, ой как я сомневаюсь, что тебя работа рядовой актрисой устроит. То ли еще будет, да, Софья? – усмехнулась она.
– Не знаю я еще ничего! Ничего не люблю загадывать. Бабушка говорит, что сглазить так можно, – улыбнулась я в ответ, отламывая кусочек пряного черного шоколада.
– Ты главное голову не теряй, если уж в гору пойдешь. А то раз ты как протеже идешь там в институте, то не за горами и роли хорошие будут, несмотря на то, что только поступила.
– Да куда мне! Еще рано о ролях думать! Учиться еще надо.
– Учись, студентка, – потрепав меня по плечу Лариса встала из-за стола. – А я пойду прилягу, вздремну часок, скоро тоже собираться буду. Ты как вечером придешь, если кота серого у порога увидишь, запусти его в квартиру. Это мой, Тимоха, загулял, три дня как не появляется.
– Да, конечно, – ответила я и пошла тоже собираться.
Надев новое платье из тех, которые мне подарила Елизавета я тоскливо села на кровать и уставилась в зеркало. Слова Ларисы возымели на меня свое действие, поскольку хоть поступление в театральный и было моей мечтой, но слушая рассуждения женщины, которая в свое время вкусила все прелести славы, мне почему–то показалось, что она права. Что-то внутри такое нехорошее подтачивало мою былую уверенность в том, что я действительно сделала все правильно. Нахмурившись я резко встала с кровати и тряхнув своими длинными волосами подумала о том, что коль уж сказала один, то нужно говорить и два, а там будь что будет. В прихожей раздался звонкий треск звонка и я, отбросив грустные мысли, радостно побежала открывать. На пороге стояли мои подружки, одна другой краше. Они были такие разные, но так гармонично смотрелись друг с другом, что я невольно залюбовалась ними.
– Ну что, пойдем? – протрещала Света.
– Пойдем, – ответила я и схватив красную сумочку в тон платью захлопнула дверь квартиры.
– Ты чего такая грустная сегодня? – спросила Лена, видя, как я нервно тереблю ремешок сумки.
– Да так, задумалась просто кое о чем, – отмахнулась я, усаживаясь на свободное место в трамвае.
– Сонь, а ты ведь говорила, что медсестрой работала? – спросила Света.
– Да, в хирургии, – ответила я, разглядывая мелькающие за окном плавно бегущего трамвая яркие картины столицы.
– Тут такое дело. Нам на завод медсестра нужна. На пол ставки. Во второй половине дня, всего на четыре часа в сутки, не больше. Если хочешь, могу тебя порекомендовать. И в общежитие поселят, и деньги будешь зарабатывать. На стипендию ведь сильно не разгуляешься. А так хоть что-то. К нам в комнату с Леной можно будет подселиться, соседка наша уехала к себе в родной город, место пустует, – проговорила Света.
– А если я не смогу справляться, не буду успевать? И учеба, и работа, – спросила я.
– Да там такая работа, – усмехнулась подруга. – Сиди себе в кабинете да чай гоняй, книги читай. Ну а вдруг кто или палец порежет, ну или температуру кому измерить надо, сделаешь и опять свободна. Так что сможешь прям на работе и домашнее задание выполнять. Ну так как?
– Ну если так, то я согласна, – радостно ответила я, поскольку и сама задумываться начала о подработке, ведь жизнь в столице была не из дешевых, не то, что у нас в деревне.
– Тогда завтра приедешь на завод к восьми часам, я тебя отведу к нашему начальнику. Ну и я думаю завтра же можешь и перебираться к нам с Леной,– протрещала Света.
– Девчонки, а вы ведь москвички. А почему тогда в общежитии живете? – недоумевая спросила я.
– Я с родителями не хочу жить, мне лучше так, в общежитии, – ответила Света.
– А у меня комната на самой окраине. Неудобно добираться до завода, я ее студентам сельхоза сдаю, а сама вот со Светкой вечера коротаю за килограммами печенек, – передразнила Лена свою подругу.
– Все, забудь про такие вечера, – прищурила глаза Света в ответ на эту реплику. – Теперь будем коротать вечера за стаканом кефира и не более.
– Ну кто за кефиром, а кто и за печеньками, потому что кому-то они совсем не во вред, – засмеялась Лена.
