Глава 2

Четыре дня назад, или пять, или даже шесть, надеюсь, дольше в отключке я не была, меня разбудил звонок старшей сестры. Как бы мне не хотелось прерывать сладкий утренний сон, проигнорировать родную сестру и работодателя я не могла.

– Ум-ф-п-у, – вместо приветствия выдохнула я в трубку.

– Здравствуйте, Фаина Сергеевна! – пропела сестрица. Тут же перед глазами возникло ухоженное лицо, безупречный макияж с акцентом на губы, стильная оправа и новомодный – из самых последних коллекций лучших модельных домов – наряд.

– Привет, – не поддержала я официальный тон.

– Во-первых, я хотела убедиться, что моя сестра жива и в здравии, – услышала я ответ, предвосхищающий мой вопрос. – Во-вторых, спросить – ты ещё помнишь, что числишься в отделе спортивной журналистики?

– Помню, – как не помнить.

– Штатно, – добавил елейный голос.

– Помню.

– Какое прекрасное утро. Ты жива, в здравии, в уме, и даже помнишь, где работаешь! Страшно хочется поделиться радостью с человечеством. Начну с тебя. Сегодня в два у меня перерыв на обед, присоединяйся, у редакторского отдела для тебя задание.

– Какое? – откинулась я на подушку. Может, уволиться? Какой из меня журналист, да ещё спортивный, корреспондент или репортёр?

– Придёшь – узнаешь, – после этих слов сестрица отключилась, а я, как овца на заклание, отправилась приводить себя в порядок перед встречей с Нашим Всем всего семейства Люблянских.

Обедала Агриппина в одном и том же камерном кафе, найти её не составило труда. Она сидела за дальним столиком перед чашкой капучино, устроив одну кисть на другую, любуясь на свежий маникюр и давая возможность получить эстетическое наслаждение людям.

– Моё почтение, – бросила я и села напротив.

– Здравствуй, здравствуй, – синий взгляд скользнул по мне сквозь очки, и я уверена, в эти три секунды было отмечено всё: блуза рубашечного кроя, брюки, видимо, не подходящие к блузе и бёдрам, обувь, короткий пуховик, шапка крупной вязки и хвост на бестолковой голове.

Одежда на мне была не просто новая, чистая, удобная, но и модная, только не соответствовала отпрыску благородного семейства. В общем-то, я вся, от макушки до пяток, включая немного курносый нос, чуть полноватые бёдра и всеми признанный статус неудачницы, не соответствовала Люблянским.

Существует всем известная сказка, где «старший умный был детина, средний был и так, и сяк, младший вовсе был дурак». У четы Люблянских, моих родителей, было не три сына, а три дочери. А дальше расхождений со сказкой не так и много. Кто-то должен быть признан дураком.

Люблянская Артемида, в девичестве Прохорова, ныне счастливая жена и мать трёх дочерей, некогда успешная балерина, вышла на покой в тридцать лет, на пике карьеры, выхватив счастливый билет в виде преуспевающего бизнесмена и фамилии Люблянская. Согласитесь, Артемида Люблянская звучит красочнее Прохоровой. Не мешкая, она закрепила свой успех рождением трёх дочерей, оставшись при этом в отличной форме.

Семья Люблянских – воплощение ставшей крылатой фразы: «Папа работает, а мама красивая». Артемида действительно была красива в молодости, даже сейчас грация и аристократические манеры оставались при ней. Достижения же косметической хирургии и инновационной косметологии помогали достойно выглядеть.

Сергей был не столь красив, хоть и обладал мужской харизмой, притягивающей дам от восемнадцати до восьмидесяти. Главными достоинствами Сергея были умение зарабатывать хорошие деньги и обширный кругозор. Артемида искренне любила первое и не могла по достоинству оценить второе. В самом деле, какое дело ей до космических небесных тел, находящихся за пределами нашей звёздной системы, квазаров и прочих сверхдальних объектов, если в этом сезоне в моде фалунский красный, а в Большом дают Коппелию. По задумке Артемиды, её совместные с Сергеем дети должны были родиться красивые, как мама, и умные, как папа. Так оно и получилось в двух случаях из трёх.

