Такие разговоры мы с отцом вели часто. Все, что я знаю, я узнала от него. Все, что у нас было – это мы. Нас двое – против всего мира. Конечно, человечество выживало трудно, болезненно. Многие знания были утрачены. Но нашлись и те, кто всегда понимал, что о сбережении достижений человечества было необходимо позаботиться, поэтому начинали мы не с нуля, сохранено было немало. Так, собирая по крупицам знания по всем колониям выживших, объединяя и преумножая их, человечество начало вставать с колен. И прекрасно запомнило прошлые ошибки. Программа «Экологического благоразумия» была первым, что было внедрено в заново развивающееся человечество. Генетические исследования вышли на новый уровень. Конечно, познать весь геном человека нам пока не удалось, но было немало открытий, которые приведшие к той упорядоченности, которой мы и придерживаемся по сей день. За прошедшие почти сто лет возрождения к цивилизованной жизни были внедрено огромное количество правил и ограничений, позволяющих нам быть здоровыми и счастливыми. Но на самом деле, это было не так. И я совершенно не понимала, почему этого никто кроме меня не видит. Поэтому все, что можно было обсуждать с отцом, больше ни с кем обсуждать было категорически нельзя. Конечно, огромное количество информации сохранилось на различного рода носителях, но и утрачено было многое, и еще больше запрещено и закрыто, особенно то, что затрагивает ту часть нашей души, которая отвечает за все прекрасное, удивительное и непредсказуемое, делает ее иной – все удивительное, что воздействует на нашу божественную (папа смеется, когда слышит это слово) часть – искусство. Да и в целом, существование души вообще подверглось сомнениям. Конечно, тебе не до духовного и прекрасного, когда нужно добывать еду и убегать от хищника. Вероятно, большая часть достижений прекрасного сохранилась, но простым людям не было доступа к этому. Музыка, живопись, любое творческое начало строго отслеживалось и купировалось, как угроза отвлечения от основополагающей цели нашего существования. Тем более, это не могло контролироваться, а основополагающим принципом выживания на нашей планете являлись вещи совсем иного порядка. «Дисциплина, безупречный порядок и технологии». Вот что являлось нашим способом выживания, а также могло повсеместно контролироваться. На тотальный контроль жизни человека вышла наука генетика. Говорят, раньше двоим можно было объединиться, лишь испытывая чувство привязанности друг к другу, и совершенно не учитывался ни возраст, ни генетическая совместимость. В современном обществе деторождение строго регламентировалось на правительственном уровне. Выбрать себе спутника жизни разрешалось лишь из списка указанных и совместимых с тобой генетически мужчин и женщин. То есть тех, у кого проявлялся минимальный риск родить больного ребенка. И если у мужчин это было легче и проще – они могли выбирать себе спутницу до тех пор, пока не найдут подходящую, то у женщин все было иначе. И гораздо печальнее. Каждая девушка, начиная с восемнадцати лет была обязана посетить генетический центр для сдачи материала и подбору подходящего отца для своих детей. Затем она получала список наиболее подходящих кандидатов для ее яйцеклеток, при этом не учитывался ни возраст, ни положение мужчины, он лишь должен быть свободен от других отношений. Иной раз возрастной разрыв в паре мог доходить до абсурдного, но важна была лишь совместимость и чистота генов каждого. Генетики давно научились очищать ДНК от вредоносных программ и болезней. Рак, иммунодефициты, генетически наследуемые болезни давно канули в лету. Мы были тотально здоровы. Выйти замуж каждая девушка по закону была обязана до наступления двадцати одного года, так как это максимально благоприятный период для зачатия и воспитания здорового потомства. Если пара в течение пяти лет не могла завести детей, то им разрешалось выйти из отношений и начать новые. Половая распущенность крайне не поощрялась, и даже наказывалась определенной системой штрафов и лишений, существенно бьющих по благополучию, поэтому такое встречалось крайне