Не о чем долго гадать, надумали избу продать. Поскорее жениться, да к жёнам и их домам прибиться. На тяжкой работе не ломаться, больше на печке валяться.

Худо-бедно, продали родительский дом, деньги поделили потом.

Уж, как делили! За каждую тряпицу, плошку-ложку друг дружку за чубы тащили, ни грошика не уступили.

Всего-то досталось Серафиме в наследство: латаный платок матушкин, да половник деревянный батюшкин.

Ни одна из жён братьев в свою избу девчоночку не пустила. Эх, тяжела доля сиротины, бедова да уныла.

Поклонилась Серафима теперь чужой избе, пошла, куда глаза глядят, навстречу своей судьбе. Куда укажут сиротские слёзы, где и летом голод, а зимой некому согреть в морозы.

Привела её к лесу дорога. Страх в лес одной идти, на сердце тревога. Кто про сироту вспомнит, коли пропадёт она? Задерут волки, скажут: знать, судьба.

Пока судьба была в раздумье иль в пути, надо девоньке хоть какой еды найти. Рядом куст орехами осыпной. Обрадовалась она: на вечер с едой.

Обернулась, а перед ней Медведь стоит страшный, большой!

Серафима про Медведей в сказках от матушки слыхала, охнула и без чувств упала.

Открыла глаза, едва разобрала: лежит на листьях сухих, кругом темнота. Ни лавки, ни печи, стены, низкий потолок, теснота. Полоска света у порога. Не человечье жильё. Одним словом – берлога.

Встала, помолилась, нащупала дверь, та открылась. Кругом непроглядная ночь. Некому сироту успокоить, подсказать, помочь.

Слышит голос:

– Не ходи за порог, коль не знаешь дорог.

Задрожала Серафима, а голос опять:

– Сиди тихо до утра, устал я, спать мне пора.

Послушалась, прикрыла дверь, сердце от страха не унимается. Шуршит кто-то рядом, тоже без сна мается.

До рассветных птиц девонька не сомкнула глаз. От каждого звука тряслась и обмирала не раз.

С солнышком распахнулась дверь, на пороге туесок с мёдом – глазам своим верь.

Хлебнула угощение и замерла: над дверью висит паутина, на ней качается пребольшая Паучиха. Качается тихо, да не случилось бы лихо.

– Не боишься меня, голубоглазая? – спрашивает Паучиха.

– Чай, не кусаешься, вон, как славно на паутинке качаешься, – отвечает Серафима, сама думает: не снится ли ей: Паучиха, беседа с ней?

– Не боишься, разговору не дивишься, а ведь ты у Медведя сотый пойманный трофей. Отдаст он тебя Лесной Хозяйке, злодей. Будешь в наказание зверушкой какой, Мышкой серой или рыжей Лисой.

– В чём моя вина? – спрашивает Серафима. – Шла по лесу одна. Ветки не сломала, травы не примяла. Орехи собирала, и те растеряла.

– Орехи хороши для утехи, – согласилась Паучиха. – Хозяйка ничего в лесу брать не велит, Медведь зорко сторожит. Скажу без утайки, строгий сторож у Лесной Хозяйки. Только, он не Медведь, а заколдованный человек сроком на век. Он дровосек, пришёл в лес, рубил дерева топором, крошил пеньки колуном, костёр запалил, тем Хозяйку и разозлил. В дикого зверя она дровосека превратила, да наказ дать не забыла: быть ему Медведем век, но, если поймает он сто человек за провинность в лесу какую, снимет она чару злую. Ты и есть тот сотый человек, а Медведю зверем уж не быть наречённый век. Молчишь, испугалась, голову опустила, все слова забыла? Не кричишь, слёзы не льёшь? Иль смирилась, что в лесу пропадёшь?

– Что говорить? Видно, тому быть, – вздохнула Серафима. – Некому за меня заступиться, а слёзы, что водица. Судьба такая, не мать родная, мачеха злая.

– Что орехи собирала, грех небольшой, – говорит Паучиха. – Подумала я: вот что мы сделаем с тобой. Научу тебя, голубоглазая, паутину плести, глядишь, простит Хозяйка, подожди, не грусти. Паутина в лесу вредных мух и комаров собирает, Хозяйка от них сильно страдает. Садись, да прилежно учись.

Девонька смышлёная оказалась, ловко в её руках тонкая ниточка-паутинка держалась. Выплетались узоры, радующие взоры.

Паучиха похвалила:

– Вижу, ты не бездельница, хоть и маленькая, а рукодельница. Как картинка твоя паутинка-кружевинка. Тут немного поправь, с этого края петельку убавь. Ах, славная у меня ученица, будешь знаменитая мастерица.

Паутина получилась не простая, кружевная. По краям цветы расцвели, в серединке, как живые, невиданные птицы. Сказка вывязалась у юной мастерицы.

Развесила Серафима паутинку на берёзке светлой, Паучиха расправила её ловушкой незаметной.

Говорит:

– Жди, девонька, что решит про тебя Хозяйка Лесная, она справедливая, не злая.

