Вилене Бреннер посвящается

«Друг друга тяготы носите…»

(Гал. 6.2)

* * *

Дети всё не ехали, и тоска прибывала, сдавливая голову, сердце и душу… Только в самые немоготные минуты, чтобы не захлебнуться тоской окончательно, Елена Олеговна включала свой плохонький телевизор.

Включила и на этот раз.

Говорили о «мате». Приводили в его защиту всевозможные доводы. Стало быть, оправдывали употребление скабрезных слов? Выходит, что так. Основным доводом, оправдывающим употребление в речи не просто плохих, а очень плохих слов, был такой: у этих слов сильная энергетика! Во время войны худенькие девочки-медсёстры, якобы, с помощью нецензурных слов выносили с поля боя раненых мужчин, которые были в два-три раза тяжелее их самих…

Не понравилась Елене Олеговне передача, но, тем не менее, она досмотрела её до конца. Потом выключила телевизор и села за стол писать на телевидение разгромную статью-отклик.

«Вы профессионалы или нет?! – писала Елена Олеговна. – Если всё-таки профессионалы, то должны знать, что любое слово (любое!) заряжено энергетикой, положительной или отрицательной. О динамизации и сумасшедшей энергетике «матерного» слова известно давно. Да! Дьявол силён. Но почему вы не говорите о тех медсёстрах, которые обращались за помощью к Богу? Силу молитвы и её влияние на поведение и душу человека нельзя сравнить ни с какими другими словами. Кто искренне молится, тот знает об этом…»

Сама Елена Олеговна об этом знала, но искренне молиться получалось у неё редко…

«Не повод же это для того, чтобы примириться с грязными словами…», – подумала Елена Олеговна и после краткого внутреннего замешательства от сознания своего несовершенства продолжила письмо на телевидение.

Итак… «Что, на ваш «умный» взгляд, означает мат? Я отвечу за вас. Это словесная форма истерики. И, как и всякая истерика, она удесятеряет силы человека. Вы, наверное, слышали, что сумасшедшие необыкновенно сильны? Чем это объясняется? Ненормальным состоянием психики.

Люди предали слова молитвы, но свято место пусто не бывает. Дьявол, подсуетившись, прислал нам вместо слов молитвы дремучие и гремучие слова, наделив их своей дьявольской силой, а мы с вами знаем, что он, дьявол, ой как силён! Подумать только! Слова-враги стали друзьями, а слова-друзья если и не стали врагами, то просто исчезли из нашей жизни. Куда это годится?! И детей не жалеете, убеждая людей в том, что и детям необходимо знать эти «народные», «звучные», «сильные» слова. Пусть, мол, слушают и смотрят на саму жизнь! И марают, марают, марают… Без зазрения совести марают… Если не вдаваться в этимологию слова «мораль», то ваша мораль (людей из «ящиков») от слова «марать». Как хотите, но это так…»

Елена Олеговна почувствовала, что слишком раздражена «разговором» с авторами передачи и, чтобы не разозлиться окончательно, решила заняться чем-нибудь другим… Ну, скажем, попить чаю. А что? Мысль «попить чаю» показалась ей очень даже замечательной. Мысль эта очень скоро обрела ясные и четкие формы. Елена Олеговна пошла на кухню, покачала туда-сюда чайник, но не услышала в нём плеска воды. Глянула в ведро – и ведро пустое! Совершенно! Даже донышко сухое. Попила, называется, чаю!

Елена Олеговна вернулась к столу, постояла немного, глядя в окно, присела на краешек стула, взяла ручку с намерением продолжить письмо, но раздумала… Положила ручку на место и громко сказала невидимым «телевизионщикам»:

– А пойду-ка я на озеро за водой. Нет сил с вами разговаривать без чаю. Приду и допишу… Может быть… Если захочу…

Но, прежде, чем выйти из дома, Елена Олеговна глянула в окошко кухни… Сидят!

* * *

Участок Елены Олеговны расположен у самого озера, на небольшом склоне. Наверху участка стоит её «дом» – бревенчатая, заросшая бурьяном хибарка, которую Елена Олеговна гордо называет «домом». В хибарке две крошечные комнаты и крошечная кухня. С обратной от крыльца стороны – небольшой навес, где, по идее, должны лежать дрова, но стоят сломанный стул, сломанный стол и сломанная кровать. Еще в летнее время там «живут» два велосипеда: сына и внучки. Стоит хибарка почти у самого забора – деревянного, почерневшего и покосившегося. Окна комнат выходят на участок, а окна кухни – на забор, у которого со стороны «улицы», рядом с тропинкой к озеру, стоит длинная скамейка. На ней в хорошую погоду почти всегда сидят старухи…

Причем, еще года четыре назад здесь редко кто сидел, разве что сама Елена Олеговна присаживалась, когда возвращалась после купания в озере или когда ходила туда за водой… Потом стали постоянно приходить две старухи, потом с каждым годом количество старух увеличивалось. И это все были какие-то новые старухи… Сами по себе они, конечно, новыми не были (разве старухи бывают новыми?), но для деревни – это новички. Раньше они тут не жили… И вот теперь скамейка была полна!

