Я сглотнула. И тут маг дернул аркан. Своим даром он воспользоваться не мог. Я в этом была абсолютно уверена. Но тем не менее ковка погнулась и… Я поняла, что в этой ситуации любые слова будут излишни. Только поступки. Желательно – убегательного плана.

Потому резко развернулась по направлению к своему байку. Он пусть и был покореженным, но… Я, демоны подери, сама его собирала и отлично знала, на что мой зверь способен.

Подняла его, вскочила на сиденье, выкручивая газ. Запустила в цилиндр поток силы, выкачивая свой резерв до донышка и заставляя один из цилиндров заработать без элементаля… И все это – под скрежет гнущегося металла.

Магобайк рванул с места в тот самый момент, когда тип сумел выдрать прут из ограждения. Кованый, мать его, прут!

Я газанула. Мотор взревел и…

Оторвалась! Это я до конца осознала, только когда за спиной оказались несколько кварталов. Выжатая досуха, с дрожащими руками, я направила свой ма-байк в сторону доков. Там был небольшой гараж, где пока стоило оставить моего помятого зверя. Чтобы не светиться с ним на улицах столицы.

Пустая по ночному времени дорога ложилась под колеса, с обеих сторон мелькали уличные фонари, но впервые за долгое время я не могла отдаться скорости целиком.

Вроде бы этот поцелуй был почти бесшумным. Но почему тогда эхо от него до сих пор звучало в моих ушах? А я сама все никак не могла перестать думать о незнакомце…

Опытный хищник никогда заранее не покажет своей жертве клыков. Лишь когда вонзит их в тебя, ты узнаешь их длину и остроту.

Так вот, мне попался не просто опытный, а матерый, умеющий их отлично прятать. И чтобы узнать, каковы они, пришлось поцеловать их обладателя. Что могу сказать… Внушительные. Но совершенно не мешают получать удовольствие от процесса.

Я убежала от его губ. А заодно и от неприятностей. Во всяком случае, искренне на это надеялась. Как и на то, что больше не столкнусь с этим вампиром. Никогда. А в том, что это был именно сын ночи, аристократ, элита, я не сомневалась.

И мне стоит приложить все усилия, чтобы наши пути никогда не пересеклись. Никаких гонок! Да я вообще буду образцом законопослушания. Даже в отдел правопорядка на отработку пойду… Хотя последнее – это я уже лишку хватила. Но побыть тише воды, ниже радаров однозначно стоит.

Вот только интересно, что забыл на нелегальном уличном заезде высший? Тот, для кого оборотни – сильные мира сего, олицетворявшие власть и порядок нашего мира, – были не указ. Потому как двуликие лишь защищали закон. А вампиры сами были законом.

Я размышляла над этим. А еще пыталась осознать только что случившееся. А точнее, КОГО я приковала. И… к моему стыду, мне ни капельки стыдно не было! Вот совсем. Воздействовать внушением на бедную, беззащитную девушку…

Ну и что, что спас! Пусть сам и не захотел воспользоваться ситуацией, так что пришлось целовать насильно!.. Все равно – манипуляторр-р-р! Типичный вампир.

Сыны ночи издревле славились как политики, дипломаты и интриганы. А еще ученые. Для них высшей силой была сила разума. Может, потому, что физической у представителей этой расы было хоть отбавляй: вот как клыкастик кованый прут решетки выдрал! А еще вампиры могли, в отличие от оборотней, успешно сопротивляться флеру фэйри – наших порубежников, что населяли Тиббенойскую долину холмов.

Поэтому именно дети ночи вели переговоры с дивным народом. Да и с восточными соседями из Схина – драконами. Поэтому немудрено, что именно кровопийцы были элитой. Аристократией, мать ее дери.

Это все, что я о них знала официально. Ибо высшие предпочитали о себе не распространяться. Да, портреты сынов ночи то и дело мелькали в газетных листках и на экранах визоров. Но в основном в контексте новых реформ, принятых законов, деловых встреч… Ах да, редко в светской хронике репортеры упоминали какой-нибудь скандал, в котором замешаны дети ночи, или помолвку между великими домами.

