Весна

Несется ветеръ съ розы

Румянымъ лепесткомъ, —

Съ написаннымъ весною

Шифрованнымъ письмомъ.

Лучъ солнца заостренный

Перо ей заменилъ,

Немножко крови алой

Онъ далъ ей для чернилъ.

Письмо росы жемчужной

Печатью скреплено,

И ароматомъ чувства

Пропитано оно.

Торопитъ легкий ветеръ

Проказница-весна, —

Въ любви своей признанье

Въ немъ миру шлетъ она.

Пр. Б. (По Кертбени).

Людвигъ Бартокъ.

* * *

Съ тобою я, чуть глянетъ

Вечерняя звезда;

Когда жъ ея не станетъ,

Я прочь спешу всегда.

Скромна и молчалива,

Она не выдастъ насъ,

А солнце – то болтливо:

Все выложитъ какъ разъ!

Пр. Б. (По Полиньяку и Гэку).

Коломанъ Тотъ.

* * *

На крыльяхъ бури осень къ намъ спешитъ,

И аистъ къ югу теплому летитъ.

Ахъ, я бъ умчался съ нимъ за море,

Когда бъ могъ тутъ оставить горе!

Летаетъ паутина надъ землей;

Закрыто небо мрачной пеленой;

Изъ тучъ на пашню слезы льются…

Былому счастью не вернуться!

Ты хочешь знать, дитя, чемъ боленъ я,

Откуда грусть великая моя?

Ея бы не было въ помине,

Будь ты чутка къ ея причине!

Пр. Б. (По В. Лео и Г. Клейну).

Павелъ Дьюлаи.

На острове Маргариты

Вечернею зарей освещено,

Стучится деревцо въ мое окно

И шепчетъ мне, шумя своей листвой:

Поправился ли бедный мой больной?

О да, гораздо лучше стало мне,

И грежу я, въ какомъ-то полусне.

Весь миръ теперь исполненъ красоты:

Фонтана блескъ, лазурь небесъ, цветы

И лесъ тенистый, – словомъ, свой приютъ

Сама Калипсо выбрала и тутъ!

Я видеть не могу, но, все равно,

Ведь жизнь ко мне врывается въ окно,

Я слышу оживленный звукъ речей

Толпящихся на улице людей:

Любезности, веселый звонкий смехъ, —

Веселья чуждъ лишь я одинъ изъ всехъ.

Приму ли я счастье въ немъ не встать…

Но вотъ, подъ звуки песни соловья,

О миломъ прошломъ снова вспомнилъ я!

Картины изъ давно прожитыхъ летъ

Мне словно изъ тумана шлютъ приветъ,

И, какъ цветовъ увядшихъ ароматъ,

Слова любви забытыя звучатъ…

Я слышу крикъ играющихъ детей..

О дети, дети! Матери своей

Не помните вы ласки и заботъ,

Вамъ дела нетъ до жизненныхъ невзгодъ,

Безпечныя!… Вечерний светъ погасъ,

Ложится тьма, слеза туманитъ глазъ,

Но листьевъ нежный лепетъ, шумъ волны,

Пыхтенье парохода, звукъ струны,

Затронутой небрежною рукой,

И пение далекое порой

Смягчаютъ боль моихъ печальныхъ грезъ,

Как песня няни – горечь детскихъ слезъ.

Пр. Б. (По Нейгебауэру)

Карлъ Сасъ.

Венгерская музыка

Слушай скрипки нашей звуки!

Сколько слезъ въ нихъ, сколько муки!

Четырьмя ея струнами

Власть добыта надъ сердцами!

Вотъ – съ весною неразлучный

Соловьиный рокотъ звучный;

Вотъ – сиротки плачъ унылый

Надъ родительской могилой!

Слушай, слушай! смолкли стоны,

Раздались иные тоны:

Въ нихъ звучитъ, къ войскамъ взывая

Песнь Ракоци боевая.

Тутъ и судъ съ прощеньемъ вместе,

И борьба на поле чести,

И обетъ вернуть свободу

Вновь мадьярскому народу!

Слушай, слушай! Въ скрипке живы

Все народные мотивы!

Смехъ, и радости, и горе

Въ нихъ смешались въ вечномъ споре.

Предъ тобой, какъ на ладони,

Чикошъ, степь, степные кони,

И подъ праздникъ въ чарде пляски,

И красотки смуглой ласки.

Вотъ идутъ на трудъ тяжелый

Жницы съ песнею веселой;

Песнь звучитъ то замирая,

То какъ будто вновь всплывая.

