Глава 4

Перламутрово-синий автомобиль летел по Западному шоссе в сторону города, обгоняя попутные машины и уверенно маневрируя. Девушка за рулем была отличным водителем. Но вскоре Вике пришлось съехать на обочину и остановить автомобиль. С ней вновь происходило что-то странное.

Мокрое черное шоссе внезапно превратилось в шелковую ленту, и эта лента стала сворачиваться в клубок. Сосны вокруг дороги начали бешено раскачиваться, стемнело, с неба посыпались увесистые черные шары для боулинга – они разбивались об асфальт и разлетались во все стороны белыми искрами. Вдали маячили ослепительные огни. Они приближались, и их приближение сопровождалось невероятным шумом, адским грохотом. Что-то огромное, страшное, чавкающее надвигалось на Викторию…

…держи… какая сильная… марк, руки… не надо… заднее сиденье… ковбой… дыши… не хватит… ковбой… ты что… привязать… нет… Вика, открой глаза… она не слышит… сделай…

– Нет! – крикнула Вика. Она помотала головой, стряхивая наваждение.

Лента шоссе послушно расправилась и ровной полосой улеглась между соснами. Как и прежде, проносились мимо автомобили, забрызганные весенней грязью.

– Кажется, я схожу с ума, – сказала Виктория. – Вроде бы это не входило в мои планы. Что же я?

Несколько минут она моргала в принудительном режиме, прогоняя мушек, резвившихся перед глазами. Когда мушки исчезли и осталась только дикая головная боль, Вика завела мотор. Надо было ехать.

– Теперь я Алиса Горностай, – рассуждала Виктория, вновь подгоняя автомобиль в сторону города. Она приоткрыла окно, и ледяной ветер оказывал ей услуги анестезиолога. Ломота во всем теле проходила, голова постепенно расставалась с гулом и шумом, ее наполнявшими. – Кто-то премило пошутил со мной. Что ж! Я благодарна этому таинственному фокуснику. В любом случае, когда настоящая Алиса Горностай решит забрать у меня автомобиль, одежду и сапоги – сапоги, кстати, хлюпают, они мне велики – она оставит мне мои новые бивни. Челюсти великолепны! К сожалению, моей прекрасной шевелюры уже не вернуть. Как на днях сказал Феликс, наш менеджер? Вика, у тебя волосы цвета золотистой пшеницы! А что он скажет теперь? Вика, ты ощипанная черная курица. Да, именно так он и скажет. Но и в новой прическе есть свои плюсы: меня перестанут априори считать тупой блондинкой… Итак, объясните, что со мной все-таки произошло?

Вопрос повис в воздухе. Виктория попыталась включить обратную перемотку, но череду воспоминаний упорно заклинивало в одной точке: болезненное пробуждение в незнакомом автомобиле. Далее начиналось непостижимое – мелькание разноцветных огней, вой, скрежет, чернильная темнота, звуки бубна, затишье, вновь хоровод ослепительных вспышек… Никаким усилием воли не удавалось преодолеть омут, наполненный вязкой тиной беспамятства и улюлюканьем маленьких чертят.

Да, события субботней ночи испарились из Викиной памяти. Зато она отлично помнила субботнее утро. Виктория четко и ясно увидела себя в снимаемой квартире на Дебютной улице. Она стояла в неглиже у распахнутого шкафа и мучительно соображала, что надеть. Выбор был невелик – джинсы, блузка, платье. Вика словно была папуасом, задумчиво выбирающим одну из двух набедренных повязок. Лаконичность ее гардероба конкурировала с его убогостью. В автосалоне ее спасением была униформа.

До субботы была совершенно свободная пятница, так как в четверг Виктория сплавила ребенка за город, к Нине Григорьевне. В садике взялись модернизировать кухню, и Виктория столкнулась с проблемой непристроенного ребенка. Хорошо, что в деревне жила энергичная, моторная двоюродная бабуля, всегда готовая приютить правнука…

– Почему в субботу я так напряженно думала, что надеть? Куда я собиралась пойти? И где провела ночь?

