Тану, пригнувшись, встала, таща за руку дочь. Но стоило ей высунуть голову из повозки, как просвистевшая в воздухе стрела вонзилась в горло. Конь под бастардом нервно дернулся. Русса обернулся в сторону атаковавшего – кто-то из своих кинулся на него.

– Мама! – заверещала Бану. Но захлебывающаяся кровью Эдана уже сползла на землю.

– Эй! – раздался голос одного из неприятелей, – да это не лазурные ни разу! Это пурпурные!

– Тебе какая разница, – ответил ему кто-то, и снова раздался лязг и крик.

– Госпожа, – позвал Русса сидевшую в повозке жену дяди Тахбира, о которой не вспомнил прежде. – Полезайте на эту лошадь, скорее!

Молодая женщина покачала головой:

– Увози её, Русса. Если хоть немного любишь сестру, увози её домой! – она усадила девочку Руссе в седло.

– Но, госпожа?… – от такого решения юноша растерялся.

– Ну же! – раздался голос. – Шевелись!

Воины тана Сабира в схватке с врагом нещадно таяли.

Молодая женщина твердой рукой вытащила из-за кожаного пояса клинок.

– Да что ж Вы делаете, танин?! – начал Русса.

– Увози сестру, дурень! – крикнула женщина и вогнала кинжал себе в сердце.

– Тетя! – позвала Бану. Русса моргнул так, точно ослеп на мгновение. Потом приказал:

– Стоять до последнего!

Развернул коня и, накрыв содрогавшуюся сестренку собственной спиной, погнал скакуна, прижимаясь к гриве. Ужас расправы над последними сражающимися оставался позади. Шестеро мечников из алых погнались за Яввузами. В миле к западу от тракта начинался лес Цукхато. «Только бы дотянуть! – думал Русса, мча по бездорожью. – Только бы дотянуть!»

Враги нагоняли стремительно. Щелкнул кнут, и Русса – хвала Праматери! – успел разжать объятья, вылетая из седла.

– Русса! – обернулась девочка в седле, натягивая поводья и останавливая гнедого.

– Бану, спасайся! – велел брат. Но девочка вытащила один из двух ножей у себя на поясе и без промаха метнула в того врага, который держал кнут. Нож не долетел, но враг отвлекся на движение. Это дало Руссе драгоценные секунды, чтобы перехватить инициативу.

– Бансабира!! – заорал он неистово. – Я велел тебе спасаться! – Бастард в первую очередь рубил лошадей – пеший воин вдвое слабее конного. Девочка в седле, видя, как брат отбивается от врагов, отстегнула от седла лук и выпустила несколько стрел. Лишь один из скакунов громадным телом повалился на землю.

– Держи девчонку!

– Сестра, умоляю, СКОРЕЕ!! За этим лесом на один дневной переход будет крепость Ширак, это знаменосцы отца! Ну же, СКАЧИ!

– БРАТ!

– БАНУ, ЖИВО!!

И Бану машинально сдавила пятками бока коня, все еще на полном скаку оглядываясь на Руссу и крича:

– БРАТ! БРАААТ!

На всю жизнь Бансабира запомнила страшную картину, когда четверо головорезов окружили Руссу стеной. И его надрывное «СЕСТРА!» тоже запомнила – бастард понял, что два неприятеля, которых они не успели лишить коней, погнались за девочкой.

На полном скаку закинула Бансабира за спину лук и отстегнутый колчан с десятком стрел. Влетела в лес. По тропкам, по недавним проталинам, Бану петляла, уходя от преследователей, дышавших в спину. Наконец, оторвалась от них и притаилась, уложив коня под раскидистыми ветвями, в высокой траве. Дождавшись, пока злодеев и след простынет, Бансабира выбралась из укрытия, и помчалась назад, на помощь брату. Она летела сквозь лес, и ветки хлестали по лицу, заставляя закрывать глаза. Конь, казалось, обезумел.

«Богиня, Богиня-Мать, миленькая, прошу, умоляю, Праматерь, пожалуйста, помоги Руссе! Умоляю!» – только эта неустанная мысль билась в голове семилетней Бансабиры Яввуз, пока ветер свистел в ушах.