Остальные сведения были на уровне слухов: дескать, вампиры питаются только кровью, очень плохо переносят свет, а от зубчика чеснока и вовсе помирают вернее, чем от осинового кола, воткнутого прямо в сердце.

На лекциях по расоведению эту информацию не подтверждали, но и проверять экспериментальным путем при встрече с клыкастыми настоятельно не рекомендовали. А вот живого экземпляра вампируса вульгариса в нашем адептском окружении для исследования не было. Так что… До этого момента ни с одним сыном ночи я даже отдаленно знакома не была. И предпочла бы и дальше «не быть». Но… Судьба даже у трупов разрешения не спрашивает, подкидывая им проблемы. Правда, в основном в лице и лопате некроманта.

И мне вот скинула… аккурат на пассажирское сиденье магоцикла. Чуть от такого подарка избавилась… С такими мыслями я загнала своего помятого зверя в гараж. Он был небольшим, находился на отшибе и в свое время принадлежал еще дедушке. А вот сейчас мне.

Брат уже несколько лет не жил в столице, уехал отсюда, как поступил в академию. И теперь в Эйлин ко мне и бабуле вырывался только в увольнительные. А пару месяцев назад, получив офицерские погоны, и вовсе начал нести службу у южного барьера. Это была его мечта – стать военным магом. Еще со школы.

И в семнадцать, едва получив аттестат, старшенький рванул поступать в военную магическую академию в Дройне. Дюк, такой же упрямый, как и я, прошел отбор туда просто чудом: поначалу не дотягивал по уровню дара. У брата даже первого круга силы не было.

Когда при приеме в предпоследний день набора его попросили активировать свой резерв полностью, вокруг его запястий зажглось лишь семь точек. А будущему военному требовалось минимум полноценное кольцо. А лучше – несколько, вписанных одно в другое. Что для человеческого мага редкость. Это драконы с пятым-седьмым кругом силы – обычное явление. А люди…

Но старшенький – упорный малый. А еще сумасшедший. Рискнул всем, чтобы раскачать свой резерв до прорыва на новый уровень. За одну ночь. И на следующий день пришел на отбор снова. И на его запястье светилось кольцо.

Вот только, когда я узнала обо всем, чуть не умерла: так испугалась за Дюка. А потом чуть его же и не пришибла. Потому что знала: самый верный способ резко перейти на новый уровень – оказаться не то что в шаге от смерти, а уже заступить одной ногой за грань бытия. Так что… брат в ту ночь получил свой первый круг, но если бы у него что-то пошло не так, то уже мы с бабулей могли получить и его самого. В гробу.

Ба, которой нельзя было волноваться, я ничего не сказала. Но еще долго была настолько нервная, что пришлось даже последовать совету Сай съездить куда-нибудь, чтобы успокоиться. И я таки съездила. По довольной роже братца. Это слегка помогло. Но в сторону Дюка я все равно долго думала о-о-очень нецензурно.

А вот сейчас, чувствую, я так же долго буду поминать и клыкастого. Пока чиню ма-байк – так точно. В этом я убедилась спустя несколько мгновений, когда попыталась поставить магоцикл на подножку. Откинула ее, привычно накреняя корпус своего зверя, и…

– Демоны! – выругалась я, когда завалившаяся махина едва меня же саму и не опрокинула на бетонный пол.

И вот странность: поминала я тварей барьера, а перед глазами почему-то стояло лицо давешнего вампира. Ну и фтырх с ним!

Прислонила ма-байк к стене. Подножку надо было править. Она погнулась так, что работы было на пару часов. Не меньше. Завтра. Все завтра. Хотя… Глянула на запястье. Хроносы показывали два ночи. Значит, не завтра, а уже сегодня. Но вечером. А пока…

Ужасно хотелось спать. Тело, чувствую, было все в синяках, но… я решительно захлопнула дверь гаража и направилась в сторону, противоположенную дому.

