Естественно, у человека был Ангел-хранитель, допустивший миг растерянности, в который он подопечного ему человека чуть не упустил. Но Ангел тут же бросился в сражение, человека – освободил, но рассерженный донельзя дьявол немедленно кликнул подмогу и схвачен был уже сам Ангел. Скопище врагов уволокло его в свои чёрные глубины и что они делают там с Ангелом – легко догадаться. Но он ещё жив, – мы знаем это совершенно точно, потому что поддерживаем с ним постоянную – но, увы, только мысленную связь. Господь для спасения Ангела мог бы, конечно, послать Небесную Рать, но ведь это означало бы начало новой Войны, которая закончилась бы неизвестно когда и неизвестно чем. Вернее – известно, и именно поэтому, пока есть другие способы решить конфликт, нужно использовать их все. Мы почти все и использовали, но пока безуспешно. И вот на очереди – следующий вариант.

– То есть – мы?

– Именно. Суть, видишь ли, в том, что души – живых, земных людей! – могут спуститься или подняться куда угодно в иных мирах, имея гарантией свободы – земную жизнь, то есть – нить жизни, связующую душу и тело, держась за которую душа сможет вернуться. И – чистоту помыслов, чистоту цели, с которой душа посетила иные реальности. Чем чище душа, чем просветлённее ум – тем сильнее в человеке Дух Божий и тем, следовательно, недоступнее душа для любых вражеских посягательств… И тем обязательнее она, по соединяющей душу и тело Нити вернётся откуда угодно…

Так что в оккупированные тёмными глубины за Ангелом должен (и, единственно, может) спуститься именно человек и поручить это решено именно Татьяне. И, очевидно, тебе. Но вам обоим предстоит ещё многое узнать, понять и принять – сердцем принять, душой. Особенно тебе. Чтоб ты не только пойти туда смог, не только вернуться сам, помочь Татьяне, но и спасти из логова Злых Сил страдающего в плену Ангела… И мускулы твои в этом, – грустно улыбнулся Алексей, – увы, не пригодятся…

– А что пригодится?

– Только сила души и духа. И еще – мозга, мысли, интеллекта.

– И что я должен делать?

– Учиться – на первом этапе. Пройти экстерном начальный курс многих необычных наук, не доступных не посвящённым, то есть людям, не допущенным Светлыми Силами к овладению и использованию множества, для нынешнего человека ставшими тайных – знаний и возможностей… А только такие знания помогут тебе выиграть будущее сражение, если оно случится, а это, кажется, неизбежно…

Лысому и Татьяне, похоже, предстояло оказаться студентами учебного заведения более чем странного и приобрести знания действительно из ряда вон выходящие. Хотя что ещё ему могут сообщить?

– Я согласен! – повторил Лысый, внезапно почему-то догадавшийся, что от него ждут ещё одного, окончательного, подтверждения – что его решение не только состоялось, но и принято к исполнению. И услышал вздох облегчения, исторгнутый молчавшей до сих пор Татьяной.

Лысому – и Татьяне – предстояло самым скоростным экстерном, если только возможно такое словосочетание, постичь начала науки духовного видения, то есть способности видеть – «третьим глазом» – иные миры, привыкнуть передвигаться и действовать в них, то есть в мирах, которые отличаются одним или несколькими физическими параметрами и, следовательно, живут по несколько иным законам…

О возможности такого, духовного, зрения у себя Лысый не то что не подозревал, а с истинным наслаждением высмеял бы любого, предположившего нечто подобное, ещё три дня назад. Не верил он, если честно, ни во что сверхъестественное, и тем более, и в какие бы то ни было паранормальные способности, у себя – особенно. Все мы, считал он, тешим себя прекрасными сказками, чтобы нам не так противно и мучительно было жить в этой печальной юдоли. А сказки-то вдруг обернулись реальностью, и он в этой, ещё вчера совершенно немыслимой, реальности стал практически главным героем…

