Столь неприкрытое бесстыдство шокировало Шэнь Цинцю. Воспользовавшись этим, Шан Цинхуа вошёл и, приподняв подол, расположился за столом. Со стуком опустив на стол меч, он заявил:

– Так что давай не будем больше об этом. Мне было велено доставить это тебе.

Стоило Шэнь Цинцю присмотреться к мечу, как рука сама собой потянулась, чтобы погладить ножны. Тот самый меч, что рассыпался на осколки вместе с его душой, злосчастный Сюя.

Шэнь Цинцю был так сильно привязан к своему мечу^[10], что, заполучив его, и думать забыл о том, как хотел вздуть Шан Цинхуа всего мгновение назад. Вытянув клинок из ножен, он принялся любоваться снежным блеском длинного изящного лезвия – столь же прекрасного, как и прежде. Осколки соединили так искусно, что швов совсем не было видно, словно на одеяниях небожителей – ни малейшей трещинки. Благодаря этому воссозданное лезвие прямо-таки лучилось духовной силой.

Сидевший с другой стороны стола Шан Цинхуа нервно усмехнулся и, потирая руки, поцокал языком:

– Ай-яй, я и помыслить не мог, что… Что история столь далеко отклонится от оригинального сюжета, – со вздохом признался он. – Невероятно, воистину невероятно.

– Тебе что, и дела нет до того, что чудесный герой твоего романа вместо того, чтобы обзавестись гаремом, заделался обрезанным рукавом? – удивился Шэнь Цинцю.

– Да мне-то какая разница, – как ни в чём не бывало отозвался Шан Цинхуа. – Во всяком случае, он запал не на меня.

С чувством показав ему средний палец, Шэнь Цинцю опустил голову, сосредоточившись на полировке меча. На это Шан Цинхуа воздел большой палец:

– Ладно тебе, всё не так уж плохо^[11]. Перед тобой открываются весьма недурные перспективы, весьма. Уж поверь мне, эти крепкие бёдра способны ковать золото^[12]!

– Иди ты в жопу со своими крепкими бёдрами, – огрызнулся Шэнь Цинцю. – Ладно бы ещё речь шла только о бёдрах, но до чего, по-твоему, они меня доведут? До того, что между ними!

– Ну, так это даже лучше, – рассудил Шан Цинхуа. – Как-никак, там располагается всё самое сокровенное для мужчины…

Лишь нежелание использовать для столь грязных дел новообретённый Сюя удержало Шэнь Цинцю от того, чтобы отсечь им «самое сокровенное» Шан Цинхуа. Будучи не в настроении обмениваться остротами, он придал своему лицу невозмутимое выражение и поинтересовался:

– Что ж, раз ты готов во всём сознаться, дабы заслужить прощение, будь добр, расскажи, были у тебя сюжетные планы, связанные с Тяньлан-цзюнем?

– А на кой тебе сдался папаша Бин-гэ? – изумился Шан Цинхуа.

– Да не то чтобы сдался, – уклончиво отозвался Шэнь Цинцю. – Просто меня всегда удивляло, почему ему в твоей книге досталось так мало места. Тебе ведь ничего не стоит накатать миллион иероглифов, преумножая поголовье гарема главного героя, а добавив линию отца, ты мог бы влёгкую растянуть публикацию ещё года на три.

– А тебе не откажешь в проницательности, – тут же оживился Шан Цинхуа. – Воистину преданный читатель. Ну что ж, раз так, ты имеешь полное право знать, что изначально я собирался посвятить отцу Бин-гэ целую сюжетную арку, сделав его настоящим боссом, но в процессе написания мой комп сдох, и весь костяк эпизода канул в Лету вместе с ним, так что я запутался в деталях. В то же время в разделе комментариев у меня требовали развития совсем другой сюжетной линии: рейда Бин-гэ по захвату сотни духов цветов – целой сотни дюймовочек, которые от рождения мужчину в глаза не видывали, настоящие непорочные феи, сам понимаешь. Знал бы ты, братец Огурец, как я настрадался с главой, где их девственные бутончики одновременно распустились, – а тебе бы только меня шпынять…

Шэнь Цинцю хранил молчание. Теперь, по крайней мере, он знал, откуда взялись все эти сюжетные дыры.

