– Этого зовут Грек, так его назвал мой покойный муж. Он очень спокойный, но быстрый. Никогда не оставит своего наездника. Можно даже не привязывать его нигде. Просто отпустить. Он никуда без вас не пойдет, – дав кусочек сахара животному сказала женщина.
– Грек, – потрепав по сильной шее коня я протянула ему морковку, кусочки которой лежали в небольшом ящике, стоящем на деревянном столе в углу конюшни.
Животное осторожно взяло лакомство из моей ладони своими теплыми губами и благодарно закивало головой.
– Он такой забавный! – воскликнула я и засмеялась.
– Да, чудесный конь. Ну, поезжайте. Только долго не задерживайтесь. Вы не знаете еще города, а на носу ночь. Чтобы я не переживала, пожалуйста, не задерживайтесь допоздна, – беспокойно проговорила Эльза.
– Хорошо, – запрыгнув на коня я погнала его в направлении церкви и спустя минут двадцать оказалась возле старинного здания с высокой колокольней, украшенной вычурной лепниной.
Спрыгнув с лошади и привязав ее к стойлу, я прошла внутрь здания, прислушиваясь к тому, как звук моих шагов эхом отдается в высоких куполах церкви. Подняв голову вверх, я залюбовалась прекрасными фресками, которыми были расписаны потолки. Сквозь разноцветные витражи пробивались последние лучи заходящего солнца и освещали разноцветными отблесками красоту этого оплота мира и смирения. Подойдя к алтарю, я зажгла свечу и закрыв глаза начала молиться. Прочитав молитву, открыла глаза и увидела старенького священника, который с интересом наблюдал за мной, медленно перебирая своими тонкими пальцами четки, которые издавали едва слышимый шорох в тишине, окутывавшей церковный мир этого здания.
– Здравствуйте, – поздоровалась я улыбнувшись.
Священник спустился по ступенькам ко мне и указал на стоящую лавку, приглашая меня сесть. Я села и молча уставилась на мужчину, не зная с чего начать разговор.
– Меня зовут отец Дамиан, – тихим голосом представился мне священник.
– Я Алиса.
– Вы не здешняя, – улыбнулся отец Дамиан, прищурив глаза.
– Да, я из России.
– А что вас привело сюда, Алиса?
Я рассказала ему цель и итог своего неудачного приезда в эту страну. Он внимательно выслушал и все так же перебирая четки проговорил:
– Вы не держите зла на Джастина. Он хороший человек, вот только жизнь у него трудная.
– Да я и не держу. Я его всего-то видела несколько минут. Хам он, конечно, еще тот! Этого у него не отнять, – усмехнулась я, вспоминая надменный взгляд мужчины.
– Да, что есть, то есть. Положение всегда накладывает свой отпечаток на человека. Может вы бы попытались еще раз с ним поговорить? Ведь проделали такой путь длинный, а возвращаетесь ни с чем. Да и ему нужна помощь, это я точно знаю. Просто он не умеет о ней просить, – осторожно сказал священник и опустил четки рядом с собой на лавку.
– Я знаю, что не первая отказываюсь работать в его доме.
– Да, не первая. Но те, которые раньше брались за работу, были слишком тонкими натурами и не выдерживали его требований. Вы же слишком горды. Тут коса на камень нашла просто, – священник явно был знатоком человеческой натуры и поэтому прямо-таки попал в точку всей этой ситуации.
– Я остановилась у Эльзы в местной гостинице. Она говорила, что вы как отец графу.
– Да, я всегда рядом с ним был, пока он был ребенком. Сейчас уже он взрослый мужчина, захаживает ко мне довольно редко, советов уже не спрашивает. Изменился очень. Хотя делает огромные пожертвования на церковь и воскресную школу. Но не все меряется деньгами. Он так этого и не понял, к сожалению, – по тону, которым мужчина говорил о Джастине, я поняла, что он и правда очень переживал о нем.
– Знаете, святой отец, меня больше беспокоит его дочь, – ответила я и рассказала о случае в доме.