Лысому всё время очень хотелось спросить, где находится и как выглядит вход в адские глубины, но он почему-то сдерживался, стесняясь этого своего, недостойного мужчины, любопытства. Поэтому с глубоким вниманием выслушивал и с максимальным тщанием пытался освоить все те новые методики, которые им с Татьяной преподносил Алексей, меняясь с неизвестно откуда прибывшим Виктором. Виктор выглядел бы совершенно обыденно, воспринимался бы самым обыкновенным человеком, если не обращать внимания на то, что ткани, из которых была изготовлена его, самых вроде бы обычных моделей и цветов, одежда – так и бросались в глаза своим необыкновенным качеством. Один лишь случайный взгляд – и даже тени сомнения не промелькнёт, что этой ткани сносу не будет, что делали её такие мастера, которых иначе, чем настоящими волшебниками ткацкого дела, не назовешь… Именно это и обличало нездешность Виктора, а откуда именно он появился, из каких миров, Сергей спрашивать не стал: неловко же здоровому мужику постоянно проявлять столь неприлично детское любопытство!

Поскольку мыслей Лысого больше никто, вроде бы, не читал, то и никто ему на невысказанные вопросы, лавинообразно заливающие мозг, не отвечал. По крайней мере, никто не делал попыток отвечать Сергею на его вопрошающие мысли, да и просто никаких, нейтральных, бесед, даже вслух, никто с ним не затевал. Так что Лысый мог только догадываться, предполагать, откуда же прибыл Виктор, каким способом приехал, на каком, так сказать, транспорте, и чему их с Татьяной может и станет учить.

Лысый старался на занятиях изо всех сил, но в философии, религии и психологии он был силён весьма относительно – только, как читатель книг на эти темы. То есть, пока читаешь об этом – интересно, но ни к чему не обязывает, так что – закрыл и забыл. Что в мозгу само по себе удержалось, то и ладно, посему благоприобретённые психологические познания в мирской жизни Сергей использовал крайне редко. Его и так всегда уважали, – что на работе, что в горной команде, и ему достаточно бывало одного пристального взгляда, чтобы изредка возникающие среди подопечных трения улаживались во мгновение ока. Тем более чётко улаживались, что люди с гнильцой с Лысым работать не могли буквально физически: всё им казалось, что Лысый стоит не просто рядом, а буквально за плечом, даже если точно знали, что он находился за тридевять земель в этот миг.

Поэтому все воспитательские изыски Лысый считал пустозвонством классических лентяев, которые рядятся в учёную тогу, им явно не подходящую и не принадлежащую: если ты сам чего-нибудь стоишь, как человек, то и каждый, кто окажется под твоим крылом, или станет нормальным человеком, или уйдёт. А перевоспитывать того, кто уже и вдоль лавки не умещается – поздно! Перевоспитание великозрастных детин возможно только в одном-разъединственном случае: если человек сам хочет и деятельно стремится стать другим. А коли хочет – станет. А ты ему в этом стремлении можешь только помочь. Но заставить коня напиться – невозможно!

Но теперь Лысый сам оказался в роли первоклашки: ему очень подробно и детально объясняли вещи, до которых, при некотором напряжении извилин, любой двуногий способен додуматься и сам. Если только будет знать направление размышлений и всерьёз будет заинтересован в результате. Хотя результат-то будет только один: знание. Которое, естественно, продвинет индивидуума по определённому пути.

Беда здесь в том только, что двигаться в одиночку – без учителя – всегда трудно. А по тому пути, по которому сейчас вели Лысого и Татьяну, – ещё и смертельно опасно. Забрести по этой дороге «храбрец» (которого можно удостоить и эпитета «глупец») может в такие дебри, откуда – не возвращаются…

А ещё – разве смог бы Лысый не просто поверить, не только открыть у себя, но и развить до такой степени способность, например, передвигаться по междумировым тоннелям? Кто из рядовых граждан, живущих текущим днём, в принципе способен вообразить, что между разными мирами, между параллельными измерениями – от самых высочайших высот до наинизших глубей каждой Земли, между всеми планетами нашей Галактики и соседних существует великолепно отлаженная и постоянно действующая транспортная система, которой позавидовало бы не только самое сильное, в нашем мире, государство, но и вся Земля целиком! Если бы только знала и об этой транспортной системе и о том, как ею завладеть. Последнее, кстати, совершенно невозможно.

Многое узнал Лысый – как о себе, об окружающей его привычной, обычной (оказавшейся ой какой необычной!) жизни, так и об истинном мироустройстве Вселенной, включая и другие галактики. Спрашивается, надо ли было ему это узнавать? Да, потому что раскрыть ему столько тайн, предоставить столь обширные возможности и не предостеречь от ошибочного использования их в дальнейшей жизни можно было только таким путём: открыть многие тайные сведения о жизни как этого измерения, так и ближайших шести, прилегающих к нашему.

