– 3-

Проснулась я рано, и первой моей мыслью было: я начинаю новую жизнь, у меня нет прошлого, есть только настоящее и будущее. И все же, как бы ни силилась, я не могла не думать о том, что произошло вчера. Случайно ли мы с Марком не оказались в автобусе во время взрыва или?.. Вот это «или» меня и беспокоило. Если это не случайность, то наводит на очень тревожные мысли. Я повернула голову и нехотя открыла глаза. Марк крепко спал, закинув руки за голову. Облокотившись на подушку, я внимательно изучала его лицо. Оно выглядело бы по-мальчишески юным, если бы не мелкие морщинки вокруг глаз и суровые вертикальные складки возле четко очерченного рта. Кто ты, Марк? Простой парень, за которого себя выдаешь, или нечто другое? Одежда на тебе недорогая, чего не скажешь об обуви. Человек, который хоть сколько-нибудь разбирается в ней, сразу поймет: она не просто дорогая, а очень дорогая, ручной работы. И часы. Часы на твоей руке стоят уйму денег, простому служащему, учителю или врачу не заработать на них, даже если они будут вкалывать всю жизнь. Нет, ты не так прост, как кажешься или хочешь казаться. И если признать, что нам не просто посчастливилось остаться в живых, значит человек, с которым сегодня ночью я занималась любовью, имеет прямое отношение к взрыву. Я закрыла глаза. Нет, думать об этом не хотелось. Неужели можно запросто взорвать автобус, полный пассажиров, и вести себя так, словно ничего страшного не произошло? Каким же бесчувственным чурбаном надо быть! Или… или ему не внове заниматься этим? Я снова открыла глаза и вгляделась в спящего мужчину. Ничем непримечательное незапоминающееся лицо. Если только сам Марк не захочет, чтобы его заметили, запомнили.

– Ну как, нагляделась?

От неожиданности я вздрогнула. Я и не заметила, что уже несколько секунд Марк из-под полуопущенных век наблюдает за мной.

– Ага, нагляделась. – Я постаралась скрыть смущение и тревогу.

– Ну и как? – Он оперся на локоть, развернувшись ко мне, и весело взглянул на меня. – Гожусь?

– Гожусь на что?

– В любовники такой красавицы, как ты.

– Вот бы не подумала, что ты комплексуешь! – фыркнула я.

– Комплексую? Да нет. Просто подумал, не страдаешь ли ты снобизмом?

– Если ты о том, будто слишком прост для меня, то скажу: ты не так прост, как хочешь казаться.

– Это хорошо или плохо?

– Еще не знаю. Только и я непроста. Если ты подумал, что я вдруг поверю во внезапно вспыхнувшую страсть и любовь с большой буквы, то должна тебя разочаровать: я вовсе не романтичная дура.

Я поднялась, накинула банный халат, отыскала пульт от телевизора и нажала на кнопку включения.

– Зачем тебе телевизор? – спросил он, лениво потягиваясь.

– Хочу послушать последние новости. В них наверняка расскажут о вчерашнем взрыве.

– Ты забыла, что начала новую жизнь? Зачем тебе ворошить прошлое?

– Надо кое-что выяснить.

– Что именно?

В его голосе мне почудилось – или нет? – напряжение.

– Хотя бы то, считают ли меня погибшей во время взрыва.

Я взглянула на часы. Без двадцати восемь. До начала утренних новостей я успею принять душ и заказать завтрак в номер: вчера вечером мы едва перекусили, так что я чувствовала зверский голод.

Марк так и не встал с постели, но, как только пошли новости, он открыл глаза и уже не отрывал взгляда от экрана телевизора. Взрыв автобуса оставался темой номер один. Новостная программа как раз и началась с сообщения о вчерашней трагедии. Ведущий подобающим случаю печальным голосом сообщил, что точное число убитых неизвестно. Цифры еще уточняются, но одно ясно: выживших нет и быть не могло. От большого междугороднего комфортабельного автобуса остались груды искореженного металла. Причем передняя часть автобуса пострадала значительно больше, чем задняя, и, скорее всего, вещал диктор, взрывное устройство было установлено под сиденьем в первом либо во втором ряду. Сила взрыва была эквивалентна пятидесяти килограммам тротила. Возбуждено уголовное дело по статье «Терроризм». В городок поблизости от места происшествия съехались родственники погибших при теракте. Им, как утверждал ведущий, оказывается необходимая медицинская и психологическая помощь.