Просто беда! Не пройти мимо! А за озёрной водой надо проходить именно мимо скамейки с сидящими старухами. И никуда не денешься… Надо проходить… Решила Елена Олеговна немного подождать. «Может, «рассосутся» старухи…» Походила по своей развалюшке, посидела на табуретке… Снова глянула в окно. Сидят! Ещё бы не сидеть… У такого-то озера!

Это чудное озеро Елена Олеговна полюбила сразу. Красивое, щедрое и… святое. Да, да, святое! Святым его называли старожилы, которых осталось в деревне всего ничего.

Нашёл это место её сын. Приехал однажды домой с очередных соревнований по карате, где выступали его ученики, и прямо с порога заявил:

– Нас с ребятами возили в фантастическое место! Озеро, лес, почти нет людей… Мы должны купить там дом! Я не прошу себе никогда, если этого не сделаю!

– Это где?

– Недалеко от Белоруссии.

– Ого! И кто там будет жить?

– Ты!

– Почему это я? – как школьница спросила Елена Олеговна. – Чуть что, сразу я… Не поеду. Одна в лесу, без людей… Я не Серафим Саровский… Хотя… жаль…

– Да не бойся ты! Там кое-какие люди есть. Просто мало. Тишина, природа, здоровье… А я буду все время приезжать!

– Что же там такого особенного?!

– Всё.

– Можно я подумаю?.. – попросила Елена Олеговна.

И подумала…

У неё в «запаснике» были кое-какие деньги, которые она называла «кладбищенским фондом». У сына денег не было. Никогда и никаких.

«Смерть подождёт, – решила Елена Олеговна, – а ребёнку – радость».

На следующий день почти пятидесятилетний «ребёнок» взял у матери деньги, поехал в деревню «своей мечты» и купил там «дом».

Когда Елена Олеговна увидела это строение в первый раз, то сильно огорчилась… Неказистый домишко «обещал» рухнуть в любую минуту…

«Зато дешево и действительно красиво вокруг, – успокаивала она себя. – Ну и что, что развалюшка? Неразвалюшек здесь и нет вовсе…»

Через короткое время она привыкла и тоже стала называть хибарку «домом». Так и говорила знакомым:

– Коля дом купил…

И все с уважением смотрели на нее и хвалили сына.

Порой Елене Олеговне приходила в голову невозможная мысль – поставить здесь монастырь. Не часовню, не отдельный храм, а именно монастырь! Лес, озеро… Здесь даже она, такая ленивая, молится по нескольку раз на дню. Своими словами, конечно, коротко, но молится!

Но монастырь ставить было некому…

В этой умирающей деревеньке на границе Псковщины и Беларуси старухи жили и выживали только благодаря озеру и лесу. Стариков было всего два (или три?), да и те были уже «бабаями». Так называл стариков Шамиль, её сосед по дому в Питере. Он объяснил Елене Олеговне, что по-татарски «бабай» – это старик, который уже не мужчина, но и женщиной его назвать нельзя… Он просто «бабай».

Иногда в деревню на день-два приезжали молодые – навестить своих бабушек. Бывало, заезжали и «чужаки», прослышавшие о красоте этого чудного места. Любовались, отдыхали, но жить почему-то не оставались, хотя в деревеньке было много пустых, «ничьих», домов. И вот… Эти старухи… Пополнение…

Почти каждый день, утром или вечером, а бывало, что с утра до вечера, старухи сидели на скамейке под окном её дома. По этой причине Елена Олеговна перестала плавать в озере, принимать у воды воздушные ванны, а это ей было, ой, как нужно. Тем более, она любила плавать. С детства плавала хорошо…

Для питья воду можно было, конечно, брать из колонки, которая через дорогу, с другой стороны участка (там тоже есть калитка). Колонка старухам со скамейки не видна, но… Вода там не та! Не такая, как в озере. И запах не тот, и вкус…

И снова вопрос: откуда взялись эти старухи?! Кто их привёз? Елену Олеговну, например, привёз сын. Осенью он увозит её обратно в Питер. Его все видели, все знают. Сын и внучка, пусть редко, но приезжают отдохнуть. Наверное, и у этих старух есть дети… Но этих детей никто никогда не видел и ничего о них не знает. Даже Райка не знает. Только к Ульяне, большой и грозной старухе, приезжает сын на длинной черной машине. По словам Райки, сын Ульяны привозит всё необходимое для жизни в деревне не только своей матери, но и всех её подруг.