– А у меня бабушка всегда на вечер пирожки печет с повидлом яблочным. Они пахнут на весь дом. Папа очень их любил. Когда он погиб, бабушка так и не перестала печь эти пирожки. Они так и остались как дань его памяти. Неизменные душистые пирожки с яблочным повидлом, – почти шепотом закончила я фразу и почувствовала, как слезы предательски набежали мне на глаза.
– Сонь, не плач, – приобняв меня за плечи проговорила Лена и поцеловала в щеку. – Я тоже родителей вспоминаю каждый день. Хоть и время столько прошло, а я все никак не могу спокойно о них думать. Даже вот, – она достала из сумочки небольшую открытку и раскрыв ее передо мной проговорила, – фотографию каждый день рассматриваю. Так больно от осознания того, что они могли бы еще так долго со мной быть, если бы не та авария.
Я взяла в руки открытку, внутри которой была бережно вклеена черно-белая фотография еще молодых родителей девушки.
– А ты на маму очень похожа, прям вылитая она, – проговорила я, отдавая Лене ее сокровище.
– Я знаю, все так говорят, – улыбнулась гордо девушка.
– А я на папу похожа больше, – сказала я. – Даже иногда вижу, как бабушка мельком на меня долго смотрит, а потом идет и слезы быстро вытирает, чтобы я не видела. Жаль ее так, – задумчиво проговорила я, чувствуя, как беспокойство о бабушке начинает подтачивать меня изнутри.
– Так, давай не будет о грустном хотя бы сегодня, – тряхнув головой строго сказала Лена. – А то выбрались отдохнуть и развеяться, а получается, что в расстройство себя вгоняем. Вон, наша остановка, пойдемте, – девушка схватила нас со Светой под руки и уже менее чем через четверть часа мы стояли подле красивой дубовой двери в квартиру Елизаветы.
– Да, в хорошем доме она живет, – окинув взглядом коридор проговорила Лена. – Тут, скорее всего, только начальство и живет.
– Да тише ты, – одернула ее Света, услышав звук открываемого замка.
– Красавицы мои, – радостно проговорила Елизавета, показавшись за открытой дверью. – Проходите, пожалуйста! Я так боялась, что вы отвергнете наше с папой предложение и не приедете.
Пройдя в квартиру, мы оказались в огромной прихожей, которая была частью столь же огромной квартиры. Я едва сдержала свои эмоции от увиденного, поскольку, живя в деревне, такой роскоши, как мне казалось, не видела никогда. Пестрые ковры насыщенного красного цвета, сверкающие люстры, дорогая мебель из красного дерева и еще бесчисленное количество диковинок были наполнением этой богатой квартиры, в которой проживали бедные люди. Бедные потому, что я понимала, будь им подвластно, то они всю эту мишуру отдали бы, не задумываясь за то, чтобы вернуть своих дорогих людей. Словно поняв, о чем я думаю, Елизавета пожала мое плечо и сказала:
– Не в этом счастье, Соня. Никогда не думай, что в этом счастье.
– Я так и не думаю, – пожала плечами я. – Просто очень красиво, правда.
– Это все мама моя. Она обустраивала эту квартиру. Здесь все творение ее замыслов, – ответила Елизавета, проводя нас в большую гостиную, в которой был накрыт стол. – Вы извините, папа немного задерживается. Он сейчас подъедет с минуты на минуту.
– Ничего, мы никуда не спешим, – ответила Лена, разглядывая фотографии на стене.
– Это все вы? – спросила у Елизаветы Света, подойдя к фотографиям.
– Да, это я, – ответила женщина. – Это на стрельбищах. Первое место. Это с моей командой на Волге. А это мы с отцом на военном полигоне.
Я тоже заинтересовалась фотографиями и окинув их взглядом спросила удивленно:
– Вы снайпер?
– Да. Капитан Елизавета Дмитриевна Волоконовская, – не без гордости проговорила женщина.
– Надо же, – проговорила я, проведя рукой по изображению, на котором молодая девушка была сфотографирована в обнимку с винтовкой в компании молодого мужчины. – А это? Ваш муж?
– Да, это Женя, – грустно улыбнулась Елизавета, снимая фотографию со стены. – Мы с ним учились вместе в институте. На соревнования вместе ездили. Везде вместе…были. А теперь вот, одна.
