10

Оцепенение, настигнувшее меня, не покидало несколько дней. Каждое утро я просыпался от холодных ручейков осеннего ветра, заглядывающих в щели старого дома, будто проверяющих, есть ли кто живой, и до самой ночи я занимался делами по хозяйству, а потом падал в глубокую яму сна, будто засыпавшую меня холодным снегом.

У Бахмена были небольшие запасы еды в погребе, и я рассчитывал, что на зиму мне их должно было хватить. Еще у него были огромные валенки и бушлат, выглядящий так, будто пережил несколько войн. Я знал, что зима настанет быстро, но не ее я страшился, я боялся лишиться сил. Пока у меня еще их хватало: я неплохо двигался, выполняя тяжелую, монотонную работу, но я знал, что надолго моих сил не хватит. С каждым днем они таяли. Ведь я был всего лишь мальчиком, высоким и тощим как жердь, одиноким и таким несчастным, как тысяча брошенных голодных псов.

Вечерами я смотрел на пляшущие тени от горящей лучины и думал. Думал о Бахмене, об Орике, о родителях, брате, о моем доме… и о старике. Вся моя жизнь перевернулась, разве не этого я хотел? Нет, я не этого хотел, отчаянно твердил я себе. Я хотел вернуть все назад. Мне не нужна была эта грамота и эти глупые книжки, я хотел быть снова безропотным пастухом. Я хотел, чтобы у меня снова был угрюмый и нелюбящий отец, мать, тихая и беспрекословная, насмехающийся брат, и мои друзья – Бахмен и Орик. Только лишь бы они были. «Неужели нет выхода? Неужели нет спасения? Я перестал верить… Вера. Во мне нет веры. Бахмен говорил, что нужно верить и не сдаваться. Он верил, что можно спасти моих родных. Поэтому он и пошел в мой дом, пытаясь мне помочь. Неужели я хочу, чтобы его смерть была напрасной? Этого нельзя допустить!».

Пару раз ко мне приходила Софико с горячим обедом. Мне было совестно брать у нее еду, я знал, что в ее большой семье каждый кусок был под счет. Приходил Ладо, помогал по хозяйству. Я хотел ему отдать пару овец, в знак благодарности за его помощь, но он отказался.

– Я не могу их принять, – сказал он. – Могут быть вопросы, откуда у меня появились овцы, ведь здесь, хоть и кажется, что повсюду тишина, и никому нет дела до тебя, жив ты аль нет, да обманчиво все это. И тебе что-то нужно решать. Сам же понимаешь, справиться одному в этой глуши будет очень тяжело. Ты крепкий парень, сильный, но такая работа не каждому взрослому будет под силу. Ты не можешь все время жить один: здесь могут ходить бродяги. Овец ты тоже не сможешь продать, сразу спросят, почему тринадцатилетний подросток продает имущество родителей, и где есть эти самые родители. Тот же самый Милон может заглянуть сюда. Это, конечно, было ошибкой обращаться к нему. Но, кто знал… Тебе придется обратиться к тетке, Иларий, тебе нужен опекун.

Я сказал, что так и сделаю, но напоследок хочу попробовать съездить к той женщине, которая может изгонять злых духов из домов, о которой говорил Бахмен. Ладо скептически покачал головой, посмотрел на мои полные мольбы глаза, вздохнул и, махнув рукой, сказал: «Ладно, чем черт не шутит, завтра поедем».

Засветло мы запрягли отцовскую лошадь и тронулись ранним сырым утром. Обильные осенние дожди еще не наведывались на нашу землю, поэтому мы без приключений забрались до села Руды, как только миновало время обеда. Но там удача покинула нас: оказалось, Бахмен ошибался – никто из жителей не слышал о некой женщине, обладающей такими способностями. Исколесив все село, мы наконец-то нашли хоть какую-то зацепку: одна пожилая доярка, сказала, что слышала от своей родственницы о такой бабке, но проживает она гораздо дальше, и доберемся мы до нее, в лучшем случае, только к поздней ночи, как бы ни к утру.

Расспросив дорогу, мы двинулись в путь, на север. Чтобы не сбиться ночью с пути, решено было остановиться на ночлег возле небольшого озера. К счастью, у нас с собой был небольшой запас еды и питья, а также тяжелая подстилка из гусиного пера, которая точно не позволила бы нам замерзнуть.

– Ладо, как ты думаешь, кто этот старик? – спросил я, лежа на спине и глядя в черное, усыпанное звездами небо, так схожее с нашим «звездным» ручьем.

– Не знаю, Иларий, не знаю, – вздохнул Ладо. – Я за всю жизнь не сталкивался ни с чем подобным. Да и никогда в нечисть всякую не верил. Но вот это, – он вытащил из-под одеяла левую руку, обмотанную тряпкой, – вот это доказывает, что оно существует. Разве смог бы меня так укусить человек? Никогда бы я не поверил во все то, что случилось с тобой, если бы сам не увидел. Есть кое-что такое, о чем мы не слыхали еще. Вон раньше верили, что Земля плоская и стоит на слонах, а те стоят на огромной черепахе. А сейчас мы смотрим на звезды и знаем, что живем на небольшой круглой планете, а там есть миллионы-миллионы других планет и звезд. Но раньше-то этого не знали. Значит, и есть объяснение тому, кто этот старик и откуда он взялся. На все должно найтись объяснение. Надо просто искать ответы. Чтобы понять, как с ним бороться, нужно узнать про него все. Понять, кто или что породило это существо, найти его источник.