Мысли, терзавшие извилины, только усилили головную боль, не добавив ясности в ситуацию. Виктория не сдавалась. Она пыталась оправдать новый цвет волос, словно, преобразившись из пшеничной блондинки в эффектную брюнетку, она автоматически повысила свой интеллектуальный коэффициент.

– Ну надо же, какая пробка в сонный выходной, – пробормотала Вика, притормозив на шумном перекрестке.

Обычно в воскресные дни городские улицы не были такими оживленными – особенность населенного пункта, уже выбившегося из разряда «таун», но не достигшего размеров «сити». Очередь к «зеленому» светофору занимала полквартала – словно на перекрестке раздавали бесплатные талоны на фотоэпиляцию.

Сосед слева делал настойчивые знаки, требуя опустить стекло. Виктория откликнулась на его немые гримасы.

– А?

– Поужинаем сегодня вместе?

– Вы с ума сошли! – возмутилась Вика. И уползла на метр вперед, к заветной цели – месту рассасывания пробочной метастазы.

Прежде чем соглашаться на ужин с незнакомцем, было бы неплохо разобраться с незнакомкой, которая сейчас сидела за рулем «рено», – то есть с ней самой. И подождать, пока ее перестанет терзать головная боль.

Отвергнутый попутчик предался унынию, не в силах понять, почему ему отказали столь решительно.

– Я что, такой страшный? – поинтересовался он, догнав «рено».

– Почему?

– А почему вы мне отказали?

– Потому что сегодня мне не до ужина. Лучше объясните, куда все едут? Почему такая пробка? Почему людям не сидится дома?

– Так ведь рабочий день!

– Серьезно?

– Понедельник, если вы забыли.

– Понедельник?!! – закричала Вика. – Сегодня воскресенье!!!

– Приятно было познакомиться, – быстро промямлил попутчик, закрыл стекло и рванул к перекрестку, благо дорога немного освободилась.

– Какой пассаж! – громко изумилась Вика. – Понедельник! Значит, не только субботняя ночь, но и воскресная улетучилась из моей памяти! Целую бездну времени я провела неизвестно где, неизвестно с кем и неизвестно в какой позе. Какая трагедия! Мне пора подумать о моем моральном облике.

Через полчаса Виктория сидела в холле отделения милиции. Наверное, она сделала совсем неутешительные выводы насчет своего морального облика, раз тут же пошла сдаваться. Или она решила, что провела достаточно времени в роли Алисы Горностай, и пора заканчивать маскарад? Очевидно, Виктория еще очень плохо соображала больной головой, если решила возложить на милицию решение своей мистической загадки.

Сначала Вика сунулась в окошечко, прорубленное в оргстекле и украшенное красной надписью «Дежурная часть». Но у ребят в серо-синей форме, как и следовало ожидать, и без нее хватало забот.

– Посидите там, – кивнул ей молодой милиционер.

Вика опустилась на скамью рядом с дамой в плаще и вязаном берете и закинула ногу на ногу. В ее суперкороткой юбке сидеть иначе было невозможно, любая другая поза бросала вызов общественной морали.

Женщина в берете не могла оторвать глаз от бирюзового кожаного плаща соседки и от серебристых змей на ее колготках. Скатавшееся вязаное изделие на голове дамы явно не соответствовало атмосферным условиям последней недели апреля.

– У вас-то какие проблемы? – грустно осведомилась женщина.

Действительно, разве возможны какие-то проблемы у такой респектабельной и гламурной особы?

Вика развернулась к вязаному берету. Дамочка тут же ощетинилась. Ей показалось, что соседка смотрит на нее презрительным и спесивым взглядом аристократки, не желающей контактировать с плебсом. Но она ошиблась. Виктория никогда не отличалась снобизмом или высокомерием, даже в тот период жизни, когда она купалась в роскоши и летала на выходные в Париж и Милан за покупками.