– Выходит, – уточнил он, – ты вновь бросился расписывать эти гаремные перипетии вместо того, чтобы прояснить куда более важную линию с отцом Бин-гэ, которая в результате вся в дырах, как швейцарский сыр?

– Да кого волнуют все эти дыры? – отмахнулся Шан Цинхуа. – Ведь читателям нужно совсем другое: всех сестричек – по постелькам, всех злодеев – по могилкам. Начнёшь писать что-нибудь, что читателям, может, ещё и не зайдёт, – труд тяжёлый, а толку чуть. Я всего лишь хотел кое-как сводить концы с концами – а если бы мои подписчики соскочили, мне бы жрать было нечего, так-то, братец Огурец. Жизнь сетевого писателя – это тебе не сахар.

«Да уж, Сян Тянь Да Фэйцзи, ты мастер лихо обрубать сюжетные линии – а теперь эта въедливая Система заставляет меня методично заполнять все эти твои позорные сюжетные дыры!»

– По правде говоря, мне бы всё равно пришлось это сделать, – продолжал рассуждать Шан Цинхуа. – Видишь ли, согласно моей оригинальной задумке, кровь Тяньлан-цзюня чище, чем у Бин-гэ, а это значит, что и его боевые способности куда круче, к тому же он прославился куда раньше своего сынули, да и вообще по степени крышесносности мог дать Бин-гэ сто очков вперёд. А теперь сам посуди: стоящий неизмеримо выше всех прочих, насмехающийся над всеми тремя сферами и всё в том же духе, да ещё и обладающий трагической предысторией, которая не может не тронуть сердце, – сущий Марти Стю^[13], верно? А если бы читатели решили, что он оспаривает первенство Бин-гэ, и погнали бы волну хейта, что бы я тогда делал? Кому, как не тебе, знать, насколько лютыми могут быть его фанаты: с них сталось бы как утопить меня в потоках яда, так и намертво перекрыть поток донатов.

Рука Шэнь Цинцю повстречалась со лбом. Теперь-то, благодаря откровениям великого эксперта Самолёта, он начал волноваться не на шутку: если Тяньлан-цзюнь и вправду освободится из заточения, сумеет ли Ло Бинхэ с ним совладать?

Однако, если взглянуть на это с другой стороны, быть может, получится использовать отца, чтобы сдерживать сына? Но Шэнь Цинцю немедленно придушил эту опасную мысль в зародыше: если вздумаешь связаться с персонажем, о котором знаешь только то, что цели его предельно далеки от праведных, то не удивляйся потом, когда помрёшь, сам не зная от чего.

Не подлежало сомнению лишь одно: такого таланта, как Сян Тянь Да Фэйцзи, их поколение ещё не знало! Придя к этой мысли, Шэнь Цинцю решительно опустил ладонь на столешницу.

– Лучше тебе быть со мной полностью откровенным! Выкладывай, что ты там задумал, но потом забросил, поменяв сюжет на полпути, – всё по списку. И прежде всего – самое важное!

– Ну, я уж не знаю, важно это или нет, – замялся Шан Цинхуа, – могу лишь сказать, что там было кое-что связанное с тобой… Вернее, с Шэнь Цзю. Прежде мне было как-то неловко об этом заговаривать…

У Шэнь Цинцю при этих словах волоски на загривке встали дыбом. Учитывая выдающиеся качества Сян Тянь Да Фэйцзи, едва ли стоило ожидать от него сколько-нибудь нормальной предыстории для главного злодея!

