…Есть необозримо огромная область человеческой жизни, с которой до сих пор непосредственно связано лишь одна сторона христианского культа: это область отношений между мужчиной и женщиной и связанное с ней таинство бракосочетания. Великая аскетическая эра, так жестко и сурово отпечатавшаяся на историческом христианстве, привела к тому, что брак и деторождение были освящены таинством, но …есть некое противоречие в том, что таинство оформилось словосочетанием, не лишённым надуманности и сухости.

И будет: Иоанн: «…к вам сошел диавол в сильной ярости, зная, что немного ему остается времени!» (Апокалипсис, 12, 7—12).

В природе начнутся необъяснимые явления, внушающие ужас, как предвестия какой-то космической катастрофы, еще не бывавшей и, может быть, завершающей. Только ничтожная горсть устоявших, рассеянных по всем концам земли, поймёт эти явления. Они поймут, что свыше двух тысяч лет спустя после Голгофы Планетарный Логос вошёл, наконец, в свою полную силу, достаточную для того, чтобы совершить преображение земли.

«И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце <…> Она имела во чреве и кричала от болей и мук рождения <…> Дракон сей стал пред женою, которой надлежало родить, дабы, когда она родит, пожрать ее младенца. И родила она младенца мужеского пола… и восхищено было дитя её к Богу и престолу Его…) И даны были жене два крыла большого орла, чтоб она летела в пустыню в своё место от лица змия и там питалась в продолжение времени, времен и полвремени. И пустил змий из пасти своей вслед жены воду как реку, дабы увлечь её рекою. Но земля помогла жене, и разверзла земля уста свои и поглотила реку, которую пустил дракон из пасти своей. И рассвирепел дракон на жену и пошел, чтобы вступить в брань с прочими от семени ее, сохраняющими заповеди Божии и имеющими свидетельство Иисуса Христа» (Апокалипсис, 12, 1—2, 4—5, 14—17).

Что значит «Жена, облеченная в солнце»? Это – Звента-Свентана, объятая Планетарным Логосом и рождающая великий Дух второго эона (мировой период). В мировой истории это отобразится Розою Мира, в крайних муках подготавливающей человечество во времена перед антихристом, при нем и после него, как грядущий сосуд ко вмещению этого рождаемого Духа.

Наконец, одно из знамений прочтётся как знак, что в высших мирах метаистории все подготовлено.

Несколько десятков человек – всё, что останется от Розы Мира, —установят связь с теми немногими из людей и полуигв, которые, независимо от Единой Церкви и даже не зная о Ней, совершили внутренний выбор светлой направленности. Будет подан знак о том, что наступает время соединения всех оставшихся в живых братьев Света в одной точке на поверхности земли. Преодолевая все препятствия, сто или двести верных соберутся воедино, и последний из верховных наставников возглавит их. В Откровении Иоанна это место названо по-еврейски «Армагеддон». Я не знаю, что значит это слово. Мне кажется, великое событие это совершится в Сибири, но почему для последней встречи изберется именно эта страна, мне неизвестно».

Итак, если согласиться со святителем Игнатием (Брянчаниновым), что наука есть оскорбление Бога, то человек, занимаясь ею, поступает неправильно. Почему же он поступает неправильно, стремясь к знанию? Ведь знание есть развитие ума и только умный и образованный человек способен понять глубокий, истинный смысл, содержащийся во многих очень простых словах. С виду простых, но скрывающих за собой таинственные, сияющие глубины высот великих истин. Разве Богу не угодно, чтобы человек становился умнее?

Увы, есть ум и ум. Есть земное человеческое умствование, базирующееся на самомнении и гордыне. Человек, ставящий на первое место достижение благополучия именно на земном уровне, то есть стремящийся к добыванию материального барахла и власти над ближним, знание, перенятое у других людей, приобретает именно для того, чтобы добиться своих земных целей. И есть знание, возвышающее не только разум человеческий (причём не только на земном уровне, а обязательно и на духовном), и просвещающее душу и дух. (Ведь до сих пор ближайшим синонимом слова «знание» есть слово «просвещение»! ).

Потому что всё истинное знание, то есть как раз знание просвещающее, возвышающее принадлежит Богу, исходит от Него. Иначе говоря, всё то, что мы называем информационным полем, полагая, что оно образовалось от излучений стремящегося к знаниям человечества, существующего десятки тысяч лет, которое мы часто зовём Высшим Разумом, есть – Разум Бога, Его сознание, Его Дух, Энергия, излучаемая Им и, одновременно, составляющая Его существо.