* * *

Добравшись до места недавней стычки, Бану почувствовала, как упало сердце – враг оставил за собой сплошной разгром. Бану мгновенно спешилась и, зовя брата, принялась выискивать Руссу среди убитых. Может, он все еще жив. Некоторые были убиты более человечно, другие – с какой-то чудовищной жестокостью, с раздробленными черепами, перерезанными лицами, обрубленными конечностями. Разобрать, кто где было невозможно. Не выдержав, Бану упала на колени, опорожнив желудок. В этот момент перепуганный и оставленный на собственное попечительство конь, заржав, пустился прочь.

– Стой! – прокричала Бану, зная, что толку не будет.

Утерла рот рукавом. Откопав среди трупов пару ножей с рукоятками из волчьей кости, двинулась дальше.

* * *

Только чудом и вмешательством самой Всеединой Матери можно было объяснить, как семилетний ребенок выжил в одиночку в течение четырех месяцев. Весь ужас скитания познала Бану в этот срок. Спала вполглаза, в обнимку с ножами. Лук и колчан с десятком стрел снимала только на ночь. Выучилась двигаться тише, чем мыши, которых частенько доводилось есть. Приближалась зима, и оттого, что она не смогла за лето отыскать тракт, который привел бы её домой, Бансабира решила на время покинуть север, где наверняка еще алела свежей кровью война. Девочка давно потеряла счет дней, но, когда стало неуклонно холодать, пошла по теплому следу остывающей осени, надеясь, что, возможно, если Праматерь позволит, ей удастся однажды прийти в Сиреневый Дом тана Ниитаса, своего деда, и переждать зиму у него.

Бану отощала. Недостаток сил у неё нередко граничил с обмороком. Когда по дороге попадались леса, она могла от души наесться ранета и поздних ягод, так что отвыкший от многой еды живот потом долго крутило. Охотилась на рябчиков. Найденные на побоище два ножа вскоре пропали: один, по случайности, упал в кювет (Бану побоялась лезть за ним), другой, используя в реке как гарпун, девочка, промахнувшись и не рассчитав, по неосторожности ткнула в камень. Тонкое лезвие погнулось до такой степени, что проку от него больше не было.

Иногда бывало совсем трудно, и Бану ухитрялась держаться из последних сил, денно и нощно, как молитву, повторяя: «Я от крови волка, во мне волчья кровь» или «Русса бы смог, Русса бы сумел, Русса бы справился, Русса бы нашел выход…». И, как всякая волчица, мало-помалу, Бансабира выучилась владеть клыками.

Избегала людей на дорогах и в лесах. В самом начале она однажды добралась до какого-то небольшого поселения, однако никто здесь не мог сказать, куда держать путь до Ниитасов. Её гнали отовсюду. Говорить же местным, кем является, Бансабира не торопилась: внутренний голос с сомнением подсказывал, что в огромном мире за пределами фамильного чертога это совсем не обязательно кому-то знать.

Пару раз девочка натыкалась на берегу какой-нибудь речки на смертельно раненного бойца или измученного схваткой зверя. Последнего, если мясо было еще не загнившим, пыталась есть. Бойцов – раненных и уже мертвых – не гнушаясь, осматривала и обыскивала. У кого-то находила воду или мех с терпким вином, у кого-то запасы дорожных сухарей или монеты. К чему они мне? – думала девочка, их ведь не съешь. Будешь идти – будут звенеть в кармане снятой с какого-то убитого мальчишки одежонки. А ей бы быть тише воды, ниже нравы. Приди она даже с одной такой монеткой в город и попытайся что-то купить, все начнут трясти её – где тощий семилетний ребенок достал деньги и оружие? Кто такая? Откуда? Зачем? А, получив ответы, как знать – убьют или передадут Шаутам? Может, конечно, повезет, за выкуп отвезут отцу, но только Богиня-Мать знает наверняка…

Впрочем, большинство полумертвых или уже почивших путников, которых встречала Бансабира, были уже обобраны – своими победителями.

Однажды на заре октября девочка наткнулась на такого же едва живого бродягу с побелевшими губами. Она полагала, что он уже мертв, когда осторожно склонилась над ним. Но молодой мужчина был еще жив.

– Научись дышать еще тише, – сказал он, с трудом разлепляя глаза.

Девочка отпрыгнула почти на метр, быстро схватившись за нож. Мужчина только усмехнулся. Бану не понимала его реакции и только сильнее сжимала рукоятку вспотевшей ладошкой.

– Я все равно умру, девочка. Так что буду признателен тебе, если поможешь, – закашлялся ненадолго. – Я бы предложил тебе сердце – ты ведь помнишь, где сердце? – да доспех мешает. Вгони в шею слева, хорошо?