И как им тут живётся? Радостно ли? Печально? А ей самой как живется? Радостно или печально? Теперь скорее печально… А по приезде всё было не так.

* * *

Первым летом в деревне Елена Олеговна чувствовала себя спокойно-счастливым человеком. Как никогда. Она была в радостном изумлении от того, что видела вокруг. А видела она, прежде всего, озеро, потом – сад у дома, кем-то когда-то посаженный, лес, поля, уходящие далеко за горизонт…

В то лето Елена Олеговна часто стояла на пороге своей избы, наблюдая ночь, которая всегда много значила для нее. Ночью многое удаётся людям. Ночь умудряет человека. Ночью хорошо молиться, не пропадает ни одно слово молитвы… «Отче наш!.. Да святится имя Твоё!.. Да будет воля Твоя!..» Она благодарила Бога и просила прощения за свои грехи и недовольство жизнью… А утром в ожидании встречи с новым днём легко и радостно вставалось.

Первое лето пролетело очень быстро. За летом, как водится, пришла осень. Такой осени у Елены Олеговны тоже никогда не было. Тепло! И в сентябре, и в октябре… Но теплынь какая-то особенная, с предчувствием, что всё может враз измениться…

Накануне отъезда (двадцать седьмого октября) был чудный день, а за ним – такая же чудная, волшебная ночь. Без преувеличения! Распахнулось небо, и рассыпались по нему звёзды.

Ей вспомнились строки Полежаева:

 
Простри на небеса
Задумчивый свой взор:
Не зришь ли в них Творцу
Согласный стройный хор?
Не чувствуешь ли ты
Невольного восторга?
Дерзнёшь ли не признать
И власть, и силу Бога,
Таинственный устав,
Непостижимый перст
В премудром чертеже
Миров, планет и звезд?
 

Всю зиму Елена Олеговна скучала по деревне и мечтала о новом лете, но… Такого прекрасного лета, как то, первое, у неё здесь больше не будет никогда…

А ведь всего-то пять лет прошло… Но как все изменилось! Сын и внучка почти совсем перестали приезжать… Сын успел развестись и теперь гулял напропалую… У внучки настал переходный возраст… В деревне откуда-то появились «новые» старухи… И эти «новые» старухи «оккупировали» лавочку возле ее «дома»…

* * *

Иногда Елене Олеговне хотелось подойти к старухам, поговорить, спросить их о чем-нибудь. Например, как они спят по ночам, не страдают ли бессонницей, как она… Хотелось… но она останавливала себя: «Что у меня с ними общего? Ни-че-го! Не впишусь я в их «команду». У них сложилась своя атмосфера, которую я, скорей всего, не пойму и не приму…»

Раиса (жена лесника Василия), крепкая деловитая женщина лет сорока, работавшая в соседней деревне почтальоном и сросшаяся с велосипедом, хоть и общалась с некоторыми из «новых» старух, но знала о них мало.

– Что тут делают эти старухи? – спросила однажды Елена Олеговна Раису. – Откуда они взялись?

– Откуда взялись, я толком не знаю. А плохого ничего не делают. Но… странная история… Как только они поселились здесь, зимой в деревню стали приходить волки.

– Да ты что?!

– Правда!

– И что?

– Да ничего. Приходят и воют…

– Ужас какой! Съесть что ли старух хотят?

– Вряд ли, – Рая засмеялась. – Старухи их, наверное, подкармливают.

– Нет, Раечка! Тут какая-то другая причина. Волк не дружит с человеком.

– Значит, старушки эти – оборотни, и по ночам в волков превращаются.

Рая опять засмеялась, села на велосипед и уехала.

Так ничего существенного из разговора с Раей о «скамеечных» старухах Елена Олеговна и не узнала. Но стало страшновато…

* * *

А ведро так и стояло пустое. Хочешь – не хочешь, а за водой идти надо. И дорога одна: мимо старух. Туда-то ладно – с пустым ведром, можно быстро проскочить, а обратно – с полным, да ещё и в горку… Горка хоть и небольшая, но всё равно… Елене Олеговне уже многое тяжело делать.

Стала сына ругать. «Как не стыдно?! Две бочки во дворе, а он не удосужился воды наносить. Хитрый какой!» Конечно, не так уж трудно сходить за водой и самой, но… при одном условии: если на скамейке нет старух.

Решительно взяла ведро и также решительно вышла из дома.

Проходя мимо старух, Елена Олеговна поздоровалась с ними. Старухи ответили ей. Доброжелательно, с улыбкой. «Неплохие все же старухи, – подумала Елена Олеговна. – Желают доброго здоровья… Улыбаются…»

Набрала воды и под взглядами старух пошла назад. Не споткнуться бы!