Причём эти, недоступные обитателям нашего, измерения оказались плотно населены не только исключительно Светлыми или Тёмными силами, как привычно думает обыватель, поверхностно знакомый со схемой мироздания только по куцым школьным учебникам, но и практически такими же – только несравненно лучшими! – людьми. Нет, это был – не Рай в обычном понимании этого слова, то был почти такой же мир, как и здесь, и все-таки – не такой! В показанных Лысому и Татьяне иных измерениях всё было очень похоже и – совершенно другое!

Никто из, допустим, коренных жителей любого города или деревни любой страны, самой благополучной и благоустроенной в бытовом смысле, из нашего мира не узнал бы родных мест, настолько в соседнем мире, до которого – рукой подать! – отличались они от привычного глазу бардака при почти тех же географических показателях. То есть – практически на том же месте абсолютно всё было совершенно иным! Включая отношения между людьми. Там, в параллельных Землях, даже представить было невозможно, чтобы вам вдруг нахамили в магазине или напали в тёмном переулке…

Так что стоит ли удивляться возникавшей у Татьяны и Лысого ностальгии по чужому миру, которую они неизбежно испытывали, возвращаясь домой после ознакомительных экскурсий? Возможно, это чувство оказалось ещё одним для них испытанием на стойкость духа и верность родному дому: давно, века, на всех перекрёстках изо всей мочи вопящая, но всеми неизменно пренебрегаемая, истина, заново обретённая в сравнении – то, как живём мы, никуда не годится! – была еще больнее…

Лысый понял, что когда они с Татьяной выполнят своё задание и вернутся в родной город, ему придётся закатать рукава и начать что-нибудь делать, чтобы наша жизнь изменилась и чтобы соседи по этому миру хотя бы повернули взгляд в ту сторону, где нормально живут и постарались бы понять, как живут нормальные люди. Может быть, мы просто не знаем, не понимаем, как нормально должна быть устроена жизнь? Не можем поверить тому, что если мы всё нормально устроим, это продержится без милиции хотя бы месяц?

Но всё это – будет потом. Пока же они заканчивали в самом спешном порядке обучение различным спасательным методикам и чистили свои души: перебирали, под безкомпромиссно пристальными взглядами Хранителей, свои жизни, день за днём, разбирались в собственных поступках и понимали, что необъяснимых глупостей и чёрных дел наворочено каждым столько, что любая, самая высокая горная вершина, в сравнении с накопленными залежами душевной грязи, покажется мелкой кочкой. И приходилось признавать очевидность: собственное о себе мнение – о собственном высоком интеллекте и морально-нравственно-этическом состоянии – безумно далеко от того эталона, к которому всякий человек себя считает очень близко подошедшим.

И теперь самым естественным выводом казалось, что никогда больше ни один из них не проявит ни такого потрясающего равнодушия, ни такой невообразимой злобности, ни такой расхлябанной безалаберности… – ничего того, что постоянно безмятяжно разсыпали каждое мгновение налево и направо…

Они себя просто не узнавали. Лысому было всё-таки проще: он по природе своей был намного спокойнее, более флегматичен. Татьяна же, с её холерическим темпераментом, взрывным характером, безкомпромиссностью и прямотой, оказалась в более трудном положении: ей волей-неволей пришлось понять, что и милосердие нужно раздавать с такой же скоростью и щедростью, с какой до сих пор она раздавала только оплеухи. Словесные, конечно, почему и пребывала в стойком убеждении, что никакого в этом греха нет, а польза – большая. Возможно, что польза и бывала, но всегда, почему-то, оказывалась столь кратковременной, что эта мнимая польза начисто перекрывалась теми далеко идущими негативными последствиями, которые ложились сразу же на саму Татьяну. (Ещё бы ей знать тогда об этом!). Так что впредь она будет поосторожнее с нравоучениями: ибо – лекарю, исцелися сам!