– Валяй. Я уж как-нибудь справлюсь, – пробормотал Шэнь Цинцю, обхватив голову руками.

Получив отмашку, Шан Цинхуа тут же с воодушевлением бросился излагать свою творческую концепцию:

– У меня было немало идей относительно личности Шэнь Цинцю. На самом деле я надеялся, что смогу развить его в многостороннего, как следует проработанного персонажа: пусть он и гнусный злодей до мозга костей, у него были причины, которые довели его до такой жизни, а также и свои достоинства. Однако читателям это на фиг не сдалось: стоило мне начать двигаться в этом направлении, как они принялись наседать на меня в комментах. Почуяв, куда ветер дует, я тотчас превратил его в плоского опереточного злодея^[14]. Но на самом деле он…

Шэнь Цинцю весь обратился в слух, но тут до него снаружи донеслось стройное приветствие прислужниц:

– Господин!

Воистину, он не мог выбрать более неподходящего времени для визита!

Переменившись в лице, Шан Цинхуа подскочил на три чи^[15] от земли, словно у него вдруг штаны загорелись. Устремившись к задней двери, он бросил через плечо:

– Явился твой герой, вернёмся к этому вопросу малость позже – в общем, не сейчас!

«Куда же ты!» Шэнь Цинцю вытянул руку^[16], силясь задержать товарища по несчастью. «Засунь-ка своё “малость позже” знаешь куда! Это ещё хуже того избитого клише, когда свидетель, едва выдавив: “Убийца – это…”, харкает кровью и умирает!»

Занавес цвета цин вновь приподнялся, и в комнату, склонив голову на пороге, вступил Ло Бинхэ. Шэнь Цинцю тотчас натянул на лицо невозмутимое выражение, однако скрыть недовольство от того, что жизненно важный разговор столь грубо прервали, не удалось. Взгляд Ло Бинхэ скользнул по Сюя в руках учителя, чтобы затем подняться к его лицу.

После непродолжительного молчания он решился взять на себя инициативу:

– Похоже, за эти несколько дней учитель так и не улучил момент, чтобы вкусить хоть немного отдыха.

Слово «отдых» немедленно вызвало в мыслях Шэнь Цинцю ассоциации со сном, а те – совершенно непрошеные воспоминания о неуклюжих попытках утешить Ло Бинхэ в последнем сновидении, отчего ему сразу же захотелось сгореть со стыда. Потирая переносицу, он пробормотал:

– Будь я способен при этом обойтись без снов, с радостью бы отдохнул.

При этих словах ресницы Ло Бинхэ слегка опустились. Наконец, будто набравшись решимости, он сдавленным голосом произнёс:

– Хоть тогда в Царстве снов я и вправду кое в чём обманул учителя, чувства, которые я проявил, не были фальшивыми.

– Ло Бинхэ, я больше не могу понять, где в твоих словах правда, а где – ложь, – вздохнув, признался Шэнь Цинцю. – Так что можешь не затруднять себя объяснениями.

На самом деле Ло Бинхэ из сна был ему куда милее. Хоть он и не утратил ауру главного героя, тот Ло Бинхэ казался настолько ранимым и несчастным, что у кого угодно сжалось бы сердце, – даже такой завзятый натурал, как Шэнь Цинцю, при виде этого хорошенького личика не мог не проникнуться к нему сочувствием. Вот только чем больше жалости он ощутил тогда, тем сильнее было ранено его самолюбие, когда он понял, что всё это лишь игра. В том сне, услышав заверения Ло Бинхэ, что он непричастен к событиям в Цзиньлане, Шэнь Цинцю готов был поверить ему процентов на девяносто, но вот теперь доверие недотягивало и до десяти.

Кровь бросилась в лицо Ло Бинхэ, слегка окрасив щеки розовым.

– Всё, что волнует учителя, – это моё притворство, – подняв взгляд, холодно изрёк он. – Но ведь если бы не оно, боюсь, сейчас мне не представился бы шанс перемолвиться с ним хотя бы словом.