Когда крупным планом показали моего свекра, я тяжело вздохнула. Неудивительно, что он прибыл одним из первых. Выражение его лица, когда он отвечал на вопросы корреспондента, было скорбным. Печальным голосом он сообщил, что в результате взрыва погибла его любимая невестка и это большая трагедия для всей его семьи, в особенности для старшего сына. Я только успела мысленно спросить: «А сынок-то где?», как на телеэкране появилось бледное лицо моего мужа. Нетрудно было догадаться, что он провел тревожную бессонную ночь. Глаза воспалены, губы плотно сжаты, небритая щека дергается. Она у него всегда дергается, когда он нервничает. Он не позволил молоденькой журналистке выразить ему соболезнование, резко перебил ее и произнес слова, от которых я разинула рот от удивления и, не удержавшись на ногах, рухнула в кресло, к счастью, оказавшееся за спиной.

– Моя жена не погибла. Она жива.

– Вы думаете, она могла остаться в живых в результате такого мощного взрыва? – растерянно спросила журналистка.

– Я понимаю, что выжить после такого взрыва невозможно, но это в том случае, если она находилась в автобусе.

– У вас есть основания думать, что там ее не было? Вы связывались с ней?

– В последний раз, когда я звонил ей на мобильник, она находилась в автобусе, но я… я не верю, что она погибла.

Молодая журналистка бросила на моего мужа жалостливый взгляд и поспешила от него отойти, чтобы интервьюировать пожилую женщину с заплаканными глазами.

– Кто этот красавчик? – услышала я за спиной голос Марка. Он все-таки покинул постель, оделся. – Ты его знаешь?

– Это мой муж, – не стала я скрывать.

Марк присвистнул.

– И от такого красавца ты решила сбежать? Вас, женщин, на самом деле не поймешь. Чем он тебе не угодил?

– Я не хочу об этом говорить, – нахмурилась я.

– Ладно, не будем. Что за чушь он нес насчет того, что не верит, будто его жена умерла?

– Это не чушь. У Стаса звериное чутье. Именно это чутье позволило ему стать в двадцать девять лет советником юстиции.

– Советником юстиции? – переспросил Марк. Кажется, он был неприятно поражен этим обстоятельством. – Так кто у нас муж?

– Следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры России. – Я постаралась, но не смогла скрыть мстительные нотки в голосе.

– Значит, сыщик. И теперь он пойдет по твоему следу и не успокоится, пока не найдет.

– Что, испугался? – усмехнулась я.

– Кого? Твоего хлыща-муженька? Я и не с такими справлялся.

Лицо Марка неузнаваемо изменилось. Никакого простодушия, никакого мальчишеского обаяния. Окаменевшее, застывшее словно маска лицо, мертвые глаза. Глаза убийцы. В них невозможно было смотреть. Я почувствовала, как неприятный холодок пробежал по позвоночнику, и поспешно отвела взгляд в сторону.

– Почему ты оставил меня в живых? – найдя все же в себе силы, спросила я.

Он издал короткий смешок.

– Такая красота, как у тебя, даже святого с пути истинного собьет, а я не святой. Нельзя, дорогая, быть такой красивой. Грех это. «Потому что нельзя, потому что нельзя, потому что нельзя быть на свете красивой такой», – пропел он дурным голосом

Я заставила себя взглянуть ему прямо в лицо.

– А убивать ни в чем не повинных людей – не грех?

– Те, кто был в автобусе, не так безгрешны, как ты думаешь.

– А ты взял на себя роль судьи и палача?

Он оставил без внимания мою реплику.

– Тот старик, взгляд которого тебе не понравился… Он глава крупной бандитской группировки. Мне пришлось хорошенько попотеть, чтобы выйти на его след.

– Так это он был твоей мишенью?

– Да, он и двое его подручных. Они сидели за его спиной и делали вид, будто не знают друг друга.

– Странно, почему старик воспользовался автобусом. Вряд ли он был стеснен в средствах, если он, как ты утверждаешь, бандит. Почему он не полетел самолетом?

– Наверно, посчитал, что автобус – самый безопасный для него вид транспорта.

– Ошибочно, как выяснилось, – пробормотала я.

– А может, как и ты, боялся летать самолетом, – пожал он плечами. – Кстати, я изучал досье на этих бандитов и могу сказать, что на их совести не одна загубленная жизнь.