– Бедняжка очень страдает. Я каждый день молюсь за ее душу.
– Хотела ей помочь, но в итоге оказалась без работы. Но с первой секунды поняла, что малышке нужен друг. Вот что с ней там будет? Как она живет? Не понимаю, – мне до боли не нравилось то, что я увидела в том доме, в котором было все, кроме того, что так было необходимо маленькой девочке, отчаянно цеплявшейся за память матери.
– Джастин никого не слушает. В этом его беда. Из любой ситуации можно найти выход, порой нужно только довериться кому-то из близких. Но он наоборот от всех отошел после рождения дочери. Если не найдет свой путь, то я не знаю к чему это все приведет. Хоть бы исповедался, душу бы облегчил, а то совсем забыл уже, что это такое, – ответил священник.
– Да, странный человек. И денег море, а счастья нет. Скажите, а что значит термин красная луна? – мне жуть как не давала покоя мысль о том, что тогда наговорила мне цыганка.
– У нас это значит новая луна. В языческих обрядах использовали этот термин, да и сейчас используют. Это время перехода луны в новолуние. А почему это вас так интересует? – пристально окинул взглядом меня мужчина, нахмурив брови.
– Мне одна цыганка здесь какое-то предупреждение сделала. Я не могу понять смысла. Она сказала, чтобы я боялась красной луны и смотрела куда-то глубоко, дьявол растает, и вторая рожденная какая-то все заберет. Для меня тарабарщина просто все эти слова. Я почему и пришла к вам. Возможно, вы что-то сможете сказать мне насчет этого всего? У нас к пророчествам и предупреждениям цыган относятся очень осторожно. Особенно если они такие спонтанные.
Священник нахмурил брови и долго пристально смотрел на меня.
– Не должен такое вам говорить, но я бы просил вас остаться здесь, если это возможно, – немного резко сказал он и я удивленно посмотрела на него.
– Зачем? – протянула недоверчиво я.
– Вам лично это пророчество ни к чему, если вы уедете. Но оно, возможно, сможет помочь другому человеку, если вы останетесь, – расплывчато ответил мужчина, отведя свой взгляд.
– Какому человеку? – не унималась я.
– Не могу вам всего сказать. Придет время, и вы все узнаете.
– Зачем вы тогда просите меня остаться здесь? – возмутилась я. – Если ничего объяснять не хотите?
– Потому что от вас многое зависит, – все какими-то загадками отвечал этот тайник в темной рясе.
– Что зависит? – я уже готова была взорваться, поскольку до жути ненавидела всякого рода недомолвки.
– Каков будет выбор ваш, таковы и будут последствия для всех. Но, если вы уедете, то просто будете жить дальше и все. Больше вам ничего сказать не могу. Но господь не просто так вас привел сюда ко мне, это очевидно.
– Да что вы говорите загадками!? Объясните мне поконкретнее. Как же я пойму, что мне сделать? – строго проговорила я.
– Сердце подскажет, – улыбнулся мне в ответ священник.
– А если не подскажет?
– Значит ваша дорога другая, а человеку тому, которого это все касается – крест нести свой до конца жизни.
– Вот и нашла ответ, называется, – хмыкнула я и встала со скамьи.
– Это не тот случай, где я могу помочь вам ответ найти. Это слишком сложная ситуация. Только сердце направит вас. Слушайте его, – назидательным тоном сказал мужчина.
– Ладно, спасибо за помощь, святой отец, – язвительно проговорила я и попрощавшись направилась к выходу.
– Мадмуазель, – окликнул меня священник уже у выхода. – Все, чем я могу вам помочь, это молитва. Буду молиться о вас и о вашем правильно принятом решении. Берегите себя.
– Спасибо, – уже более мягко проговорила я и вышла на улицу.
Сев на своего скакуна, я погнала его галопом в гостиницу, где, оставив лошадь на попечение конюшего, вернулась в свой номер и забылась крепким сном.