редко. Обязательным и желанным для каждой семьи являлось рождение двоих детей, если их получалось больше двух, то семья получала всяческие поощрения от государства, но было крайне редким рождение даже одного, не то что двух детей. Восстановление популяции шло невероятно медленно, даже за такой большой срок, население не увеличилось даже вдвое. Браки то и дело распадались после бесплодного пятилетнего периода. Как будто Земля нам не верила и не торопилась давать второй шанс на выживание. Детей было мало, их берегли, тщательно следили за их здоровьем и развитием. Семьям с детьми оказывалась основательная помощь – им определялось содержание от государства, выделялись специальные люди для помощи дома с детьми, были созданы детские сады с самыми благоприятными условиями, уменьшался рабочий день родителей, выделялось жилье и финансы. Родить детей (здоровых детей, это также строго контролировалось на каждом этапе беременности) – это был прекрасный законный способ найти свое теплое место в жизни, можно было ничего больше не добиваться в жизни (но высшее образование было бесплатным и обязательным), ничем не заниматься, всего лишь родить здоровых детей – и считалось, что ты выполнил свою главную миссию и обеспечил себе комфортное существование. Большинство шло по пути наименьшего сопротивления и стремилось именно к этому. Я злилась, называла это селекцией человеческого вида. Ведь о чувствах речь давно не велась. «Ну что, родим детей?» – Это было обычным способом познакомиться среди молодых людей. Словом «любовь» обозначалось нечто эфемерное из жизни до первой волны несчастий. Примерно, как египетские боги. Все знали, что это, но никогда не встречали. Иногда я думала о том, что из нашего ДНК специально вытравили способность любить, как-то гормонально обезвредили. Тем самым ликвидировав часть нашей души. Но большая часть населения придерживались этих простых правил, и была согласна с ними. Ведь это значительно упрощало жизнь и снимало с тебя ответственность за нее. На каждом этапе нашей жизни нам объясняли (а на самом деле, внушали), для какой великой цели все делается, почему правильно именно так, нам привили мысль, что это нормально. Нормально жить как бездушные роботы и совокупляться лишь для рождения потомства. А жить с ощущением того, что ты все делаешь правильно – бесценно, ведь это является подменой смысла жизни и полностью купирует попытки стремиться к чему-либо. Но у меня, почему-то, не было такого ощущения. Я все видела иначе. У меня внутри, по какой-то непонятной мне причине, не было таких искажающих фильтров, как у всех, и я постоянно испытывала внутреннее сопротивление ко всему, что видела и понимала. Говорят, были и несогласные, но о них лишь ходили слухи, правительственные органы зорко следили за порядком, и бунтовавших больше не видели. Мы освоили новые технологии, перестали загрязнять планету, начали покорять космос, жизнь была размерена, расчерчена, отстроена и обезличена. Оставшиеся материки поделены на округа, руководители которых менялись каждый год и отчитывались о проделанной работе. Папа рассказывал, что решение о постоянной принудительной смене руководства было принято после давнего громкого дела о руководителе одного из южных округов, который, врач по образованию, решил пойти еще дальше. Он стал экспериментировать со внешностью и качествами личности людей, выявляя поломки и культивируя определенные гены. Эти эксперименты плохо закончились, обнаруживались ментальные или психические нарушения, рождающиеся дети были плохо управляемы, неадекватны, неспособны на привязанность, их репродуктивная система была дефектна. Природа не стерпела нового вторжения в ее владения. Мужчина возомнил себя богом и хотел играть миром по своему усмотрению, он пытался убедить всех, что человека можно выстроить заново, сделать таким, как нужно для каждой определенной цели. Но никто не захотел меняться под чужие цели. Его убрали. Куда и как, никто не знает. С тех пор закон был для всех един – один год правление, переизбраться можно только через пять лет, при абсолютном большинстве голосов.