Агриппина была копией матери, с успехом училась балету в Лиссабоне. И не менее успешно вышла замуж на преуспевающего бизнесмена, помимо прочего владеющего издательством глянцевых и периодических журналов, где сейчас трудилась, естественно, директором. Ведь к красоте мамы и деньгам мужа прибавлялся ум папы.

Младшая, Аврора, сделала блестящую карьеру в художественной гимнастике, сейчас сияла красотой на раутах и вечеринках, тщательно следя за собственной репутацией. Чтобы к моменту, когда познакомится с кем-нибудь успешным и перспективным, быть вне подозрений и скандальных сплетен. Одновременно с этим она закончила факультет журналистики и вела светскую хронику в одном из журналов Агриппины.

А я… Иногда я думаю, что когда мама впервые взглянула на меня в родильном доме, она воскликнула: «А это что за… Фая». Меня и назвали максимально не пафосно, не в духе блистательной Артемиды Люблянской – Фаина. Ещё в дошкольном возрасте стало понятно, что я сломала мамину систему, родившись красивая, как папа, и умная, как мама. Скорее всего, Аврора появилась с единственной целью – закрыть неудачу со мной.

Нет-нет. Мной занимались, пытались вырастить из того, что уродилось, человека. Честное слово, я не росла нелюбимым и заброшенным ребёнком! Меня водили в спортивные секции, где тренеры один за другим разводили руками, намекая маме, что из славной белобрысой девочки не получится олимпийской чемпионки по фигурному катанию, художественной гимнастике, большому теннису, горным лыжам, дзюдо. С шахматами и ранним развитием я тоже не подружилась. В пять лет читала лишь по слогам, считала только в пределах двадцати, а английский и французский языки учила по детским песенкам, никак не желая поддерживать беседу с родительницей. У меня не обнаружили абсолютного слуха, тяги к рисованию, и даже кружок оригами не вызвал в моей душе отклика.

В итоге меня «приткнули» в спортивные бальные танцы, к знаменитому тренеру, который терпел меня из уважения к заслугам мамы и деньгам папы. У меня даже партнёр был – мои родители честно оплачивали занятия талантливого мальчика за честь таскать меня по паркету. Кое-как мы добрались до международных конкурсов, болтаясь где-то в середине турнирной таблицы, но и тут Артемиду ждало разочарование. Мой подрастающий организм отреагировал на гормональный взрыв раздавшимися бёдрами и неатопической астмой^[1], встречающейся не чаще трёх процентов от общего количества больных, а у детей и того меньше. И если в бёдрах заслуженный тренер большого греха не видел, то астма подбила на корню хрупкие ростки надежды на моё очеловечивание. Врачи запретили сильные физические нагрузки. К чести Люблянских, мой партнёр остался на их финансовом попечении и в дальнейшем достиг приличных высот.

Несколько лет меня усердно лечили. Показывали светилам медицины, отправляли в санатории и в благоприятные климатические условия с доверенными лицами. У мамы оставались ещё две дочери, требующие времени и сил, так что я не в обиде. Да и на что обижаться? На четыре года в Италии? Или летние каникулы в Швейцарии? И всё это без родительской ежесекундной опеки и наставлений! Любой подросток, не раздумывая, вытянет подобный счастливый билет. Постепенно приступов становилось меньше, а потом они и вовсе сошли на нет. Врачи предупреждали, что диагноз со мной навсегда, но в последнее время я даже не вспоминала о заболевании, скрасившем мне юность.

После окончания российской школы экстернатом, попутно получив школьное образование в Италии в естественно-научном направлении, я поступила учиться на журналиста. Выучилась с горем пополам, не имея ни малейшего желания ни быть этим самым журналистом, ни слыть им.

К двадцати шести годам я не сделала значимой карьеры в мире спорта, музыки или балета. Не достигла высот в бизнесе, не вела успешный тревел-блог, не стала востребованным журналистом, политиком, кинодивой.