Проснувшись утром и позавтракав, я обратилась к Эльзе, которая сидела у стола и собирала небольшие букетики из цветов, которые тут же ставила в милые вазочки голубого цвета, которыми она, скорее всего, украшала комнаты:
– Можно я возьму лошадь? Поеду и посмотрю окрестности. Сидеть целый день не хочется в номере.
– Конечно! Только у меня одна просьба. Не ездите на северную сторону склона, там поселение цыганское. Обычно там случаются невесть какие неприятные вещи. Лучше туда не показываться одной.
– Хорошо, не поеду. Обещаю, – улыбнулась я и поблагодарив хозяйку пошла в конюшню.
Оседлав Грека, я направила его в сторону озера, которое мне показывала вчера в окно малышка Виктория. Путь к нему лежал по дороге, проходящей через многовековой лес. По обе стороны мощеного пути росли необъятные деревья-великаны, которые отбрасывали тень на местами покрытую мхом дорогу, по которой, скорее всего, ездили не так часто. Сколько было им лет, этим безмолвным наблюдателям леса? Что видели они на своем веку, эти красавцы-дубы, покрытые мхом? Чему были свидетелями? Жаль, они не могли говорить. Я бы с удовольствием послушала многовековую историю этого необъятного леса, простирающегося на много миль вокруг.
Грек мирно шел по дороге, давая мне насладиться этим зеленым великолепием. Смешные белки прыгали с ветки на ветку, сопровождая меня на моем пути. Где-то совсем рядом ритмично отстукивал мелодию дятел. Дорогу перебегали быстроногие зайцы. Это было так умиротворяюще, ехать на творении природы и наслаждаться красотой окружающего мира. В какой-то момент спокойствие моей поездки нарушил крик ребенка. Это явно кричала Виктория. Крик «мама, мама» раздавался где-то совсем рядом и я, пустив лошадь галопом, выехала к подножию склона прямиком к самому озеру. Оглядевшись, я увидела в сотне метров от меня несущуюся со склона маленькую девочку, а далеко позади бегущих за ней графа и ее няньку. Девочка стремительно приближалась к обрыву, и я поняла, что если она не остановится, то просто сорвется вниз прямиком в озеро. Не колеблясь ни секунды, я спрыгнула с лошади и помчалась наперерез малышке.
– Виктория, остановись, слышишь!? Виктория! – я что есть мочи кричала, но малышка совершенно не обращала на меня внимание.
Всего какие-то доли секунды, и она упала с обрыва, скрывшись под водой. Не теряя ни минуты, я нырнула вслед за ней. Темная пучина холодной воды накрыла меня с головой. Виктория была где-то рядом, и я погрузилась еще глубже, стараясь разглядеть ее в этой кромешной тьме. Вдруг мое внимание привлек блестящий ободок у нее в волосах. Сделав судорожный гребок руками, я сумела схватить ее за рукав платья и потянула наверх. Кислорода судорожно не хватало. Девочка хоть и была маленькой, но от намокшей одежды казалась мне ужасно тяжелой. Сделав последнее усилие, я вытолкнула ее на поверхность, зацепившись при этом подолом своей юбки за что-то невидимое мне в воде. Девчушку сразу подхватил кто-то наверху и потянул к себе. Я же, теряя сознание пошла ко дну. Странное чувство начало цеплять меня своими мерзкими лапами, чувство, когда ты не можешь дышать и просто втягиваешь воду в свои легкие, пока тебя не накрывает темное забвение скользких лап смерти. Очнулась я от того, что меня разрывал мучительный кашель. Я села и откашливая наполнившую меня воду, делала судорожные вдохи. Немного переведя дух, я упала назад на землю, вдыхая такой необходимый мне воздух и наконец увидела склонившегося надо мной Джастина.
– Слава богу, жива! – проговорила беспокойно стоящая рядом Гертруда, державшая на руках Викторию.
– Вы в порядке, Алиса? – мужчина убрал прядь мокрых волос с моего лица и помог мне сесть.