Бану ничего не говорила и не шевелилась.

– Только быстро. Не хочу мучиться дольше, чем уже промучился, – видя её нерешительность, сердито прохрипел. – Ну же, чего стоишь? Сделай дело, угодное Старухе Нандане! Или ты не веришь в Праматерь?

– Верю, – невольно сорвалось с языка.

– Ну, так и будь хорошей девочкой, – мягче сказал раненый. – У меня осталось два золотых в кармане. В благодарность заберешь их и мой клинок.

– Почему, – спросила девочка, – их не забрал тот, кто нанес Вам эти раны?

– Потому что он ранил меня, а его убил. Одна беда – оружие тот червь смазал ядом. Ну, так что, поможешь мне?

Бансабира приблизилась.

– Храни тебя Мать, – с улыбкой простился смертник.

Выполнила последнюю волю умирающего. Из артерии, стихая, била горячая алая кровь. Совсем как знамя Шаутов, подумала девочка и потянулась за наградой. Стоило ей прикоснуться к мечу поблагодарившего её воина, клинок с шумом упал на траву. Слишком тяжел. Ладно, Бану знала это, едва взглянула на меч.

Развернулась, пошла дальше.

* * *

На исходе октября девочка столкнулась с опасностью, преодолеть которую было выше её маленьких семилетних сил.

Она достигла очередного городка и попыталась узнать, в какой стороне Сиреневый Дом. Вместо ответа, склизкий, как уж обыватель приблизился, зарясь на расписную и инкрустированную рукоятку кинжала, торчащего за протертым поясом.

– И откуда это у такой оборванки, как ты, такой нож, а? – Бану молчала. – Поди, украла у кого, девочка?

– Я не украла! – с горячностью выпятила «не».

– Ах, не украла! – протянул мужчина. – Тогда откуда он?

– Это не Ваше дело! – огрызнулась девочка. Вокруг них начала собираться толпа.

– Да что ты? Ты на земле лавана Яхмада… ты ведь знаешь, кто такие лаваны?

Он что думает, Бану совсем дура?

– Конечно, знаю! Законоведы!

– Верно, лаваны хранят закон. А если ты украла эту вещицу, то мы, как подданные нашего лавана, должны чтить закон – изъять нож и наказать тебя. Верно, друзья? – осклабился, облизнулся.

Несколько мужиков загоготали.

– Это мое оружие! – девочка оттолкнула приблизившуюся голову наглого гада. – Дай мне короткий меч и дерись, если не боишься!

Поднялся общий хохот.

– А ты дерзкая!

– А ты хам! – зеленые глаза зло горели. – Дерись со мной или отпусти!

– Грязная девка! – мужчина схватил её за предплечье. – Дай сюда, дрянь!

– Держи! – Бансабира рванула из-за пояса кинжал и вогнала обидчику в руку. Взревев, тот свободной рукой со всей силы ударил девочку по лицу – раз, другой, третий… Носом пошла кровь, в глазах потемнело. Обессиленный, вымученный организм больше не желал бороться за эту никчемную жизнь.

– Сука! – держась за руку, мужчина пнул Бану. Безвольное тело зашаталось по земле, как мешок с тряпьем. – Сука! Су… – упал навзничь со стрелой в горле.

– От девочки отойдите, – произнес чей-то спокойный голос со стальной хрипотцой. Мужики, лишенные веселья, возмущенно обернулись – дескать, кто это там такой смелый?

За зрителями на коне сидел молодой мужчина возрастом в четверть века. Его блестящие черные волосы до плеч оттеняли светлокожее лицо с глазами-льдинами. Густые брови стремительно разлетались от переносицы, как стрелы. Шерстяные штаны и короткий по здешнему обычаю кафтан – в блеклых пятнах дорожной пыли.

Аура исходившего от него ледяного спокойствия и силы внушала ужас. Манера, с которой незнакомец держался, напоминала гремучую змею, свернувшуюся по восьмерке перед броском и стрекочущую трещоткой. В серо-голубых глазах путника читалась какая-то уверенность в собственной богоизбранности. Наверное, он мог бы быть ангоратским жрецом из храма Богини Возмездия, но высокий светлый лоб был чист.

Путник нарочито медленно выудил из колчана еще одну стрелу, наблюдая, как щерятся жители городка.

– Шевельнитесь, – сказал мужчина на коне. – Дайте повод.