И когда мы, в погоне за каким-то куском знания, который кажется нам срочно необходимым для достижения именно земных, то есть корыстных целей, врываемся в этот Разум, то хватаем не именно то, что искали, в чём, якобы, нуждались, а то, что попалось в точке пролома. И мы хватаем попавшийся нам кусок Знания, и уносим его, и не знаем, что нам делать дальше с этой разбойной добычей. (Кто сомневается, пусть сходит в патентную библиотеку, которые есть во всех областных городах, и убедится, сколько самых различных изобретений запатентовано, но никогда никем не использовалось, да и вряд ли будет использоваться, сколько бы мир не простоял! Потому что эти знания были вырваны из духовного контекста, а человек пытается их использовать с меркантильными целями).

Странно ведь даже не то, что такой грабёж нам довольно часто (если учесть количество попыток) удаётся. Это-то как раз понятно: всякий человек, кто хотя бы несколько шагов сделал по пути к Господу, понимает, что Он не только любит нас, но и – жалеет, сочувствует, всё готов отдать нам, лишь бы образумить и помочь спастись. То есть вернуться в рай. Вернуть всё на круги своя.

В этом нашем занятии науками странно совсем другое: ни один из учёных (начиная с момента овладения грамотой) не понимает, что здание своего образования (просвещающего!) надо строить на прочном фундаменте. О, нет, этот фундамент – вовсе не постижение грамоты, письма и счёта, как мы привыкли думать за многие века жизни, проведенной вне прямого и радостного общения с Отцом нашим Небесным. Этот фундамент – понимание, что Знание есть – Бог. И что можно не тратить лучшие годы – детства, юности, взросления – на зубрёжку учебников (тем более, что потом три четверти вызубренного испаряется из наших голов! Ибо мы учим не то, что нам понадобится когда-нибудь, а то, что учат все, что принято знать, неизвестно зачем!), а следовало бы это время потратить на постижение Закона Божьего. Поняв этот Закон, полюбив Господа, осознав, что Он – воистину Отец наш, надо начать жить именно так, как Ему угодно: в согласии с законами существования Вселенной. Ибо только тогда возможно гармоничное существование всякого живого организма.

А придя к такому пониманию, разобравшись в себе и – следующая ступень – в том, какой дар Божий в тебе самый главный, надо заниматься развитием и доведением до совершенства важнейшего своего таланта. И вот тогда, осознав отсутствие какого-то знания или понимания, надо искренне попросить: «Отче! Могу ли я узнать, что это такое? Могу ли я воспользоваться этим? А если могу, разреши мне это!» И принять прямо в мозг определённую сумму знаний, которые легко и гармонично соединившись со знаниями уже имеющимися, правильно и крепко улягутся в стены, стоящие на крепком фундаменте.

И тогда мы будем заниматься наукой совсем по-другому. Мы, приступая к изучению выбранной науки, предполагаем, что вот мы сейчас изобретём некое сооружение или вещь, которая осчастливит человечество и прославит на века нас самих (а зачем?). Однако, почему-то, неизменно изобретаем очередную бомбу или иное абсолютно бесполезное сооружение, которое не нужно даже нам самим. Кунсткамеры, коллекционирующие всякие уродства, неустанно пополняются кошмарными экспонатами, ежедневно показывающими нам, считающим себя умными и учёными, нашу безмерную глупость. И даже хуже – степень нашего отчуждения от Бога. Степень нашего непонимания, бессердечия, тупого высокоумия и прочих наших качеств того же ряда.

Чего, на самом деле, стоит человек, у которого сердце пустое? Сколько бы разнообразных человеческих знаний не забивал он в свои мозги, но если оставлены при этом пустыми сердце и душа, можно добиться только одного: нарушения божественного равновесия. Если человек состоит их трёх частей – ума, сердца и духа – то разве мудро только одну часть заполнять, а две другие оставить совершенно пустыми? Не разумнее ли было бы сначала заполнить самое главное, дающее основу, устойчивость и прямоту – душу, потом заполнить (то есть возвысить максимально – по направлению к Небу) – дух, и только потом – голову?

Мы же делаем то, что делаем. Если посмотреть на наше поведение с такой точки зрения, придётся согласиться со святителем Игнатием, что не только наша наука, но и многое ещё в нашем привычном для нас поведении есть оскорбление Бога. А потом удивляемся, что наша жизнь так плоха и что Господь не помогает нам.

Это не Он нам не помогает, это мы Его не видим и не слышим настолько, что даже такую огромную руку, как Его, не можем увидеть и опереться на неё. Что даже такой громкий голос, как Его, не слышим. Что мы не только глупы, слепы и беспомощны, как новорожденные кутята, но ещё и – в бесовской гордыне – полагаем, что умны, всезрящи, всезнающи, всемогущи и ни в чьей помощи не нуждаемся. Ибо знаем, умеем и можем сами – всё!