– По-видимому да, раз имею честь лицезреть вас! – сказала я с усмешкой.
Мужчина интуитивно прижал меня к своей груди, зарывшись носом в мои мокрые волосы и проговорил:
– Вы дочь мою спасли! Спасибо вам!
От него исходило такое тепло, что я невольно прильнула к нему. Я редко чувствовала энергетику людей, но с ним было иначе. Было так необычно и волнительно в этот момент, что я прильнула к нему и разревелась, осознавая, что всего мгновение назад была на волосок от гибели.
– Девочка, как она? – сквозь слезы спросила я и встала на ноги.
– Все хорошо, напугана только. Вы вовремя подоспели, – ответила мне нянька и пошла с малышкой в сторону дома.
– Вам нужно обсохнуть и переодеться. Я отнесу вас к нам в дом, – сказал Джастин, видя, как я еле стою на трясущихся ногах.
– Не надо меня нести, здесь лошадь моя рядом, – скривилась я, услышав от него такую фразу.
Я свистнула и позвала Грека, который тут же выбежал из леса, смешно раздувая ноздри и нервно перебирая копытами, издавая при этом недовольное ржание, словно ругая меня за то, что оставила его одного.
– Лошадь Эльзы. Вы у нее остановились? – помогая сесть мне в седло спросил Джастин.
– Да, – прошептала я, едва переводя дыхание.
Взяв Грека за поводья, он повел его по склону, по направлению вверх к особняку.
Подойдя к дому, он остановил коня и помог мне спуститься с него. Я же просто без сил рухнула ему в объятья, судорожно вцепившись в его крепкое тело. Джастин был намного выше меня и мне пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него. Всего какая-то доля секунды, но я смогла за это время увидеть в нем нечто другое, то, что мне вчера не удалось рассмотреть в том надменном и жестоком аристократе, сидящем передо мной за столом в кабинете. Интерес, доброта, человечность, так бы я описала то мимолетное видение в его взгляде устремленных на меня небесно-голубых глаз. Но видение так же быстро улетучилось, как и появилось. Взгляд мужчины снова стал безразлично холодным, и я поспешила освободиться из его объятий.
– Пройдемте в дом, пообедаете и смените одежду, – сказал мужчина.
– Спасибо, ваше величество, – хмыкнула я в ответ и направилась внутрь, краем глаза уловив его улыбку.
– Кристин, – пройдя за мной внутрь дома позвал Джастин кого-то и навстречу нам выбежала пухленькая служанка лет сорока.
– Да, господин граф, что прикажете? – улыбаясь милой улыбкой спросила она.
– Приготовьте ванную для гостьи и отведите ее в гардеробную, пускай выберет себе платье, – кивнул он в сторону лестницы и направился в свой кабинет.
– Слушаюсь, следуйте за мной, – сказала женщина, и я направилась за ней на второй этаж.
Приняв ванную, я пошла в гардеробную за служанкой.
– Здесь платья покойной госпожи. Вам должно что-то подойти, ведь вы практически одинакового телосложения. Она была только немногим выше вас.
В гардеробной висело огромное количество одежды. Все говорило о том, что память о человеке, когда-то носившем их, бережно чтится хозяином этого дома. Проведя рукой по великолепным тканям, я остановилась на платье из синего бархата, отделанном белым кружевом. Затем Кристин расчесала мне волосы и помогла уложить их в красивую прическу.
– Ну вот, теперь значительно лучше, – улыбнулась она. – А вашу одежду я приведу в порядок, и вы сможете тогда ее забрать.
– Благодарю вас.
– А теперь пройдемте в гостиную, господин граф ждет уже вас.
Спустившись на первый этаж, я прошла в комнату, где за накрытым столом меня ждал хозяин дома. Он сидел и пристально смотрел на меня, пока я усаживалась за стол.
– Хочу еще раз поблагодарить вас. То, что вы сделали, для меня бесценно. Вы сами могли погибнуть, но не колеблясь кинулись спасать мою дочь.