Мужчина проехал к лежащей девочке, рассекая скопившейся люд конем, как носом лодки озерную гладь. Убрал лук со стрелой, которую даже не пришлось прилаживать на тетиву. Спешиваться не стал.

– Подай её мне, – сказал ближайшему горожанину. Тот поколебался, но подчинился. Всадник одной рукой подхватил девочку и посадил перед собой в седло. Развернул скакуна, сделал движение головой, чтобы надоедливые зеваки расступились снова, и покинул переулок.

Бансабира очнулась, лежа на шерстяном плаще на берегу какой-то речки в десяти верстах от покинутого города. Рядом разводил костер черноволосый незнакомец…

* * *

Девочка торопливо отползла от мужчины, сбивая ножками плащ. В глазах отражалась готовность бежать.

– А, очнулась, – взглянул он.

– Где мое оружие?

Незнакомец усмехнулся.

– А ты и впрямь дерзкая.

Девочка ничего не сказала.

– Твой нож и лук остались в том переулке.

Бансабира кивнула и вдруг, вспомнив произошедшее, схватилась ладошкой за нос. Мужчина с пониманием вздернул бровь:

– Кровь больше не идет. Я все вытер.

Бансабира молча отвела руку от лица и осмотрела её. И впрямь, чистая. Незнакомец хмыкнул.

– Вы кто? – снова зажала нос. Крови-то нет, а болит безбожно.

– Я? – переспросил мужчина. – У меня много имен, малышка. Ты можешь звать меня Гор.

Девочка промолчала. Мужчина поднялся у принявшегося костра, чувствуя, как в маленьком теле неподалеку снова нарастает страх.

– Ну а ты, девочка? Как мне тебя звать?

– А вам зачем? – спросил ребенок, и Гор расхохотался, запрокинув голову.

– Не смейтесь надо мной! – зеленые глазки сузились. Гор, взглянув на это личико, зашелся пуще прежнего.

– Не смейтесь! – вскочила на ножки. – Или дайте мне клинок, если не боитесь!

Все еще смеясь, Гор встал и вытащил из-за пояса кинжал.

– Держи, – протянул он ей, точно это была не смертоносная сталь, а тряпичная кукла. Девочка замешкалась, но под пристальным взглядом серых глаз выхватила оружие и заняла позицию, упираясь в землю крепкими для её лет ногами.

– Ну? – спросил Гор, выпрямившись. – Чего ждешь?

– Вы не достали оружие.

– Я дам тебе фору, нападай.

Выбора не было. Разбежалась, замахнулась, почувствовала пальцы мужчины на запястье. Сориентировавшись, Бану поняла, что вплотную стоит спиной к Гору, и вверенное ей острие направлено на её собственное горло. Мужчина надавил сильнее, и кинжал выпал из дрожащей девичьей руки.

– Как же плохо ты держишь то, что так сильно просила, – усмехнулся Гор и отпустил девочку.

– Как? – спросила Бану, обернувшись и потирая ноющую кисть. Гор подобрал кинжал и засунул обратно за пояс.

– Хочешь тоже так научиться?

Бану кивнула, не моргая.

– Зачем? – Гор посерьезнел. Решимость Бансабиры дрогнула, она отвела глаза.

– Ну же, – убеждал он её, нарочито выказывая легкое раздражение, – скажи мне, девочка, зачем ты хочешь научиться так?

Бану продолжала молчать. Гор снова опустился на землю, чтобы хоть немного уровнять их высоту, и посмотрел девочке в лицо.

– Хочешь кому-то отомстить? – спросил сам, не дождавшись ответа. Услышав нужное слово, Бану откликнулась:

– Да.

– Кому?

– Ша… Шаутам.

– О, Алый Дом. И кого они убили?

– Маму и брата.

– Ты видела, как? – спросил Гор, отходя от девочки. Приблизился к седельной сумке, начал что-то искать.

– Угу.

– То-то ты так легко добила того парня на берегу Бенры, – Гор достал завернутое в льняную ткань вяленое мясо, вернулся к девочке и протянул ей. – На, поешь.

Бансабира не шелохнулась.

– Что вы сейчас сказали?

– Что ты довольно легко отняла жизнь у мальчика, который пообещал тебе пару золотых и свой меч.

– Откуда вы знаете?