– Красивый он, – проговорила я, беря в руки фотографию.
– Он самый лучший, – прошептала Елизавета, бережно проведя рукой по фотографии. – Папа сколько женихов мне приводил, все хотел, чтобы я заново семью создала. Но я больше никогда ни с кем не буду. Таких, как Женя, больше нет. Это моя единственная любовь на всю жизнь, – проглотив комок в горле женщина повесила фотографию на стену.
– Что-то у нас день такой сегодня, все вспоминаем родных, – задумчиво глядя в большое окно проговорила Лена.
– Я уже к этому спокойно стараюсь относиться. Такова жизнь наша, девочки. Где-то находим, где-то теряем. И дальше живем, – улыбнулась Елизавета.
В этот момент дверь в прихожей открылась и в квартиру вошел Дмитрий Тарасович в сопровождении троих молодых мужчин в офицерской форме.
– Ну папа, – прошептала мне Елизавета. – Он почему-то уверен, что всем должен устроить личную жизнь. Сколько и помню, всегда всех знакомил. Если бы ты знала, Соня, сколько людей благодаря ему жизнь свою устроили. Вот и сейчас, так и думала, что приведет кого-то, зная, что у нас в гостях будут молодые девушки. Ой, я не могу!
– Что ты не можешь? – смеясь спросил мужчина у своей дочери, заходя в гостиную.
– Папа, ну ты как всегда! – целуя в щеку его тихо проговорила Елизавета.
– А чего!? Смотри каких красавцев привел, как на подбор, – ответил Дмитрий Тарасович. – Это старший лейтенант, Егор Алексеевич, летчик, – представил мужчина нам высокого блондина с насмешливым взглядом. – А это Олег Сергеевич, капитан Главного разведывательного управления, – представил он брюнета невысокого роста с теплым взглядом карих глаз, который время не терял и уже что-то шепотом говорил краснеющей Свете. – Ну а это моя гордость, капитан НКВД, мой лучший воспитанник, Ян Георгиевич – проговорил Дмитрий Тарасович потрепав по плечу высокого статного молодого мужчину с темно-русыми волосами и голубыми, как небо, глазами.
– Ну, скажем так, не такой уже и лучший воспитанник, – бархатным баритоном ответил Ян, едва улыбнувшись. – Это вы так сейчас говорите, а вспомните, что было тогда, когда я только перешел под ваше командование.
– Это было тогда, ты еще зеленый был и потрепал мне нервы, – засмеялся Дмитрий Тарасович.
Елизавета представила нас мужчинам и уже через четверть часа мы все сидели за столом и громко смеялись, слушая шутки Дмитрия Тарасовича.
– Вы такая грустная, – услышала я тихий голос Яна у самого своего уха.
Этот приятный мужской тембр вернул меня к действительности, поскольку я по правде говоря витала где-то в облаках, вспоминая свою жизнь в деревне. Сидя в этой шумной компании и наблюдая за тем, как всегда бойкая Света теряет дар речи от каждого слова Олега, обращенного к ней, и за тем, как Лена сухо отвечает на вопросы Егора, который то и дело пытался завязать с ней разговор, я почему-то заскучала по своим девчонкам из хирургии, с которыми я каждую субботу бегала на танцы в городской клуб, и за Игорем, которого, как я теперь поняла, и правда оставила на запасном аэродроме.
– Я не грустная, просто скучаю по родным, – ответила я мужчине, который с интересом смотрел на меня.
– Дмитрий Тарасович сказал, что вы из Смоленска, – проговорил Ян, подливая мне в бокал шампанское.
– Дмитрий Тарасович, смотрю, хорошо вас осведомил, – ответила я, едва пригубив напиток.
В этот момент Елизавета включила музыку, и приятная мелодия наполнила квартиру.
– Давайте потанцуем, – проговорил Дмитрий Тарасович, приглашая на танец свою дочь. – И вы не сидите, молодежь, – наигранно строго сказал он.
Лена отрицательно кивнула головой, когда Егор хотел пригласить ее, на что я не удержалась и сказала:
– Товарищ лейтенант, она оттает. Вы не форсируйте события только.
О проекте
О подписке