«И почему у меня всё так сложно?!» – ругала себя Елена Олеговна. Всегда хотела подниматься к вершинам духа… А сама с людьми ладить не может. Смешно!

«Сейчас пройду и мило улыбнусь», – решила Елена Олеговна. И прошла, и мило улыбнулась. Старухи тоже улыбнулись в ответ и тоже довольно мило. Лишь одна, которая никогда без нецензурных слов не разговаривала, улыбнулась озорно и ехидно. Может, показалось?.. Что возьмёшь с невоспитанной старухи?! Для этой старушенции Елена Олеговна давно придумала подходящее, на ее взгляд, прозвище – Хулиганка.

Прошла, наконец, мимо. Подошла к калитке. Не видит, но догадывается, что старухи смотрят ей в спину, и даже знает, что при этом думают. А думают про её сына и думают не очень хорошо. Привёз, мол, мать в заброшенную деревеньку, поселил в полуразрушенной избушке и оставил одну, чтобы не мешала ему жить в далёком и прекрасном Петербурге. «А это уже не ваше дело!» – мысленно огрызнулась Елена Олеговна. А калитка, как нарочно, не открывается… Ну, никак! Крючок заело… А одна рука ведром занята…

Не успела Елена Олеговна поставить ведро на землю, как оно вдруг стало невесомым.

– Ой! – вскрикнула от неожиданности Елена Олеговна и повернула голову.

Рядом с ней стояла та самая ядовитая старуха, которую Елена Олеговна прозвала Хулиганкой. Была эта старуха чуть повыше Елены Олеговны, но худее. Лицо острое, как топорик. Несмотря на старухин возраст, в пластике её движений и во всей фигуре угадывались сила и ловкость.

– «Постой, да ты неловок, дай-ка я…» – без улыбки сказала старуха.

– Не надо! Нет, нет! Зачем? Я сама могу…

– Тихо! – прикрикнула старуха, и Елена Олеговна, отпустив дужку ведра, покорно замолчала. – Открывай!

Елена Олеговна двумя руками легко откинула крючок и открыла калитку.

Старуха поставила ведро именно на ту табуретку, на которой оно всегда стояло. Как будто знала о его постоянном в доме месте. Поставила и только потом спросила:

– Все правильно?

– Да, очень хорошо, – суетливо сказала Елена Олеговна. – Спасибо вам большое. Может, чайку?

– Не. Ничего не надо. «Спасибо» – и то много. Твои засранцы ещё когда приедут! А мы всегда тут.

– Да, они редко приезжают… – согласилась Елена Олеговна.

– Вот видишь!

– Но они же не просто так не едут. Они заняты. Им – некогда…

– Да что ты говоришь?! И очень заняты?

– Очень.

– А если приезжают, то почти сразу и уезжают! Ведь так?

– Так… И мне очень грустно тогда… – неожиданно для себя призналась Елена Олеговна.

– Я знаю.

– У вас так же?

– Нет, не так же. Просто знаю и всё.

– Откуда?

– Как думаешь?

– Не знаю…

– Ладно, скажу, чтоб не мучилась.

– Скажите.

– От него самого! От верблюда!

Елена Олеговна улыбнулась незамысловатой бородатой шутке. Гостья задала вопрос:

– А что ты делаешь целыми днями?

Елена Олеговна смутилась.

– У меня дела…

Старуха подошла к столу, сплошь покрытому исписанными листами.

– Это ты столько наваляла?

– Я, – виновато призналась Елена Олеговна.

– Что пишешь?

– Разное.

– Разное?! – удивилась старуха. – Про гвозди, про голых баб, про Ленина, про червей, про паровозы? Так что ли?

– Вообще-то я пишу о словах, – поправилась Елена Олеговна.

– О каких словах? – не унималась старуха. – Я их много знаю!

– О разных.

– Ага… И много набрала слов?

– Много.

– Тысячу?

– Намного больше.

– Больше?!

– Значительно больше.

– Для чего они тебе?

– Просто люблю слова.

– Всякие?

– Всякие.

– И «жопа»?

Елена Олеговна на несколько секунд замолчала. Потом произнесла:

– Не знаю…

– То-то и оно, что не знаешь. Сидишь тут как сыч. К нам не приходишь.

– Занята я очень.

Старуха захохотала.

– Во дает! Занята! Книжки, небось, читаешь. Умничаешь сама с собой.

– Книжки читаю, но что касается умничанья…

– Да замолчи ты! Людей ты не видишь в упор, а это плохо.

– Почему? Вижу.

– Издали?

Елена Олеговна начала сердиться.

– Я не понимаю… Вам-то что?

– Не поверишь! Жалко тебя.

– Вы себя жалейте.

– Себя-то жалеем, а тебя вот некому. Одна и одна.

– Я не одна! Со мной природа. Со мной, в конце концов, Бог.