Серые коробки домов одинаковые на вид, всех оттенков серого, полезная структурированная полусинтетическая пища, отсутствие болезней, лишнего веса, сильных неконтролируемых эмоций – вот чем была наша жизнь. Объединившейся паре бесплатно выделялось небольшое однотипное жилье. Хочешь жить лучше – заработай. Или роди детей. Вот тогда жилье увеличивали значительно, разрешались и небольшие удовольствия – бассейн, небольшой клочок земли (на которой кроме блеклой травы, практически ничего не росло).

Самым ужасным для меня было то, что всех, она, такая жизнь, в общем-то устраивала. Хотя, периодически мы видели, как кого-нибудь, с нервным срывом, либо без сознания, увозили медики в серебристом фургоне. Нам говорили, что у него эмоциональное истощение, что он просто очень устал, слишком много работает и слишком старается для блага планеты. Какое там истощение, наши эмоции были надломленными с рождения. Но, правда, через некоторое время несчастный возвращался, пугающе спокойно глядя перед собой и утверждал, что ему помогли, и он снова здоровый член общества. Ему радовались и аплодировали, встречали, как героя, и на этом все заканчивалось. Безразличным и безличным было все вокруг, безвкусным, монотонным и кастрированным. Иногда я думала о том, что нужно жить по-другому, но как – не знала. Ведь я не знала другой жизни. Вернее, я не помнила ее. Зато мои кошмары, видимо, все помнили. От моих криков примерно раз в месяц не помогали ни долгие сеансы гипнотерапии, ни психологические сессии, ни лекарства. Раз в несколько декад я видела перед собой морду страшного хищника, который преследовал меня, после чего я проваливалась в огненную яму и горела заживо. Отец будил меня, гладил по волосам и поил травяным чаем. Я привыкла. Даже к страхам можно привыкнуть. Я постоянно терзалась своим несоответствием с миром. Мне хотелось свободы. Мне хотелось вкусного воздуха. Однажды мы с отцом ездили в экспедицию в соседствующий с нами округ, аномальная зона была в лесу. Точнее, в месте, когда-то бывшим густым лесом. Я уже упоминала, что наша природа вырождалась? От леса оставались невысокие худосочные деревца, серый редкий мох и болота с тяжелыми для нашего дыхания испарениями. Отчетливо помню, какой восторг тогда вызвали эти чахлые островки растительности. Воздух, наконец-то, чем-то запах. Город, с его постоянной фильтрацией был практически стерильным, невкусным, неживым. Я в нем задыхалась. Мне казалось, что фильтровали меня. Но здесь, вокруг растекался запах прелой осенней листвы, оживших редких грибниц, избыток кислорода сделал меня осоловевшей, и я потеряла сознание от избытка эмоций. Отец тогда очень испугался за меня, а я, вынырнув из полусна-полузабытья хорошо помнила, какой дивный сказочный лес мне в тот момент приснился – изумрудный, густой, плотный, запах знойной богатой зелени растекался по сознанию несколько дней. С тех пор, ничто я не любила так, как наши вылазки на природу, ароматы малочисленных трав и мечтала хоть раз вдохнуть запах настоящих полевых цветов.

В этом году мне исполнялось двадцать. Пятнадцать лет назад двадцатипятилетний Эррол Сирокко с группой студентов поехал на исследования какой-то аномалии и нашел там меня. В прямом смысле. Испуганную, грязную худенькую девочку пяти лет, в каких-то жженых лохмотьях, недалеко от места его исследований. Я произнесла лишь одну фразу: «Я Ая Альруна». Уж не знаю, что заставило молодого одинокого вдовца взять себе ребенка, но ему разрешили, связи были. С тех пор он мой лучший друг. Брошенных детей у нас не было, поэтому откуда взялась маленькая оборванка, никто сказать не мог. Прежде чем попасть к Эрролу, меня долго обследовали в генетическом центре, вопрос, что со мной делать и не несу ли я угрозы решался наверху. Что там было не так, неизвестно, но с того момента началась моя «большая игра». Игра в ничем не примечательного члена общества, которым я (и я совершенно отчетливо это понимаю) ни в коей мере не являлась. Но в этом мире я обрела настоящую поддержку, и не чувствовала себя совсем одинокой.

Папа сказал, что я слишком «генетически неоднородна и многообразна», но принципиальных отклонений не выявлено, поэтому я просто должна проходить постоянный контроль. Удивительным было то, что я не числилась ни в одной базе данных, мой генетический код нигде не был зафиксирован, поэтому выяснить, откуда я взялась было невозможно. Незарегистрированный пятилетний ребенок просто не мог оказаться неучтенным на планете со столь серьезным отслеживанием каждого жителя, тем более маленького. Дело тогда звучало громко, родителей искал почти весь мир. Но их не нашли. Поэтому, до того, как выйти замуж, я была обязана два раза в год обследоваться у биопсихолога и генетика. И папа, наблюдавший мое взросление каждый день, и понимавший, что я сильно отличаюсь поведением от обычного ребенка, с детства учил меня правильному поведению в обществе: продумывать каждое сказанное слово, делать нейтрально доброжелательное выражение лица, учил маловыразительной плавной речи. Показывал, как быть как все. Но я совершенно точно не была как все. Я лишь казалась как все.