Бирюзовая нимфа с готовностью стала объяснять, в какую переделку попала.

– Понимаете, меня зовут Викой Коробкиной. А паспорт… Полюбуйтесь!

Грустная дама в берете взяла документ и внимательно его изучила.

– Алиса Горностай, – прочитала она. – Но это ваш паспорт.

– Нет, я Вика Коробкина.

Дама покачала головой:

– Чем вас не устраивает Алиса Горностай? Очень эффектное имя.

– Но я Виктория Коробкина!

– Алиса Горностай звучит гораздо интереснее какой-то Коробкиной!

– Я не Алиса Горностай!

Женщина пожала плечами. У нее на лбу загорелось футбольное табло с яркой надписью: «С жиру вы беситесь».

И тут Виктория ясно представила, как сейчас она начнет объяснять отряду милиционеров, что у нее чужой паспорт, чужие права на машину, чужая машина, чужая одежда. Что у нее болит голова, зубы, ломит все кости.

Действия милиционеров? Или послать чокнутую на три буквы. Или взять пробы на алкоголь и наркотики. Или проверить, не висит ли на пресловутой Алисе Горностай пара-тройка теплых трупов…

Не успела Виктория покрыться липким потом при мысли о трупах, как случилось новое испытание для ее нервов. Что-то вдруг загудело, завибрировало на скамейке около Викиного бедра. Девушка испуганно подскочила и увидела серебристую сумочку, превратившуюся в живое существо. Сумка тряслась мелкой дрожью, как от холода.

Вика взяла ее на руки и погладила, пытаясь успокоить. Дама в берете посмотрела на девушку с жалостью, будто на умалишенную.

– Телефон достаньте, – посоветовала она.

– Телефон! – обрадовалась Вика. – Как я не догадалась!

И верно, нетипичное поведение сумки было спровоцировано именно мобильным телефоном. Аппарат вибрировал и надрывно гудел, привлекая внимание хозяйки.

– Оу, сколько непринятых звонков! – удивилась Виктория. Она разглядывала дисплей. – Алло?

– Что ты делаешь? – прозвучал в трубке чей-то недовольный голос. – Перестань суетиться!

Виктория быстро захлопнула крышку мобильника и оглянулась.

– Знаете, вы правы, – сказала она даме. – Наверное, не стоит грузить наши правоохранительные органы подобными глупостями!

Виктория потерла виски пальцами. В глазах опять мельтешили разноцветные огни, в голове гремела музыка и били тамтамы. Виктория устремилась к выходу.

– Да, я едва все не испортила! – сказала она. – Сейчас бы меня законопатили в камере. Посадили в «обезьянник». Мне это надо? Нет, не надо. Но кто звонил? Странно… Голос кажется мне знакомым… Или звонок предназначался не мне, а Алисе? Мобильник-то ее…

Автоматически перейдя после развода в разряд «бывшей», свекровь Маши, однако, сохранила полноценный статус бабушки троих здоровякинских пацанов, а значит, оставила за собой право наносить визиты. Ирак менее въедливо инспектировался на предмет ядерного оружия, чем Машина квартира – на предмет соблюдения санитарных норм для успешного взращивания малюток.

Когда-то Мария прочитала трактат Сунь-цзы «Искусство войны», но ей не всегда удавалось избежать ловушек, умело расставляемых дорогой родственницей. Та, кстати, о Сунь-цзы и не слышала, однако была от природы искусным стратегом.

Увидев в дверной глазок бесценный лик мадам Здоровякиной, Мария сказала себе: «Я спокойна. Я улыбаюсь!» – и распахнула дверь. Визит свекрови нужно было просто пережить. Советский резидент в глубоком тылу врага испытывал такое же нечеловеческое напряжение душевных сил.

– Здравствуй, Маша! Как плохо ты выглядишь. Опять всю ночь сидела у компьютера и пила кофе? Какой у тебя бардак! – для разминки швырнула гранату Раиса Андреевна.