– А ведь старик этот пришел ко мне неспроста. Он пришел в поле, зная, где я нахожусь. Он пришел из-за меня. Когда я в последний раз видел родителей, они сказали, что им не нужна еда и вода, им нужна только страдающая душа. Ладо, это я привлек его своими страданиями. Я так хотел научиться читать, я так хотел ходить в школу, хотел иметь другую жизнь. А теперь, я умею читать дурацкие буквы, а мои… – в горле что-то сдавило, и я не смог больше говорить, слишком больно мне стало.

– Послушай, Иларий, что я скажу, мне тридцать шесть лет, и я за всю свою жизнь совершил много ошибок, очень много. Нет мне прощения за них, и не будет ни здесь, ни на том свете. Я долго размышлял о том, что такое жизнь, и почему часто она нас заводит в дебри. Понимаешь, есть такие тонкие-тонкие мостики. Они периодически появляются у нас на жизненном пути вместе с другими дорогами, мостами, мощенными, каменными, надежными. Но что-то происходит, что тебя манит именно этот мостик. Что-то там такое за ним блестит и привлекает тебя. Но он крайне ненадежный и сомнительный. Большая просторная дорога дает тебе шанс развернуться, но не этот мостик – ступишь на него и все, обратно пути нет. И когда ты делаешь шаг, только тогда ты видишь, что под ним – зеленая мягкая лужайка или бурлящая река, с острыми камнями, которые могут перемолоть все твои кости. Еще шаг и ты начинаешь различать детали, что там на том берегу – успех, счастье, здоровье или что-то страшное и очень плохое. В этом и заключается коварность таких мостиков. Но выбор сделан, и ты не можешь повернуть назад. Все, что ты можешь сделать – это дойти до конца.

Тебе повстречался такой мостик, и ты на него ступил. Тебе не повезло. Но теперь это твой жизненный путь до тех пор, пока не появятся другие крепкие дороги. Мягкая трава под мостом – это спокойная чистая совесть и отсутствие вины и страданий за выбор. Тебе досталась бурлящая река и острые камни – сомнения, обвинение себя за этот шаг, стыд и терзания. Самое главное, что пока ты будешь видеть перед собой эти камни, пока ты будешь чувствовать вину, перед тобой не появится другая хорошая дорога. Ты сойдешь с этого моста только тогда, когда перестанешь видеть камни и бурлящую реку. Понимаешь?

К сожалению, ты не первый кому встречаются эти коварные мосты. Они всегда незаметно возникают перед нашим носом, манят своей неожиданностью и желанием получить то, что за ними находится. Я ступил однажды на один из них, и на моих руках оказалась кровь человека, моего родного брата. Да, Иларий, я убил его. Я родился в очень бедной и очень большой семье, и в раннем возрасте попал на работу к богачам. Тогда это было очень большой удачей, многие голодали, умирали, а у меня была всегда тарелка еды и даже жалованье. Скудное, но в то тяжелое время о лучшем и мечтать было грешно. Мой хозяин был суровым, но он не был плохим человеком, он даже помогал мне, разрешал посещать занятия вместе с его сыном. И я поднахватался кое-каких знаний. Единственное, что меня омрачало, что моя семья голодала. И однажды у меня созрел один план. У хозяина был амбар, где хранилось зерно. Его охраняли только собаки, которых выпускали по ночам в определенное время. Выпускал их сторож, и как-то он заболел, и мне доверили несколько дней выпускать собак. Два дня я их выпускал, как положено, а на третий, я подговорил брата пробраться к амбару и вынести мешок зерна. Никто не хватился бы его, все знали, что собаки надежно охраняли территорию. В назначенное время брат забрался в амбар, а я должен был ждать свист брата, означавший, что он в безопасности, и только тогда открыть задвижку, чтобы выпустить собак. План был прост, как ясное стекло, но все случилось не так, как я думал. Хозяин почему-то решил проверить меня и в то самое время, когда я ждал знака от брата, оказался рядом. Он спросил, почему собаки еще не выпущены. Я не знал, что ответить. Он закричал на меня, чтобы я выпускал их, а я все ждал, когда же услышу знак, но его все не было и не было, а хозяин в бешенстве кричал и кричал: «Выпускай! Ты что оглох? Выпускай!». И я открыл задвижку. Сначала было тихо, я обрадовался, что ведь брат успел убежать, что я просто не услышал свист, но когда собаки яростно залаяли, и я услышал крик, мое сердце остановилось. Брат не успел добежать до выхода, его разорвали в клочья. Рядом с ним валялся мешок рассыпанного зерна. И никто тогда не узнал, что этот вор был моим братом.

Долго и страшно я ненавидел и презирал себя. Я мог бы тогда упасть на колени и сказать хозяину правду, что там мой брат ворует его зерно. Нас обоих бы выпороли, отправили в тюрьму, но брат был бы жив. Но тогда я в первую очередь подумал о себе. Я был чуть старше тебя, Иларий, и я испугался, что потеряю работу, что снова узнаю о голоде, мне страшно и стыдно было признаваться в том, что я подлый и лживый человек. Мое малодушие стало причиной гибели моего брата, но, когда уже все произошло, пути назад не было. Долго я хотел покончить с собой. Но каждый раз я снова и снова ощущал себя безвольным и малодушным человеком. Я не смог. Сейчас у меня есть сын, которого зовут так же, как и брата – Тито. И он очень похож на него. Сейчас я стараюсь, насколько это возможно искупить свою вину, но я понимаю, чтобы я не сделал, моего страшного поступка ничто не искупит. И я смирился с этим. Нужно жить дальше, Иларий, нужно жить, как бы сложно ни было.