В первые же дни, как Даша попадает домой, возникает ощущение, что она жила у нас всегда. Все игрушки на месте, все школьные блузки на плечиках, туфли и ботинки расставлены под вешалкой. Даша рвется мыть посуду и раскладывает свои вещи, вещи новые и их много, детский дом, кроме карандашей и фломастеров, дал с собой сумку одежды – Даша занята постоянно.

В общем, первые дни Даши у нас не очень отличаются от того, как мы живем сейчас – она с удовольствием наводит порядок (это чаще всего – с удовольствием, но всякое бывает), разбирает вещи (но тут же может сложить все как попало), играет с Лалёной (и достаточно часто они выясняют отношения и ссорятся) и ходит за мной хвостом (тут практически без перемен). Похоже, что у нас не было ни медового месяца, ни адаптации – я не могу найти особых отличий, как ни стараюсь.

Стоит прекрасная солнечная погода, мы выходим на улицу и тут выясняется, что Даша не может гулять больше десяти – пятнадцати минут. Она устает – бездонные оленьи глаза становятся тусклыми, личико заостряется и она говорит:

– Наташа, пошли домой.

Со временем ситуация переменится совершенно, но поначалу меня это пугало – на вид крепкая и хорошо сложенная, Даша не сразу привыкает к большим прогулкам. А мы с Лалёной без них жизни не представляем.

У нас то солнечно, то снежно и холодно. И на горке во дворе можно кататься до апреля. Девочки так и делают – осталось много фотографий, которые мы тут же отправляли Дашиной бабушке.

Мы в один из Дашиных первых дней дома идем в парк к церкви. Дети бегут к игровому комплексу. С хохотом и криками пробегают мимо соседских детей – весь наш двор в полном составе, кажется, пришел к этому городку. Даша, даже когда убегает, постоянно оборачивается ко мне крошечным личиком в шлеме – больше четырех лет не дашь. Наша соседка Маша оказывается тут же и живо вглядывается в Дашу:

– О, это что за девочка у тебя?

– Это – Даша наша, мы ее привезли из Иркутска. Мы взяли девочку из детского дома. (Вот ничего толкового не придумалось, пока я решала, как я буду отвечать на неизбежные вопросы. Ну, счас узнаем, что люди в таких ситуациях в ответ слышат).

Маша смеется:

– Да ладно! А серьезно? Племяшка, что ли? Я смотрю, и куртки одинаковые.

– Но это серьезно, – только и могу ответить я. А что тут еще скажешь?

Маша опять смеется, с интересом смотрит на меня и еще некоторое время не может поверить.

– Нет, правда, что ли? Взяли ребенка из детского дома? Я про такое только слышала… – говорит Маша, – вот ты молодец! Я думаю, это просто какие-то… люди, которых мало. Я бы никогда не смогла!

И все! И никто больше особо и не заморачивался. Появление нашей девочки Даши не вызвало особого резонанса – жила она себе с нами дальше и радовала.

Даша постоянно озвучивает происходящее. Ей что-то говоришь, а она: «Чхсшшсккрхр», «Пдыщ-пдыщ», «Фрсшшр-фффрррр», «Щхррщщ», «Пах-пах». И до сих пор так. И часто говорит странным каким-то языком: «Рри-арри-виврри-рри-жжж-рррь-рруаррррр» и так далее. И стрекочет иногда, как сверчок, особенно, когда в растерянности – как такое может выдать человеческий артикуляционный аппарат, я не знаю, но до сих пор фыркаю от неожиданности. Даша тут же заливается смехом.

Татьяна Николаевна, коллега по работе, увидев Дашу на фото, передает нам поздравления с прибавлением в семье со словами: «У Даши мудрые глаза». Мне это важно – Татьяна Николаевна не скрывала сомнений, когда я брала Дашу, стоит ли брать чужого ребенка в дом – генетику ведь не изменишь… Но сейчас она говорит теплые слова и, мне кажется, искренне за нас рада!

Неделю после приезда мы пробыли дома. Я ездила на работу, отдавала бумаги после отпуска.

Меня поздравляли и спрашивали:

– Как вы?

И я помню, что отвечала:

– Не знаю, как будет дальше, но сейчас все как будто встало на свои места. Все так, как должно быть.

И я не преувеличивала – совсем.

Пока еще шли каникулы (а первую неделю, как мы приехали, каникулы и были), я записала Дашу в школу – в 1 В класс. Про эту школу есть разные отклики, и когда-то по работе я приезжала в нее и мне она нравится – в ней светло и уютно, есть бассейн. Даже два! Стеклянный потолок в холле – высокий, в два этажа. У меня нет сомнений, что Даше понравится и она хорошо включится в учебу – Ольга Викторовна сказала, что она успешно справляется с программой.