– Так поступил бы любой на моем месте. Я рада, что Виктория не пострадала.
– Еще я хотел бы вернуться к нашему вчерашнему разговору и начать его заново.
– Не думаю, что это хорошая идея, – уклончиво ответила я.
– Почему? – он враз нахмурил брови, ведь явно не привык получать отказ.
– Мы с вами не сработаемся. Я слишком упертая и своенравная для того, чтобы работать с такой царской особой, как вы, – ответила я.
– Да, характер у вас еще тот, как для барышни, – усмехнулся он. – Но, если серьезно. Я вчера вспылил и хочу извиниться. Мне нужно восстановить картину. Поймите меня.
– А я вчера сказала, что если буду работать с картиной, то буду общаться и с девочкой. Это не изменилось. Если вы готовы дать такое разрешение, то с радостью вам помогу.
– Хорошо, общайтесь, если вам так хочется. Но хочу предупредить, приятного от этого общения не ждите. Виктория…больна, – хрипло ответил мужчина и по мелькнувшей боли в его глазах, я поняла, как сильно он все-таки ее любил.
– Знаю, вчера это поняла, – помолчав ответила я.
– Так я могу послать за вашими вещами к Эльзе? – осторожно спросил Джастин.
– Да, можете. И покажите мне, наконец, свою картину.
– Идите за мной, – он встал из-за стола и направился к своему кабинету, кивком головы приказав идти за ним.
В смежной с кабинетом комнате, отведенной под мастерскую для художника, я увидела большую картину, накрытую тканью. Джастин подошел к ней и снял покрывало.
Передо мной предстала испорченная вылитой на нее краской картина. Лицо женщины и ее тело невозможно было разглядеть под слоем краски, лишь только подол синего платья не был запятнан этим чудовищным отношением к искусству. Поглядев на платье, в котором была я и сравнив его с нарисованным, поняла, что это оно и было.
– Это в этом платье нарисована ваша жена?
–Да, в нем, – сухо отчеканил граф.
– Кто испортил картину? – осторожно проведя пальцами по полотну спросила я.
– Я, – просто ответил граф.
– Зачем?– моему возмущению не было предела.
– Вы задаете странные вопросы.
– Не странные. Это обычный вопрос. Зачем вы испортили картину?
– Я не мог на нее смотреть.
– А сейчас сможете? Зачем ее восстанавливать, если вы не можете смотреть на изображение той, которая подарила вам дочь?
– Да что за вопросы? – гнев так и скользил в каждом слове мужчины.
– Еще раз говорю вам, я задаю обычные вопросы. Не хотите отвечать, значит не буду реставрировать. Реставрация – это как возвращение к жизни чего-то утраченного. Если оно человеку не дорого, зачем тратить время и силы? Я не просто беру деньги за работу. Я живу картинами. Они все живые. Если я дам ей вторую жизнь, она должна приносить кому-то радость, а не провоцировать на повторное уничтожение. Ну, так как? Зачем ее реставрировать? – настойчиво добиваясь внятного ответа, спросила я.
– Для дочери, – хрипло проговорил Джастин. – Это для нее важно. Я надеюсь на то, что, видя свою мать хотя бы на картине, она перестанет видеть ее везде, понимаете? Она везде ее ищет взглядом, это ужасно. Идет по улице и смотря вдаль показывает ее мне. Или просит меня описать ее, какой она была. Какого цвета волосы, глаза, черты лица. Я схожу просто с ума от всего этого, но не могу помочь. Если увидит картину, я молю бога чтобы это состояние у нее прошло.
Он с такой болью смотрел на портрет, словно сквозь слой краски видел женщину, нарисованную на нем. Видел и винил. Но кого, я не могла пока понять. Винил ли он себя или ее. Пока это было загадкой для меня. Подойдя к картине, я приложила к ней руку и провела пальцами по шершавой глади полотна. На меня почему-то нашла такая тоска, просто невыносимая, что я отдернула руку.
О проекте
О подписке