Наверное, я была самым недовольным человеком на Земле. Я ворчала на безвкусную еду. Меня раздражало практически всегда сизое бесцветное небо. В нашей жизни вообще было мало цвета. Мне было откровенно скучно, я металась, хотя никогда не сидела без дела. Когда я попробовала озвучить свое мнение, моя, так называемая подруга (то есть человек, который раздражал меня меньше остальных) Марта, потягивая в столовой университетского кампуса безвкусный протеин удивленно протянула: «Ты чтоооо. Сегодня такой прекрасный день! Столько интересных знаний получили. Теперь идем домой готовиться к последнему экзамену. А еще у меня сегодня видеосвязь с тремя претендентами на отцовство. А небо сегодня необыкновенного глубокого дымчатого оттенка. Вечно ты ворчишь». После чего я захлопнула рот и поостереглась вот так безалаберно выдавать себя. «Претенденты на отцовство. Гадость какая».

Тем не менее, Марта затронула больную тему. Меня все чаще терзало беспокойство на тему моего двадцать первого дня рождения, которое было совсем не за горами. В лаборатории я уже была, списки получила неделю назад, но боялась даже смотреть в их сторону.

«Что такого страшного, Аюшка, все так живут. Ты же знаешь, это во благо человечества, так нужно». – Папа был таким же «промытым», как и все окружающие, но это не мешало ему быть добрым ко мне, и я его любила таким, какой он был у меня.

Размышления прервал звонок по видеосвязи. Вызывала Марта. Включив видеорежим, я повернулась к изображению, но не успела ничего сказать, как услышала сдержанный возглас подружки: «Ая! Ты представляешь. Вернее, ты не представляешь, конечно же, ну откуда тебе знать. Так вот. Я же говорила тебе сегодня, что у меня сегодня общение с претендентами. Так вот. Знаешь, кто один из них? Ой, ну конечно же ты не знаешь!» О небесные тела! Если она будет так тянуть, я состарюсь раньше, чем она закончит.

– Марта! Не томи, я спать уже ложусь, прошу, закончи раньше, чем я засну! – я демонстративно зевнула.

– Ой, прости, я знаю, как для человека важен сон, тем более для такой молодой….

– Марта, пожалуйста! – я начинала раздражаться.

– Декан факультета молекулярной биологии.

– Что, прости? – я удивленно моргнула.

– Что непонятного. Ты просила быстрее. Так вот, один из претендентов – декан факультета молекулярной биологии. – Марта улыбалась. – Я думаю выбрать его. Обещала подумать еще два дня, но для себя уже решила. Я выйду за него замуж, и мы родим здоровых детей.

– Ох, Марта… Но ему же… он же… – я буквально потерялась в словах, вспомнив почти пятидесятилетнего неопрятного мужчину с клочковатыми выцветшими блеклыми глазами, седыми волосами и бородавкой на верхней губе.

– Ну да, он на двадцать пять лет меня старше. Зато у нас совместимость почти 91%! Это очень надежная цифра! У нас обязательно будут дети! Ну и что, что старше. Зато опытнее. Дети будут умнее. А ты уже посмотрела свой список кандидатов?

– Я… Нет. – меня тошнило от одной этой мысли. – Я просто не могу, Марта, не могу.

– Но ты должна! Тебе осталось всего полгода! – ты же знаешь, если ты не выберешь кандидата, то тебя обяжут выйти замуж за того, с кем твой процент совместимости больше всего. – Марта деловито поправила прядь волос и улыбнулась. – Так что давай, постарайся. Когда ты уезжаешь на практику?

– Через две недели. Вернусь через месяц примерно.

– Отлично, список кандидатов возьми с собой, вечером будет что почитать. Не забудь Ая, это самый важный выбор в жизни. – Марта посмотрела на меня взглядом опытной матери, отслеживающей внешний неопрятный вид нашкодившего ребенка. Наверное, она будет хорошей мамой.