( – Даш, сейчас про школу пишу. Что хорошего в вашей школе еще?

– Все плохо.

Я неполиткорректно скрываю невольный смех, вместо того, чтобы бросаться и расспрашивать, что не так – нарасспрашивалась за этот год до полного владения информацией.

– Ну есть, конечно… Бассейн!

Ну и то…)

Даша беспрерывно говорила. Спрашивала, рассказывала, переспрашивала. Я все время отвечала на ее вопросы, Лалена тоже пыталась что-то пояснять Даше, но той нужно было просто постоянно спрашивать и любых ответов было мало.

Даша часто повторяет очевидные вещи. Так она перепроверяет и принимает реальность и привыкает к новому дому. Помимо этого, так как она психологически существенно младше своего возраста, она просто произносит вслух то, что делает, как это свойственно двух-трехлетним детям. Детский дом в первые полгода упорно называет детским садиком – некоторое время я оторопело слушала и не понимала, поправлять ли ее. После какого-то времени мы все уже столько раз обсуждали прошлое и настоящее Даши, и столько раз назвали детдом детдомом, что уже так и говорили – никто не запинался.

– После завтрака ходят же гулять, да, Наташа? Когда выходные. А когда школа – в школу.

– Мы когда встречаем знакомых, надо же поздороваться?

– После выходных – рабочие дни.

– Это правильно – собирать крошки после обеда. У нас в детском саду было так же, и еще генеральная по субботам.

– Нужно же переодеваться после улицы, да?

– После прогулки моют руки. Надо мыть руки.

– Давай, Лалечка, надевай варежки. Надо же надевать варежки, когда гулять идем. Да, Наташа?

– Вещи нужно складывать аккуратно, это же правильно, да?

– Ведь каждый ребенок в семье живет, да? А я не в семье жила. А вы искали такую хорошую девочку, и вот меня и взяли, да? А как вы меня нашли?

– Да, Даша. Мы искали именно такую девочку, как ты. Каждый ребенок должен жить в семье. Ты будешь жить в нашей – а нашли мы тебя в базе данных – это чтобы и другие родители могли так же найти детей. Хочешь посмотреть?

Даша еще около месяца была в Федеральной базе. С Литтлвана я просила модераторов убрать ее много позже – информация со всеми диагнозами в одной из тем висела, как оказалось, до лета.

…Еще Даша старалась стоять рядом со мной. Всегда. Что бы ни происходило. Не говоря уже о том, что несколько часов после самолета на автобусе из Нижневартовска до Сургута мы ехали с ней в обнимку, или она просто стояла рядом, когда я уже не могла держать ее на коленях – так и дома она просто не отходит от меня. Что бы я ни делала, за редким исключением, Даша тут же и просто смотрит на меня – похлопывая ручками, забравшись на диван или усевшись за стол и подперев щеку.

Мне трудно постоянно давать ей подтверждение, что я вижу ее, помню о ней, думаю о ней. Но все, что от меня зависит, я делаю.

Даша погружена в происходящее и мало говорит о прежней жизни, только часто вспоминает маму:

– Это же жалко, что моя мама умерла, да, Наташа? Я скучаю по ней. Мне жалко, что папа потерялся.

– Я вижу, Даша. Очень жалко.

Нам привозят мебель – шкафы и кроватки для девочек, белоснежные, аккуратные, со встроенными ящиками для одежды. Радости моей нет предела. Кроватки приходится доделывать – мастера приезжают еще не раз, но в результате мебель служит нам безупречно – тяжелая, устойчивая, надежная и очень красивая.

Мы приносим из магазинов новую одежду, украшения для волос, обувь. Мне никак не привыкнуть, что Даша, которая старше Лали на два года, носит не одежду хотя бы ее размера – сто двадцать восемь, а преспокойно помещается в футболки для трех-четырехлетних детей – сто четыре сантиметра. Я внутренне ужасаюсь. Я весь год буду донимать врачей:

– Скажите, ну как может ребенок вырасти на четыре, шесть, восемь сантиметров – а в весе практически не набирать? И размер у нее остается тот же, она же не худеет? Как так?

– Ну, как пластилин, – наконец ответит мне кто-то из врачей, – Вверх тянется, а вес тот же.

В конце концов я решу, что Даша, наверное, где-то в шее и талии растет, не иначе. И руки еще вытянулись – это по рукавам заметно было!

В конце марта мы начинаем заниматься в изостудии. У нее красивое название «Fly», и мы так и говорим – «идем на Флай». Студия не близко, но и не далеко. Лали ходит на занятия почти полтора года, ей очень нравится.