– Здравствуйте, мама, – мужественно улыбаясь, выдавила Мария.

Неудовлетворенная ответом, свекровь пальнула из гранатомета:

– Игрушки валяются, ноги сломаешь! А когда ты последний раз пылесосила? Дети дышат пылью. У них разовьется бронхиальная астма!

– Несомненно, разовьется, – с готовностью согласилась Мария, напоминая себе о том, что основное условие развития диалога – отрицание. И чтобы не увязнуть в агрессивной перепалке с бесценным существом, надо соглашаться, соглашаться, соглашаться. – Как раз на сегодня я запланировала генеральную уборку!

– Что-то не верится. Маша, мне надо с тобой серьезно поговорить!

Маша не сумела подавить отчаянный вздох. Душеспасительные беседы практиковались свекровью с жестокой регулярностью.

– Хватит уже заниматься глупостями! Вам нужно жить вместе. Посмотри на Илюшу! Он страдает, он осунулся!

– Я тоже страдала, когда он изменял мне с Настасьей! – воскликнула было Мария, но осеклась. Подобное заявление вызвало бы целый шквал упреков в злопамятстве, неумении прощать и даже недостаточной сексапильности – «не удержала мужа, сама виновата!».

– Илья вовсе не страдает! – пришел на ум Маше другой ответ. Но и этот вариант был не верным. Сейчас свекровь скажет, что Мария бездушна, раз не замечает мучений бедного паренька.

– Да, вы правы, – кротко ответила наконец Мария. – Илюша очень восприимчив и раним. Нам нужно жить вместе. Да мы и живем. Буквально на днях мы шикарно потра… ой, извините… я не то хотела сказать… посмотрели телевизор всей семьей.

– Тем более пора съезжаться! Дети от этого только выиграют. Ты ведь и ужин забываешь им приготовить!

(Неправильная реакция: «Никогда не забываю!», «Им и без ужина хорошо!», «Мои дети – что хочу, то и делаю!»)

– Да, это ужасно, мама, – лицемерно вздохнула Маша. – Иногда так заработаюсь… Совершенно вылетает из головы. А как они любят ваш борщ!

Свекровь сварила любимым внукам борщ. Она грохотала на кухне, возмущаясь неправильной расстановкой мебели и кастрюль, проклиная картофельные глазки – «покупаешь тухлую гадость в супермаркете, вместо того чтобы доехать до рынка и купить отличную картошку и в два раза дешевле!» (картофель привез Илья).

Напоследок добрая волшебница демонстративно вымыла посуду и плиту, и Маша, естественно, ощутила себя неблагодарной свиньей. Напрасно она пыталась убедить свекровь, что для подобных энергоемких процедур она приспособила студентку из соседнего подъезда. «Тебе бы только деньги тратить!» – отрезала Раиса Андреевна…

Ободренная плодотворным общением, Мария приступила к работе. Сегодня Илья предложил взять детей к себе – он обитал в квартире Валдаева. Уничтожив пятилитровую кастрюлю борща, мужчины испарились. Перспектива бессонной ночи, с компьютером, кофе, пирожными и гамбургерами, безумно радовала Машу.

Она и не представляла себе, что доверчиво угодила в западню, подстроенную Ильей! Увидев пару раз рядом с женой импозантного Яна Вепрецкого, Здоровякин практически тронулся умом. Мария вошла в порочную связь с сотрудником финансового управления, понял Илья. Она изменяет! И поэтому, с целью сбора улик, Илюша организовал Марии ночной выходной.

Разложив для детей валдаевский диван, вручив им пульты от телевизора, видео и музыкального центра, Илья смылся из квартиры. Он занял наблюдательный пост около дома, где корпела у компьютера Маша. После того как из-за бизнесмена Лабругина семья лишилась просторной квартиры в элитном доме на Первомайской улице, приходилось ютиться в «двушке».