Я не выглядела как модель, обходилась без виниров и удаления комков Биша. Ко всеобщему ужасу дам Люблянских, не боролась с лишним весом, которого, по всем нормам, у меня не было. Мой рост остановился в шестнадцать лет, достигнув стандартных ста шестьдесяти двух сантиметров, а вес держался на уровне пятидесяти двух килограмм. При этом у меня была в наличии грудь полного второго размера и те самые, треклятые бёдра. Чтобы достигнуть вожделенных сорока восьми кило мне нужно попросту отрезать грудь и большую часть мягкого места или перестать есть совсем. Откуда, скажите на милость, у столь бесталанной и бестолковой меня возьмётся сознательность для подобного подвига?

Глава 3

Я сидела и сосредоточенно жевала кусок шарлотки так, будто это дело всей моей жизни. Тщательно пережёвывала, как и положено, минимум пятьдесят раз. Запивала душистым чаем с какими-то травами. Душицей или зверобоем, в лекарственных растениях я понимала ещё меньше, чем в деревьях. Волшебное сочетание вкуса и аромата.

Украдкой я поглядывала на визави. Первое впечатление не обмануло. Парень действительно симпатичный, с удивительно добродушным взглядом. Казалось бы, ничего сногсшибательного в нём не было. Не фэшн или фитнес модель, на котором невольно останавливается взгляд, и любое девичье сердце пропускает удар. Потом подключается здравый смысл, возникают вопросы: зачем он нужен? Что с ним делать? Появляются мыслишки о сексуальной ориентации объекта вожделения, предполагаемом нарциссизме и неуживчивом характере. Критическое же мышление добивает контрольным выстрелом: зачем ты ему нужна? Но в первые секунды, самые первые, сердечко обязательно ёкает.

Поражала даже не внешность Кирилла, а само удивление. Оказывается, я давно не видела простых лиц, открытого взгляда и тёплой улыбки. На секунды я почувствовала себя неловко, чтобы как-то сгладить момент, в очередной раз поблагодарила Кирилла за угощение:

– Спасибо, очень вкусно.

– На здоровье, – ответил Кир и снова улыбнулся, невольно я засияла в ответ, мечтая сказать что-нибудь непременно остроумное.

В это мгновенье дверь распахнулась, на пороге появился высокий мужчина, закрывающий плечами в куртке и пушистой меховой опушкой капюшона всё пространство проёма. Могу поспорить на что угодно, от мужчины пахло морозом.

– О, пришла в себя, – громогласно заявил вошедший, отодвинул панель стены в строну, обнаруживая нечто вроде большого гардероба, скрылся там, чтобы вернуться через минуту, уже без куртки и в домашних тапочках.

– Сам пёк или гостья? – кивнул он на шарлотку, полоская руки под краном.

– Сам, – ответил Кирилл, демонстрируя мечту рекламной компании стоматологической клиники.

– Угощай, – мужчина уселся рядом с Кириллом, широко улыбнулся, глядя на меня, не оставив никаких сомнений в родстве с владельцем «Звезды Хакасии».

– Пришла в себя? – это он обратился уже ко мне, я нахмурилась, пытаясь вспомнить, где я слышала этот голос. Никаких сомнений, раньше я не встречала этого человека, больше похожего на медведя. Такого… славянского медведя, с сединой на висках, синими глазами и широкой улыбкой.

– Да, спасибо, – растерянно пробормотала я.

– Вот и ладушки, вот и славно, – мужчина протянул здоровенную ладонь. – Не обижал тебя этот обормот? Ты, если что, сразу мне говори. Вмиг мозги на место поставлю.

– Что вы, не обижал, – возразила я.

– Вот и хорошо, можешь звать меня дядей Андреем, – я опешила. С детства не слышала подобного обращения, если покопаться в памяти, и тогда не слышала. Кого-то звали по имени отчеству, кого-то лишь по имени, в зависимости от степени близости и родства. Никаких «дядь» и «тёть» припомнить я не смогла.

– Фаина, – представилась я в ответ. – Можно без «тётя», – добавила зачем-то.

– Шутит, значит всё отлично, – закатился в смехе Андрей… дядя Андрей.