Мне кажется, что там очень хорошо – задания посильные для детей и интересные, два часа дети занимаются с преподавателями, словно сошедшими со страниц модных журналов – стильными, юными, уверенными и заботливыми одновременно, в перерыве успевают пить чай и общаться. Студия расположена в необычном помещении – небольшом, неправильной формы, на верхнем этаже офисного здания с панорамными окнами, оно даже с улицы выглядит таинственно и светит огнями по вечерам – в студии занимаются взрослые. Даша подключается к еженедельным занятиям осторожно, неуверенно, но постепенно привыкает и до середины лета, когда в студии объявляют перерыв, занимается с интересом и старанием.

Ее хвалят преподаватели, бросаются приветствовать дети, когда мы приходим, самой ей нравятся рисунки, которые у нее получаются. Но с осени каждый раз, когда мы собираемся, она паникует и плачет:

– У меня не получится! Там трудно! Я не смогу!

Спрашиваю Лали, как Даше на занятиях?

– Да все прекрасно, мам, ей же помогают… Она шутит, смеется, я проблем не замечала.

Тем не менее, Даша прекратит занятия ровно через год – и сейчас настаивает, что не хочет заниматься дальше – а что рисунки прелестные, и вроде и нравилось – да ну и что.

Объяснить, что же ей не нравится, не может – не нравится, и все.

Всю весну, а далее и первую половину лета мы в банках, пенсионном фонде, опеке и МФЦ – переоформляем пенсию Даше.

Поездки в инстанции – то по холоду, то по жаре – чередуются с походами по врачам и ничего, кроме усталости, пока не приносят.

В МФЦ нам особенно повезло – мы четырежды приезжали и меняли заявление о переводе пенсии, оформленное не совсем правильно.

Эти поездки и походы (а еще были визиты специалистов из опеки, и наши походы в опеку, со справками и документами) – одно из самых сложных и выматывающих мероприятий за весь первый Дашин год у нас. Я боялась что-то сделать не так, слишком расстраивалась из-за резкого тона сотрудников, и тогда еще не понимала, что это не мне надо чувствовать себя тотально подконтрольной (было так, что мы переносили поездку на дачу, когда нам звонили и говорили, что сейчас приедут из опеки), а я сама могу попросить проконсультировать меня по непонятным мне вопросам.

Ну и не по всем непонятным вопросам меня, собственно, могли проконсультировать.

Как мы уже к середине лета выяснили, по некоторым аспектам личного дела Даши – она – первый и единственный ребенок в городе… На ходу приходилось выяснять в Иркутске, что нам делать и какие еще запросы отправлять в учреждения – это отнимало много времени и я, опять же, со своей повышенной переживательной способностью, терялась там, где более сухой и деловой тон был уместнее, как я сейчас понимаю.

Мы читаем – запоем. Всегда было очень много книг у Лали, Даша появилась, и нужно включаться в чтение и с ней. Читаем о школьниках в целом и просто о сообразительных детях – в частности. «Самый большой подарок», «Катруся», «Подружки идут в школу», «Сначала – налево, потом – направо», «Приключения Шуры и Маруси», «Как жила Тася», «Первоклассница»… Слушаем эти вещи – на ночь или по выходным – не по одному разу – привыкаем к школе.

Читаем детские стихи – чем проще, тем лучше – все Лалины дошкольные серии хорошо идут, на них Даша больше всего откликается – и до сих пор очень любит именно стихи для совсем маленьких.

Мне кажется важным не перегрузить Дашу интеллектуально, поэтому еще мы часто занимаемся совсем детскими занятиями, простенькими, вроде мыльных пузырей или вырезания фигурок из бумаги – и часть книг, заказанных для девочек, тоже была специально приобретена в расчете на «погружение в регресс» – для снятия напряжения, которое неминуемо возникло при появлении у нас Даши. Пушистые, шершавые, яркие, не понятные с ходу – все, встречавшиеся у нас Даше книги, были подобраны так, чтобы быть максимально притягательными.

Читаем простенькие сказки – Даша не может ответить ни на один вопрос, хотя слушает внимательно. Если предложить ей выбрать из готовых ответов – выберет правильный. И до сих пор, к сожалению, если Даше что-то нужно уточнить у меня, вспомнить какие-то детали событий, пусть даже недавних, – она говорит с запинками, с напряжением. Говорит легко и быстро, когда мы играем, когда обсуждаем бытовые темы, когда занимаемся уроками – то есть там, где не нужны сложносочиненные конструкции и быстрое изложение своей точки зрения.

Мы стараемся не столько обсуждать героев сказок и пересказывать сюжетные повороты, сколько, на первое время, как можно более точно сказать – о чем сказка? Про что рассказ? Что тут главное, в этих стихах? И пока не больше.