Вздыхает Серафима:

– Что ни решит, всё одно: домой мне вернуться не суждено. Нет у меня матушки и отца, прежнего дома, милого крыльца. Родители в лесу пропали, люди говорили, волки их задрали.

– Задрали волки? Глупые толки, – отмахнулась Паучиха. – Помню, муж с женой приходили, ночью костёр запалили. Живы они, это не байка, наказала их за огонь Хозяйка. Скачут теперь два зайца в лесу, дразнят кумушку рыжую лису.

Охнула Серафима: заколдованы родные, вот горе. Как же их вернуть? Дело непростое.

Затрещали ветки, из-за кустов Медведь вышел. Присел в сторонке, весь разговор слышал.

Говорит:

– Девоньку голубоглазую жалею, всей душой за неё болею. Похожа она на доченьку, Василинку, мою кровинку. Как она, что с ней, не обидел ли какой злодей? Без отца растёт целый год. Кроме неё, на ум ничего не идёт.

– Плачешься, – укорила Паучиха. – Зачем в лесу костёр жёг?

– Шибко замёрз, потерпеть не смог.

Рассердилась Паучиха, говорит:

– Малый костерок может спалить большой лес! Оглянись: травы ковром, дерева до небес! Нельзя в лесу быть огню! Тебе вечный запрет и никому не велю.

Заревел Медведь, слезами залился, низко поклонился.

– Чую, ты и есть Хозяйка Лесная, будь справедливая, не злая. Отпусти сироту, прошу, за неё отслужу. Оставь меня Медведем на век, давно я не человек.

Задрожала земля, затряслись на деревьях листья. Обернулась Паучиха красавицей писаной – Хозяйкой Лесной.

Платье на ней из голубых колокольчиков-перезвончиков. На голове венок из цветов – подснежников, нежных ромашек, из листьев жёлтых и багряных, да веточек зимних духмяных. Все времена года в венке переплелись, крепко срослись.

Говорит Лесная Хозяйка:

– Ты не Медведь, а человек, думай весь свой век: что делаешь, что творишь, что ненароком губишь. Помни о богатстве, что мать-землица народила, от всего сердца подарила. Кто же будет хранить и множить её дары, если, человек, не ты? Про сироту скажу: за ней нет вины, не обижу. Верну её родных, и порадуюсь за них.

Взмахнула Хозяйка рукой, появились родители Серафимы, живы и невредимы.

Запели птицы, расцветились летние картинки. Заиграло солнышко в капельке-росинке, подарило тепло каждой травинке.

Взмахнула Хозяйка рукой другой раз, вместо Медведя человек стоит.

С почтением говорит:

– Спасибо за науку, Хозяйка Лесная! Теперь знаю, твоя судьба не простая. Клянусь, как себе самому: лишнего никогда в лесу не возьму.

Поклонилась Хозяйка Лесная на четыре стороны, заалели в травах ягоды спелые, показались разные грибы, на деревьях зарумянились яблочки и груши лесные, на кустах орехи спелые, осыпные.

– Вам, люди, богатства лесные, берите! Домой с миром идите. Помните наказ мой: нет дороже земли-матери родной. Обещания свои не забывайте, людей к добру, бережливости приучайте. Лесные дары в меру берите, костров не жгите, в лесу не сорите.

Поблагодарили люди Хозяйку Лесную за щедрость, за мудрые слова, пошли по тропинкам. Каждого ждала своя сторона.

Матушка с батюшкой и Серафимой в деревню воротились.

Видят, брошена их изба, окна и двери покосились.

Рассказала Серафима, как братья от неё отступились, продавали родимое гнездо, между собой дрались-делились.

Добрые соседи о возвращении узнали, дивились, крестились, да радовались. Говаривали про сыновей, мол, лодырями живут, даром хлеб своих жён жуют.

Осерчал отец, мать залилась слезами. Горько, стыдно за сыновей, опечалились их делами.

А жизнь дальше побежала, горюшко с радостью смешала.

Тотчас всей деревней решили избу подправить. Там брёвна подняли, тут половицу подлатали. Засветилось в избе оконце, заглянуло в него солнце. Лавку, стол, сундук починили, печь побелили. Ничего не забыли.

На вечерней зорьке кто каравай принёс, кто картошечки духмяной да хрустких огурцов, яблок румяных да сотовый мёд. У светлой избы собрался честной народ.

Песни пели, хороводы водили, дары лесные отведать не забыли.

Послушали Хозяйки Лесной наказ. Дружно бережливыми быть обещались.

Вот и весь мой сказ.

Про сыновей так скажу. Ничуть о них не тужу. Не от стыда, от страха они в избах схоронились, словно тараканы в щелях затаились.

Жёны их ругают за лень, скалками колотят каждый день. Не помогает, что с ними делать ни одна не знает.

Мужей они таких заслужили, видно, про бессердечность свою к сироте забыли.

Маленько присочинила для красного словца, чтобы читалось не скучно ни для девицы, ни для молодца.