…Как-то, встав из-за письменного стола, Татьяна привычно сделала несколько упражнений, чтобы размять затёкшую спину, и, раскинув в стороны руки и потягиваясь, закрыла глаза. Но в этот раз оказалась спиной к окну, хотя всегда, встав, оказывалась к окну лицом. То ли такое положение тела, то ли неожиданность (Татьяна встала-то вовсе не с той целью, чтобы увидеть то, что ей не собирались показывать, а чтобы дать отдохнуть мозгам и переменить позу тела) привела к сюрпризу. (Если Татьяна чего-то всю жизнь совершенно терпеть не могла – так сюрпризов! Никогда они, на самом деле, не бывают приятными!).

Закрыв глаза, чтобы потянуться до хруста в спинном хребте, Татьяна так и застыла в более чем нелепой, с раскинутыми в разные стороны руками и в «потягушечках» позе. Потому что увидела – сначала «третьим» глазом, а потом и широко распахнутыми земными глазами, прямо перед собой, на расстоянии метра, самого натурального, по классическому описанию, чёрта. При всём том, так сказать, «вооружении», которое было на нём навьючено и явно употреблялось на полную мощь постоянно и ежедневно, он должен был бы Татьяну напугать. Но она не испугалась: выглядел он жалко. Стоя на двух ногах, был сильно наклонён, словно собирался встать на четыре ноги, но в момент наклона, опускания на четыре конечности, почему-то оглянулся и увидел кого-то: явно очень высокого ранга (из Сил Света?), кого-то очень сильного. Ибо на роже его был явный, неприкрытый страх, но страх этот перемежался со столь же сильной растерянностью. Словно страх, предполагавший, как минимум, основательную трёпку с последующим изгнанием в тартарары почему-то не получал подтверждения в виде конкретных действий того, кого так испугался нечистый, и именно это лишило его и так небольшого ума.

Посмотрев машинально туда же, Татьяна не увидела никого: словно опять задёрнули чёрную штору. Но Спутники объяснили ей:

– Ты не достигла ещё того уровня, чтобы иметь право видеть нас.

Вот именно. Татьяна видела всегда, словно в моменты работы ей надевали шоры, только объект приложения сил. То есть видела что-то только прямо перед собой. Во всё же остальное время она практически теряла видение и даже не ощущала при этом никакого дискомфорта. Потому что с некоторых пор поняла, что увидеть видением можно не только то и тех, кто порадует глаз, но и тех, кто окажется весьма неприятным зрелищем. Так что создавшийся порядок её очень устраивал. Тех же, кто назывался Спутниками и Ведущими, и кто трудился с ней рядом и вместе уже годы, Татьяна не видела на все сто процентов ни разу. Да и увидит впервые ещё очень нескоро. Что самое удивительное, она и не будет пытаться делать это, потому что поймёт: видеть их ей явно слишком рано.

Но одновременно ей и ответили на не заданный вопрос о том, кого именно увидел нечистый. Если Татьяне нельзя видеть Спутников, то явно именно один из них своим неожиданным появлением так напугал несчастного чёрта. (Которого увидеть ей почему-то никто не мешал!). Появление Спутника повергло несчастного беса в ступор, потому что встреча с собственными вышестоящими начальниками для него всегда заканчивалась определённым образом. Так что чего-то иного от встречи с представителями чужого для него высшего сословия он в любом случае не ждал бы. Но поскольку здесь отношения друг с другом были абсолютно другими, то бесу пришлось бы это понять, осознать и принять как факт. Но это было для него слишком сложной задачей.

И вот, воочию перед собой наблюдая кого-то, кто просто-таки обязан был шугануть столь мелкую шавку, как он (особенно на фоне столь неприкрытого страха, провоцирующего на жестокость), но не делал этого, вызвал такую сильную растерянность, что она поневоле уменьшила страх. Но не до такой степени, чтобы нечистый сообразил хотя бы убраться из поля зрения Гостя. Он так и застыл карикатурным памятником самому себе.

Но! Гость зачем-то же явился именно сюда, к земному месту обитания Татьяны, вернее Звенты-Свентаны. Но зачем, Татьяна так и не узнала. Потому что она ещё и рта (мысленного) не успела открыть, чтобы спросить, Кто пришёл и зачем, как её немедленно отвлекли. Это так называемое отвлечение происходило мгновенно: с одного, любого, предмета мысли или разговора Татьяна молниеносно перескакивала (не своей волей) на другой, никак с первым не связанный, и столь же увлеченно, как первым, занималась вторым предметом. Через несколько минут она обнаруживала, что её опять «увели» и понимала, что могла опять увидеть или услышать что-то, что ей видеть было рано.