Позже мы запишем Дашу в библиотеку и чуть меньше станем заказывать книг в интернет-магазинах.

Я выбираю на сайте Лабиринта тетради Кумона – и на сейчас, сразу выполнять, и на потом – заказываю много, боюсь, что не угадаю с заданиями – Даша хорошо занимается, когда работа ей по душе.

Хотя я, наверное, зря переживала – Даше очень нравится все наши занятия – они разные, и для нее это чаще всего игра. Книга «Говори правильно» – логопедический альбом. С ней Даша сидит сама и просит меня пояснить задания в ней. Многие сложные слова – «жюри», «абажур» – можно сразу рассмотреть на иллюстрациях, можно почитать стихи. В заданиях к каждой странице есть еще и вопросы, и просьба прочитать еще один стих… Две страницы этой книжки с выполнением заданий – «Нарисуй разноцветные драже», например, мы делаем в день, примерно по пять – восемь минут на занятие. И таких крошечных занятий у нас за день много.

Со времен моей работы в детском саду у нас остались наборы карточек с заданиями для развития фонематического слуха – много работаем с Дашей по ним – вернее, Даша думает, что это игра – карточки сделаны из открыток и фотографий. Распевает песенки водички и комара и счастлива.

Еще был и есть счет и решение задач по рабочим тетрадям Кумона (действительно хорошие задания) и мои рабочие инструменты – метафорические карты, таблицы чувств и эмоций, задания для прояснения чувств в теле, карты «Смыслы жизни» и много привлекающих внимание наборов, открыток, карточек – на все возможные темы.

Даша – ребенок с великим интересом ко всем загадкам, кроссвордам, разрезным картинкам и настольным играм.

Наши походы в магазины канцтоваров всегда заканчиваются приходом домой с полными пакетами новых игр или развивающих книг – прописей, книг о животных или раскрасок.

Некоторые спокойные выходные дни проходят у нас под поедание вкусного и шуршание страниц.

Даша постоянно просит поставить любимую песню: «Я твои целую руки, моя родная»….

– Я очень рыдала в детском доме, когда слушала песню про маму.

У Даши очень своеобразные отношения с болью. Она кричит из-за царапин, которые не оставляют и следа, и равнодушно реагирует на то, что может порезать себе палец или уронить что-то тяжелое на ноги. На мой испуганный взгляд только улыбается:

– Не больно, не больно, – и идет дальше.

После каникул мы идем в школу – и вот тут Даша начинает впервые кричать в голос. Она не может пройти семь-десять минут до школы и кричит:

– Почему школа так далеко!

Изумлению моему нет предела. И в школу она уже ходила, и ранец носила, и уроки делала – но вот сейчас все не то и не так.

Одно из объяснений этому – сразу же после приезда врачи обнаружили у Даши сильную анемию и восстанавливали ее очень длительно – Даша в итоге полгода пила железо и до сих пор пьет йод.

Даша, как выясняется, очень не любит громкие звуки. Как она, бедная, детей в школе переносит… автобус даже подъезжает, она уши закрывает… пылесос не переносит… не знаю, почему. Пылесосом теперь не пылесосим). Фен! О, фен – это кошмар. Такие волосы!… И Даша ненавидит фен. Сначала убегает, когда его я несу в зал, потом вопит и ноет все время, пока сушим волосы – а волосы – шелк в пятьсот слоев! невозможно же просушить эту гриву, мы выбрили треть затылка, чтобы после бассейна (четыре раза в неделю) просушить успевать на перемене, и все без толку!

Ест за троих – где-то две недели, потом она станет очень избирательной в еде. Терпеть не может школьную еду. Я говорю ей, что ведь тоже готовлю совсем обычные вещи – ну, разве что фруктов у нас всегда переизбыток, но она отвечает:

– Нет! Я рыбу у них вообще не могу есть! А у тебя она другая совсем! Делай мне рыбу, я съем.

Набирать вес она не будет почти до зимы – совсем.

Когда я иду куда-то с Дашей по делам, я знаю, что она будет невозмутима, спокойна, вежлива. В крайнем случае, если устанет, она ляжет головой ко мне на колени или потянет за руку, сказав:

– Пошли уже, Наташ…

Лалёна….. Лалёна вертится, когда устает, смеется, как правило, ее воспринимают как невоспитанного ребенка.

Но спроси при этом у Даши – что мы делали, что вокруг происходило? Не ответит и растеряется. Если не вручить для пережидания игрушку или блокнот с карандашом, просто отключается от происходящего и ждет, пока мы уйдем, смотрит по сторонам, но ничего не видит. Лали при всей своей подвижности расскажет, на кого похожи операторы в банке, кто в очереди смеялся, а кто скучал, сколько детей было рядом с нами и как менялась погода за окном.