И я вспомнила, когда и при каких обстоятельствах слышала этот голос и особенно раскатистый смех.

Билетов на прямой рейс в Абакан не было, или ассистентка Агриппины не заморачивалась, а я не стала спорить. Пересадка в Новосибирске меня не смутила. Провести несколько часов в аэропорту столицы Сибири – не проблема. Начиная с детского возраста, я много путешествовала, самолёты, поезда, вокзалы были для меня обыденностью.

Всё прошло гладко, я поболталась в Толмачёво – аэропорт в Новосибирске, – поскучала в зоне отдыха, полистала журналы, приобретённые там же, выпила кофе, перекусила, углубилась в чтение романа, который откладывала до лучших времён. Минус тридцать пять на улице, толчея Толмачёво – удачное время для чтения. Несмотря на тесноту Эмбраера^[2] полтора часа полёта из Новосибирска в Абакан прошли незаметно, за чтением того же романа. Приземлись мягко, в это же время книга закончилась, я удовлетворённо вздохнула и уставилась в иллюминатор, разглядывая местность, куда прилетели. Занавеса неспешно оседающего снега и низкие облака скрывали здание аэропорта – виднелись лишь яркие огни и надпись «Абакан».

Ничего особенного погодные условия не скрывали. Небольшой аэропорт с громким названием «Дружбы народов», вальяжно катившиеся полупустые перронные автобусы, суета в зоне получения багажа. Информационное табло, стойки регистрации.

Какое-то время я честно стояла в центре большого зала, оглядывая пространство вокруг себя, вглядываясь в пассажиров, встречающих и спешащих по своим делам служащих аэропорта. Во всех, просто на всякий случай, из детской веры в чудо. Меня не встретили.

Ассистентка Агриппины твёрдым голосом пообещала трансфер прямо до «Звезды Хакасии». Я сильно сомневалась, что питомник, находящийся за сотню километров от Абакана, предоставляет всем гостям трансфер, а если быть совсем честной, что вообще предоставляет, но с девицей на том конце провода спорить не стала. Если «Звезда Хакасии» не оказывает услуги трансфера, то Агриппина, в девичестве Люблянская, в состоянии организовать какое угодно перемещение. Хоть из точки «А» в точку «Б», хоть от Луны до Марса.

И всё-таки меня не встретили. Вот она я. Вот мой любимый чемодан на колёсиках с пристроенной сверху сумочкой. Вот рюкзак с ноутбуком и блокнотом для заметок. Вот поясная сумка такой же жизнерадостной расцветки, что и чемодан с сумкой. Вот они – мы, готовые писать заметку о вашем мальчике, вернее, питомнике. И никто нас не встречал. Ни меня, ни поклажу яркой, неуместной для сурового Абакана расцветки.

В общем-то, выбор у меня был, и довольно большой. Я могла отправиться в любую гостиницу Абакана, могла позвонить сестре и потребовать злосчастный трансфер «прямо сейчас», могла остаться в аэропорту и ждать неизвестно кого и чего, но я решила добираться самой. Гугл карты показали расстояние – всего ничего, туда-сюда сотня километров на просторах Сибири. В справочной услужливо объяснили, как и каким образом добраться до нужной точки. Сверившись с расписанием, спасибо Тиму Бернерс-Ли – парню придумавшему интернет, я решила, что доберусь быстрее на автобусе.

Улица встретила крепким морозцем, искрами снега и паром изо рта встречных людей. Пасмурно, пугающе неприветливо. Не знаю, что мной двигало в этот момент, наверное, идиотическая уверенность в собственном всемогуществе и временное помутнение рассудка. Если когда-нибудь папа узнает о моём поступке, наверняка запрёт меня в загородном доме, поставит пару охранников у дверей, заодно приведёт психиатра для ненавязчивой беседы и постановки предварительного диагноза. Не удивится мама, ещё в родильном доме понявшая, что на свет появился не отпрыск Люблянских, а просто Фая. И мой бывший вряд ли выкажет удивление. Он часто говорил, что рассуждаю я альтернативно. В тот день, я уверена, случился апофеоз альтернативного мышления Люблянской Фаины Сергеевны.