– А на твоей совести? Сколько на твоей совести загубленных жизней? – отважилась спросить я.

Он, конечно, не ответил. Мне бы тоже помолчать, но я уже не могла остановиться.

– Ладно, эти трое были убийцами. А остальные? Лес рубят, щепки летят?

Он равнодушно пожал плечами.

– Им просто не повезло. Они оказались в ненужное время в ненужном месте. Хотя… Уверен: если покопаться, то и в их биографиях что-нибудь да найдется. Даже в биографии Симы – твоей компаньонки, как ты ее называешь. Ты в курсе, что она убила собственного мужа и отсидела четыре года в тюрьме?

У меня от удивления чуть глаза на лоб не полезли.

– Что?! Сима? Откуда это тебе известно?

– Мне много чего известно. Кстати, почему ты удивлена? Приятной эту особу даже с большой натяжкой назвать было нельзя.

– Я удивляюсь не тому, что она оказалась убийцей, – все еще растерянно произнесла я. – Странно, что мой свекор приставил ее ко мне, не наводя предварительно справок о ней.

– А ты уверена, что он их не наводил? Он не мог не знать некоторые факты ее биографии. Может, потому и приставил?

И все-таки я ничего не понимала. Как мог мой свекор, зная прошлое Симы, приблизить ее к себе, впустить в свой дом? Какую цель он преследовал? Надеюсь, он не хотел избавиться от меня – из всех членов семьи Арсеньевых он единственный относился ко мне благосклонно. Или мне это только казалось? Впрочем, если не Симе суждено разделаться со мной, то это наверняка сделает мой недавний любовник.

– Что ты намерен сделать со мной? – спросила я напрямик. – Такие, как ты, не оставляют свидетелей.

– Я еще не решил, – откровенно коварная улыбка тронула его губы. – У меня еще есть время подумать. – Некоторое время он наблюдал за мной взглядом, который я не могла понять. – Кстати, когда ты догадалась, что я причастен к взрыву?

– Смутные догадки появились еще вчера, – неохотно проговорила я, – а сейчас, услышав утренние новости, я поняла, что мои подозрения были не беспочвенны.

– И все же, что навело тебя на мысль, что я имею отношение к взрыву? – Теперь он смотрел на меня с искренним любопытством.

– Ты сразу показался мне подозрительным. – Я поймала его недоверчивый взгляд, пожала плечами и продолжила: – Ты менялся как хамелеон, то был абсолютно незаметен, черты лица какие-то стертые, незапоминающиеся. Попроси кого-нибудь в том же автобусе описать тебя – и никто не смог бы сказать ничего определенного. В следующую минуту ты становился интересным молодым человеком. Суровое обаяние, мужественная улыбка и тому подобное. Даже ростом как будто становился выше и шире в плечах. А то превращался в весельчака-балагура, не очень умного, простодушного и бесхитростного. Ты молниеносно менял одну личину на другую, но при этом был странно напряжен, словно чего-то ждал. Иногда тебя выдавали глаза. Вот как сейчас. Беспросветная тьма, которая поглотит любого, кто будет так неосторожен, что взглянет в их глубину.

– И это все? – Он криво усмехнулся. – Мелодраматическая чушь.

– Нет, не все, – покачала я головой. – Еще твой рюкзак. Ты слишком бережно с ним обращался. Один из пассажиров попытался отодвинуть его ногой, и ты просверлил его таким взглядом, что тот сразу убрал ногу. По тому, как ты втащил его в салон, было заметно, что он очень тяжел, а ты так нежно обращался с ним, словно в нем был воздушный шарик, который от малейшего прикосновения может лопнуть. И ты ни разу за всю дорогу не открыл его, не покопался в нем, что должен был сделать, если в нем находились вещи, которые обычно берут с собой в дорогу. Ты не брал рюкзак с собой, когда выходил на стоянках, но я замечала, что краем глаза ты постоянно следишь за тем, на месте ли он. Ты не отходил далеко от автобуса, маячил все время рядом.

– Может, в нем лежали золотые слитки?

– Я так и подумала вначале. Но на последней стоянке ты вдруг позабыл о своем рюкзаке с «драгоценным» грузом и увлек меня с собой в яблоневый сад, откуда автобус не был виден.

– Желание остаться с тобой наедине, кажется, отшибло у меня последние мозги.

Я невесело рассмеялась.