Пока доберусь до центра города, пока перехвачу что-нибудь в круглосуточной забегаловке – от опустошенного напрочь резерва есть хотелось так, что живот сводило, – вот и будет утро. А в восемь часов я должна уже быть в целильне для престарелых, чтобы внести плату за лечение ба.

План был прост и ясен. А если бы еще так жутко не хотелось спать – даже легко осуществим. Особенно тяжело пришлось на рассвете. Когда я шла по каштановой аллее, поднимающееся солнце своими янтарно-бледными лучами рисовало причудливые узоры на зардевшихся кустах рябины и барбариса. И собственные веки казались мне неподъемными. В этот миг я впервые так истово позавидовала вампирам, у которых утро может начинаться в три часа дня. И это нормально.

Я бы сейчас была даже согласна на милый одноместный гробик, чтобы прилечь и отдохнуть. Но увы.

Налетел ветер, растрепав волосы. И вокруг закружила плотная метель. Золотая, багряная, лиловая, зеленая. Завораживая красотой своего мгновения, заставляя мозг очнуться. Я улыбнулась ей, стряхнула сонливость с плеч, как оборотень квелых блох, и ускорила шаг.

Эта ночка выдалась тяжелой. Но она прошла. Наступило утро, а с ним пришла и вера в то, что все у меня получится. Все будет хорошо. И именно эти слова и сказала мне ба, когда я сидела у нее в палате.

– Все будет хорошо, малышка Трис, – улыбнулась Эви Торвин и погладила меня морщинистой рукой по щеке.

– Потому что там, где плохо, мы, Торвины, не задерживаемся? – я усмехнулась в ответ. Потому как помнила наставление ба: не унывай и не распускай сопли. На них чаще всего и поскальзываются, и влетают юзом в неприятности.

– Вот теперь я узнаю свою внучку! – Она шутя щелкнула меня по носу.

Бабуля безгранично любила меня и брата. И этой ее любви хватало, чтобы заменить и материнскую, и отцовскую. Ба была для нас со старшеньким всем. А мы – для нее. И боялись потерять. Именно поэтому, когда Эви Торвин заболела, я приняла решение о частной целильне. При должном уходе лекарей она могла прожить еще долго. Но забота должна была быть постоянной. Круглосуточной. А я… я просто физически не смогла бы обеспечить должный уровень лечения в домашних условиях. Потому и совмещала учебу с подработкой, откладывая на лечение.

А вчера узнала, что плату за очередной год подняли, и… решилась на участие в заезде. Хотя до этого давала себе зарок: больше никогда!

Но сейчас, глядя на улыбающееся лицо бабули, поняла: оно того стоило! И гонка, и то, что было после нее…

Переговорник в кармане неожиданно зазвонил. Я уже потянулась, чтобы отключить артефакт, когда увидела, что исходящий – от моего руководителя диплома. Катафалк! Демоны, что преподавателю от меня понадобилось? Мы же договорились вроде бы, что я принесу ему результаты расчетов через пару дней.

Профессор Ульрих фон Грейт – страх и вящий ужас не только всех адептов факультета артефакторики, но и ректората академии. Удивительный архимаг и еще более удивительная сволочь. Он мог организовать шикарные похороны любой, даже самой жизнестойкой, нервной системы в кратчайшие сроки. Катафалк, одним словом. И вот у него-то меня и угораздило писать диплом!

А все потому, что приличных наставников к тому времени, как я вынырнула из круговерти очередной подработки, разобрали. Еще бы! Хорошие преподаватели где попало на дороге не валяются. Но и я, Трис Торвин, не падала духом в неподходящих для этого местах. В подходящих, впрочем, тоже.

Поэтому я набралась наглости и… попросилась к Катафалку, который обычно дипломников не брал. Ну отторгала его натура в слаженном механизме артефакторики эти инородные детали, которые еще по ошибке именуют выпускниками.

А вот меня он почему-то решил взять. Может, ошалев от смелости одной адептки. Может, потому, что стать наставником я предложила Катафалку, когда он пропихивал меня в узкий воздуховод лаборатории.