– Ну, учитывая, что именно я нанес ему те ранения, мне было интересно, как долго он протянет. Я тогда столкнулся с неизвестной мне змеей. Она походила на ядовитую, решил проверить, чего стоит её яд, если я оказался прав, – Гор развернул ткань и принялся за еду. Глаза девочки хищно сверкнули при виде мяса. Проследив её взгляд, мужчина почти незаметно улыбнулся. – Не стесняйся.

Бану сглотнула слюну, но к еде не притронулась.

– Вы не могли нанести ему тех ран. Воин сказал, что убил противника.

Сосредоточенно жуя, Гор пожал плечами:

– Иногда нужно уметь умирать для тех, кто хочет видеть нас мертвыми, и воскресать для тех, кто хочет, чтобы мы жили.

– Зачем? – не поняла Бану.

– Так ты узнаешь цену людям. И заодно избавляешься от тех, кто тебе до смерти надоел или просто не несет никакой ценности.

Бансабира протянула руку и взяла кусочек мяса. Она видимо напряглась, однако предпочла сначала дожевать, а потом спрашивать – вдруг придется бежать.

– Зачем вы стали преследовать меня? Вы тоже из Шаутов?

– Нет, девочка. Я не ясовец. Но, признаться, мне показалась занятной твоя живучесть. И твоя скорость – до сих пор помню, как ты отпрыгнула от того мальчика! – откупорил мех с разбавленным вином, отпил.

– И с тех пор вы шли за мной?

– Верно, смышленая моя. Или ты думала, я каждый день спасаю незнакомых девочек в переулках?

– Ммм, – отрицательно покачала головой. – Но вы так и не сказали мне, зачем так поступили.

– Обещай, что ответишь на мои вопросы, если я отвечу на твой?

– Обещаю, – взяла еще мяса.

– Я наставник Храма Даг, или, как его еще называют, Багрового храма. Слыхала о таком?

Детская память изыскала обрывки фраз из прошлого, брошенных кому-то её отцом. Девочка кивнула.

– Слышала. Но не помню, что.

Гор улыбнулся.

– Как наставник, я подумал, что мог бы многому научить такую, как ты. Каждый Клинок Богини ищет себе ученика, который его превзойдет. Глядя на тебя, я решил, что ты бы пришлась в Храме Даг к месту.

– И чему учат в вашем храме? Имейте в виду, писать и читать я уже умею.

«Слишком самоуверенна, чертовка» – подумал Гор, протягивая девочке мех. Она приняла питье.

– Убивать. Наказывать. Мстить.

Травянистого цвета глазенки вспыхнули. Победа была близка, Гор продолжил.

– У тебя хорошие задатки. Я мог бы сделать из тебя идеального воина, – «убийцу», сам себя поправил Гор мысленно. – Что скажешь?

Девочка задумалась, нахмурив лобик.

– Вы можете отвезти меня домой, если я попрошу? Вам хорошо заплатят.

Гор удивился, но виду не подал.

– Нет. У меня есть другие дела.

– Вам нужно найти в Ясе учеников?

Гор покачал головой:

– Нет. Ты встретилась мне случайно, но как всякий Клинок Богини я знаю, что случайностей не бывает.

– Далеко до этого вашего Храма Даг?

– За месяц доберемся.

– Я смогу уйти из него, когда захочу?

Мужчина опять покачал головой:

– Только когда станешь Клинком Богини.

– Кем?

– Воином.

– Хорошо, – девочка встала, вернув закупоренный мех. Маленькая, семилетняя, тощая, она смотрела на открывавшуюся им реку так, будто была, по меньшей мере, хозяйкой танаара. – Я поеду с вами, Гор.

Мужчина мысленно хохотал, глядя на этого высокомерного ребенка. А, казалось бы, еще час назад была оборванка оборванкой. Да, она приживется в храме…

– Если прежде ответишь мне на вопрос. У нас ведь был уговор, помнишь.

Девочка, обернувшись, кивнула:

– Спрашивайте.

– Так откуда у тебя был тот роскошный нож из мирасийской стали?

– Я не украла! – прошипела с новым огнем, «заняв стойку», как ощетинившаяся волчица.

– Я и не говорил, что ты украла, – смеясь, поднялся и Гор. – Я просто спросил, где ты его взяла.

Девочка справлялась с гневом, за который поглубже прятала страх.

– До-дома, – пробормотала она.

– Дома говоришь, – Гор потянулся и пошел убирать остатки еды и питья обратно в сумку. – Да продав тот нож, деревню купить можно. Что ж у тебя за дом такой?