Поскольку Татьяне отводилась главная роль, с неё и спрашивали куда серьёзнее: именно высшая трепологическая квалификация Татьяны и должна была сослужить ей защитную службу при встречах с врагами. На Земле, по крайней мере, Татьяна могла заговорить – любого и на любую тему, причём так быстро и успешно, что люди потом, пытаясь опомниться, только головой мотали: в ней явно пропадал дар великого гипнотизёра! Так что если бы Татьяна вдруг вздумала податься в мошенники и попробовала бы провернуть любую, самую невообразимую аферу, успех был бы достигнут абсолютный. Но теперь ей предстояло не просто заговаривать кому-то зубы, а помериться силами с действительно злым и куда более сильным, чем обычный человек, противником…

И вот, волей-неволей, неумолимо настал день, на который было назначено отправление. Собираться было нечего, потому что сумки упаковать – дело пяти минут. Зато подготовиться в самом деле – умственно, нравственно, душевно и духовно – неизмеримо сложнее, но, кажется, им это удалось. Приходилось в добротность и качество своей хорошей подготовки твёрдо верить, потому что если они подготовились плохо, об исходе мероприятия лучше не думать. Татьяна и Лысый, будто заранее сговорившись, уселись вместе, на заднем сиденьи, а «Жигули» повёл Алексей, и не потому, что машина принадлежала ему: он лучше всех, конечно, знал не только дорогу, но и само место, в которое они ехали. То есть знал, куда и зачем они едут.

Из Твери выбрались довольно быстро, взяли сначала курс прямёхонько на Москву, но потом неожиданно свернули с трассы в какие-то просёлки, а несколько позже вдруг оказались на прямом, как полёт стрелы, скоростном шоссе, на которое Лысый ошеломлённо вытаращил глаза: откуда?!. У «Жигулей», казалось, выросли крылья, с такой скоростью начали мелькать за окном, почти сливаясь в тёмно-зелёную полосу, придорожные деревья. Шоссе, вдобавок, оказалось неправдоподобно гладеньким и ровным, как полированный стол: не то что колдобин, даже трещины асфальта на этой дороге, кажется не было. Татьяна и Лысый молча переглянулись, изумлённые: это где же у нас водятся такие дороги? – и Лысый не утерпел:

– Не подскажешь, где мы находимся?

– Тебя удивляет качество дороги или скорость движения? Эта дорога – в другом измерении, потому мы так быстро и движемся. Мы доедем по этому шоссе только до N. и тогда вернёмся к себе, в свой мир.

Конечно, этого следовало ожидать! Проще и выгоднее промчаться по хорошей трассе до нужной точки за считанные минуты, а потом уж лаяться со своей ментурой. Если только, конечно, она удостоит бедный «Жигулёнок» своего внимания.

Не прошло и часа, как они непостижимым образом оказались почти за шестьсот километров от Твери. Лысый поначалу решил, что у него часы остановились: приложил их к уху – идут! Но или часы врут, или спидометр!

– В том измерении, дорогой которого мы проехали, – сказал Алексей, заметивший потрясение Лысого, – физические законы несколько отличаются от наших. Например, трение слабее. Время движется с другой скоростью… А ещё: мой «Жигуль» только с виду – такой же обычный, как и все остальные…

Само собой! Лысый так и подозревал, что в потрохах машины покопалась золотая рука мастера: не слыша привычного рёва и стона движка, тряски и грохота всех составных частей автомобиля, словно они не ехали, а летели. Возможно, так оно и было…

В город N. Алексей, естественно, заезжать не стал, а двинулся мимо, по окружной дороге, к темнеющему вдали лесу. Татьяна, как её не подталкивал локтем Лысый, даже рта не раскрыла, чтобы спросить о точке назначения: раз Алексей едет туда, значит, нужное место – именно там. Она ведь не на экскурсию приехала и не за покупками, а по совсем другим делам и эти дела вряд ли будет удобно выполнять в городе. Скорее, как раз вдали от жилья людей и будет удобно!

Но в пункте назначения всё же оказалось, что остановились они в месте, расположенном не в лесу, а сразу за ним, в месте хоть и малолюдном, но всё же обжитом. Деревня, в которой они расположились, была, в общем, довольно большая. Правда, многие из домов, вдоль дороги, по крайней мере, казались странно нежилыми, какими-то выморочными, хотя почти во всех дворах и усадьбах видны были кое-какие следы того, что кто-то здесь всё же обитает. Но обитающие то ли были сплошь слабосильными доходягами, то ли совершенно утратили интерес к любым новостям, а равно и к обстоятельствам собственного бытия и быта.