Это случилось после занятия, когда одногруппники решили, что все товарищи уже вышли и не грех бы отомстить… и не заметили меня, копошившуюся под столом в поисках упавшей шестеренки.

Лаборатория, где работали с сухими взрывчатыми алхимическими смесями, находилась в подвале академии, месте влажном и сумрачном. Чтобы взвеси порошков не электризовались при работе с ними. Да еще и с дубовой добротной дверью, зачарованной, а оттого способной выдержать удар и взрывной волны, и боевого заклинания, вырвавшегося из-под контроля. Непрошибаемая, одним словом, ни для магии, ни для грубой силы.

По причине расположения лаборатории в подвале окон здесь не имелось. Лишь воздуховоды. И вот, когда мы с Катафалком оказались заперты, то выяснилось, что единственным путем на свободу была воздуховодная шахта. И по объективным причинам пролезть в нее из нас двоих могла одна я.

Вот тогда-то, глядя во тьму вентиляционного тоннеля, я и произнесла эпохальное:

– Господин Ульрих, после всего, что между нами сейчас произойдет, я хотела бы сделать вам предложение…

– Если что, хочу предупредить: я ужасный человек и тиран, – как-то надсадно перебил меня Катафалк, и его твердая рука, толкавшая меня под мягк… кхм, пусть будут штаны, чтобы я не сверзилась, неожиданно дрогнула.

– Я знаю, – ответила честно, меж тем сама прикидывая, смогу я пролезть в вытяжку или все же застряну, и если все же рискну, то за что мне ухватиться, – но остальных преподавателей разобрали, а мне тоже надо за…

Катафалк пошатнулся, и я все же не удержалась. И мы вместе полетели вниз. Хорошо, что я была сверху, а то точно отшибла бы себе последние мозги.

И тут дверь в лабораторию открылась. Не сама, конечно. Нашей освободительницей-спасительницей оказалась не добрая фея, а злая уборщица, узревшая, как ей показалось, разврат.

– Шо это вы… – начала было она, видимо обнаружив два тела на полу в весьма неоднозначной позе.

И тут Катафалк тихо и как-то обреченно полувопросительно выдохнул:

– …муж?

– Что муж? – не поняла я.

– Вы хотели сказать «замуж»? – явно пытаясь сдержать злость, уточнил Грейт, которого застали в весьма компрометирующей ситуации.

– Вообще-то, «защитить диплом», – возразила я, вставая с преподавательского тела.

К слову, Катафалк при этом так стонал, словно я варварски плющила его самое ценное – мозги! Причем всмятку.

Меж тем уборщица громко вознегодовала:

– Развратники! Ишь чо удумали! Я ректору доложу! Уж он вас… – Она грозно потрясла шваброй, но потом разглядела Катафалка и… как-то резко убавила громкость. Не то что до нуля – до минус единицы.

И это-то меня поразило больше всего. Грымза-уборщица была способна своей шваброй сбить на подлете боевого пикирующего дракона, не то что толпу студиозусов остановить. А длина ее клыков внушала трепет матерым упырям. Да и размах кожистых крыльев у этой дамы был весьма типичен для расы грымз. Так что со спины ее порой можно было принять минимум за нетопыря или гарпию. В общем, ректор именно эту уборщицу очень уважал. Причем делал это на максимально возможном расстоянии.

И вот эта бесстрашная особа, надо же, примолкла, узнав Катафалка.

– Нас случайно заперли снаружи. Спасибо, что помогли, – холодным тоном отчеканил он.

– А я-то думаю, чего это шваберка к зачарованной двери была приперта… – Грымза озадаченно почесала за своим мясистым остроконечным зеленым ухом и глубокомысленно изрекла: – Я тогда чутка попозже зайду…

И даже ушла! Правда, всего на три шага, чтобы через оставшуюся открытой дверь подслушивать. О последнем свидетельствовал торчавший из-за косяка край формы.