Вотъ подходитъ парень скромный

Къ окнамъ девы вероломной,

И, во мгле, его свирели

Слышны жалобныя трели.

Вотъ о горе трехъ столетий

Говорятъ намъ звуки эти,

Въ сердце болью отдаются,

Сами струны чуть не рвутся…

Слушай скрипки нашей звуки!

Сколько счастья въ нихъ и муки!

Четырьмя ея струнами

Власть упрочена надъ нами!

Пр. Б. (По Гэку и Кертбени).

Иосиф Левай

I.

Свадьба.

Отуманен взор невесты,

От веселья он далек;

Ах, сполели цветы печали

Вкруг чела ее венок!

Щечки, яркие как розы,

Стали лилии бледней,

И таит большое горе

Глубина ея очей.

Как ручей хрустальный, сердце

Было зеркалом небес,

А теперь в нем буря чувства,

И покой его исчез.

С женихом сидит невеста,

Как картинка хороша,

Но Бог знает как далеко

Унеслась ее душа!

Мчится прочь она по ветру

Быстрокрылою мечтой

И летит, летит, покуда

Не очутится со мной.

И, уста мои целуя

И припав ко мне на грудь.

Говорит: «С тобой бы жизнь мне

И с тобой навек уснуть!…»

Отуманив взор невесты,

От веселья он далек;

Их, спасли цвтеты печали

Вкруг чела ея венок!

Пр. Б. (По Гэку).

II.

Непомнящий родства.

Танцы, музыка, похмелье…

Что за жизнь, что за веселье!

Редко грош со мной случится,

Но фамилией гордиться

Я имею все права;

Я – Непомнящий родства!

Тут иль там я завтра буду.

Солнце встречу и повсюду.

Нам – покуда не узнали,

Гость – покуда не прогнали…

Без случайностей мертва

Жизнь Непомнящих родства

Без любви я жить не в силах

И имею много милых:

Чья изба ни подвернется,

Всюду милыя найдется!

Не угонится молва

За Непомнящим родства.

Нет удобнее постели,

Чем моя; и в самом деле:

Под собой ее имею,

Укрывалось – тоже ею!

Силю по нарски… Такова

Жизнь Непомнящих родства.

Танцы, музыка, похмелье…

Что за жизнь, что за веселье!

Звоном шпор я упиваюсь,

Кто толкнет – не обижаюсь:

Все на свете трын-трава

Для Непомнящих родства!

Н. Новичъ. (По Э. Линднеру).

II.

Поцелуй.

Три вещи только въ свете любилъ Юсуфъ-поэтъ:

Диванъ свой, песенъ звуки, да девушекъ приветъ.

Была бы дева юной, да мягокъ былъ диванъ,

А ветхость и невзрачность въ диване не изьянъ.

Пусть жизнь и въ деве пылкой, и въ песне бьетъ ключемъ, —

Луна, туманъ и вздохи тутъ ровно не при чемъ.

Таковъ былъ взглядъ Юсуфа. – Разъ гость къ нему вошелъ

И – молодой и скромный – такую речь повелъ:

«Али-Юсуфъ! Учитель! Я песню написалъ;

Мне нуженъ судъ правдивый я не ищу похвалъ.

Вложилъ я въ эту песню все то чемъ грудь полна;

Лишь ты решить сумеешь, удачна ли она».

Но тутъ прервалъ учитель, не слушая конца:

«Довольно! – Предисловий не нужно для певца;

Читай!» – И гость чуть слышно начало произнесъ,

Но голосъ постепенно, по мере чтенья, росъ:

«О поцелуй! Ты – лотосъ, ты – песня соловья!

Поведай мне, въ чемъ тайна великая твоя?

Листъ лотоса, качаясь, звучитъ, какъ лепетъ струй,

Но все-таки милее для слуха поцелуй

Седьмое небо рая въ полночной тишине

Въ заветномъ поцелуе даруетъ дева мне.

Предметъ всегдашней жажды, ты булишь пылъ въ крови,

Ты – смерть и упоенье, о поцелуй любви!…»

Чу! шумъ раздался – кто тамъ? – Далъ знакъ рукой Юсуфъ,

Но юноша мгновенно умолкъ, на дверь взглянувъ.

Тихонько занавеска отдернулась – и вдругъ

Скользнула въ дверь Зулейка, Юсуфа нежный другъ,

И, какъ на жертву джинны бросаются въ кустахъ,

Внезапно у Юсуфа повисла на устахъ,

Прильнувъ къ нимъ съ поцелуемъ горячимъ и немымъ.

Конец ознакомительного фрагмента.