– Я рад, что с вашим предложением все прояснилось, – одернув пиджак, сухо ответил преподаватель.

Причем он так произнес это свое «предложение», что я поняла: пошлют меня далеко, надолго и анатомическим маршрутом. Да, именно так. Правда, с поправкой на цензуру формулировок, но не на смысл.

– И? – все же рискнула уточнить я.

– И я рад, что ваше предложение содержало законченную мысль, а не сумбур из дюжины девичьих обрывков фантазий.

– Простите? – Я ожидала услышать все что угодно, кроме этого.

– Я буду руководителем вашего диплома. И только попробуйте его не защитить на «великолепно» – прокляну, – ответил он без капли иронии.

От такого ответа я даже дернула глазом: вот так просто – и согласился? Видимо, изумление было написано крупными литерами на моем лице, потому как Катафалк без вопроса ответил:

– Вы умная, я бы даже сказал, очень умная девушка. Это я понял тогда, когда вы задремали у меня на зачете… Я пытался растолкать вас, чтобы вы ответили на вопросы. И вы это сделали, причем не просыпаясь. И ответили абсолютно правильно.

Он лукаво прищурился.

А я вспомнила тот случай… и зарделась. Потому что пришла на сдачу после бессонной ночи, вымотанная подработкой. Глаза слипались, и… Я смутно помнила, что кто-то настойчиво меня тряс и задавал какие-то вопросы. И мне пришлось на них ответить, чтобы наконец отстали и дали вздремнуть.

– Так вот, я оценил ваши знания еще тогда, – меж тем продолжил Грейт. – А сегодня еще и убедился, что дело для вас на первом месте. Ведь вы, Торвин, могли бы воспользоваться этой ситуацией и заявить о том, что я к вам приставал, например. Потребовать за это компенсацию или жениться. – Он иронично изогнул бровь, дескать, мало ли что вам, девицам, в голову взбредет.

– А что, надо было? – чуть насмешливо произнесла я и закинула рюкзак на плечо.

– Спасибо, но меня устраивает положение холостяка, – хмыкнул Катафалк.

– Вот и мне муж ни под каким соусом не нужен. Заведешь – потом попробуй прокорми, – вспомнила я аппетит братца. Спортивной фигурой Дюка было хорошо любоваться. Но его подружки, сдаётся мне, и не подозревали, сколько же калорий после каждой пробежки в тридцать миль сжирал старшенький!

Катафалк ничего не ответил на это. Лишь посмотрел в духе «странные у вас, адептка Торвин, представления о браке». А они были у меня не странными, а вполне нормальными. Для ребенка, чьи родители развелись, когда ему было десять.

Отец ушел в новую семью. Мать, из желания доказать ему и всему миру, кого он потерял, ударилась в карьеру и самосовершенствование. Причем не только духовное, но и физическое. Похудела почти вдвое. Но на этом не остановилась. Пластика лица, тела…

Ей было не до нас с братом. Как и отцу. Поэтому воспитывала нас бабуля. А я… уже подростком поняла, что глупо мечтать о семье. О каком-то эфемерном мужчине, защитнике-добытчике-решателе всех проблем. В этой жизни, если хочешь чего-то добиться, полагаться можно только на себя. Я должна добиваться всего сама. И я добивалась!

Тогда, в лаборатории, мы распрощались с преподавателем, условившись о дате первой консультации. Это было полгода назад, весной. И вот сейчас я расплачивалась за то свое «предложение». Катафалк оказался неумолимым наставником. И его звонок был очередным тому подтверждением.

Пришлось нажать на горевший красным камень переговорного артефакта и произнести:

– Доброе утро, господин Грейт.

– Рад, что вы уже проснулись, – отозвался Катафалк. И его голос был действительно… радостным? Последнее настораживало. Сильнее, чем пришедший с приветом, паяльником и чарострелом грабитель. – Сможете подойти ко мне сегодня через час в кабинет?

– Простите, но я еще не закончила пул расчетов, который мы обсуждали на прошлой неделе.