При этом его пальцы бессознательно сжимались на рукояти Синьмо, пока костяшки не побелели от напряжения. Теперь уже не только зрачки, но и глазницы начали смутно отсвечивать красным.

– А разве учителю не случалось меня обманывать? Не ты ли говорил, что не следует придавать большого значения различиям между расами, – а потом не моргнув глазом отрёкся от собственных слов! После твоей гибели в Хуаюэ я долгих пять лет неустанно призывал твою душу^[17] – сотни, тысячи раз, пробуя и терпя неудачу, терпя неудачу и вновь пробуя, чтобы не позволить сердцу обратиться в золу, а помыслам – в лёд. И всё же я и подумать не мог, что учитель проникнется ко мне таким презрением, что, вернувшись в этот мир, будет равнодушно глядеть на то, как я схожу с ума и совершаю глупость за глупостью. – К концу этой тирады его голос начал подрагивать, то и дело взлетая от негодования и обиды. – Теперь-то у учителя есть все поводы ненавидеть и презирать меня как злокозненного демона – ведь я повсюду сею одни беды. Но отчего же и тогда, когда я не делал ничего дурного, ты отшатывался от меня, будто от змеи или скорпиона? Ты обманул меня дважды, я обманул тебя дважды – разве мы не квиты?

Хоть это незамысловатое как дважды два утверждение было безупречно в своей логичности, Шэнь Цинцю не удержался от замечания:

– А тебе злопамятства не занимать.

– Боюсь, учитель ещё не знает, каким я бываю, когда действительно затаю на кого-то злость, – ухмыльнулся Ло Бинхэ. Помрачнев, он приблизился к Шэнь Цинцю. – Но что, если я скажу: думая об учителе, я поминал его отнюдь не злом? Скорее всего, учитель не поверит мне, так ведь?

Видя, что тень Ло Бинхэ стремительно растёт в размерах, Шэнь Цинцю поспешил одёрнуть ученика:

– Возьми себя в руки! – А про себя добавил: «Хочешь поговорить по-хорошему – нечего то и дело психовать, и изволь держать дистанцию!»

– Это вы славитесь самообладанием, учитель, – севшим голосом отозвался Ло Бинхэ. – А я больше не в силах сдерживаться.

Шэнь Цинцю не успел сообразить, что происходит, когда внезапно ощутил боль в спине – и только тут понял, что они с Ло Бинхэ рухнули на кровать.

«Давненько я не спал на такой кровати… Чёрт, до чего ж она жёсткая!»

– Ты что творишь?! – в исступлении выкрикнул Шэнь Цинцю.

В ответ на это Ло Бинхэ молча поджал губы. Только Шэнь Цинцю собрался было скинуть его пинком, как вдруг всё его тело с головы до ног покрылось мурашками: чужая рука, скользнув под подол, неожиданно проникла прямиком под нижние одежды!

«Какого хрена?!»

Шэнь Цинцю хотел было двинуть агрессора коленом, но тот ловко перехватил его ногу, прижав к его собственному боку.

Принуждённый к подобной позе Шэнь Цинцю в бешенстве проорал про себя: «Бля-а-а!» Ему совершенно не улыбалось в буквальном смысле раздвигать ноги перед нависшим над ним мужчиной. Подгадав удачный момент, он ловким разворотом корпуса скинул с себя Ло Бинхэ, поменяв их позиции подобно смене созвездий на небе^[18] – теперь он прижимал Ло Бинхэ к кровати. Вытащив Сюя на три цуня^[19], он хладнокровно приставил лезвие к горлу ученика.

Впервые в жизни кто-то попытался подобным образом одержать над ним верх – и тем самым довёл до состояния безудержной ярости.

– Вздумал принудить^[20] своего учителя? Так ведь? Вот какова твоя ученическая почтительность? – Пусть сейчас он был в полной власти Ло Бинхэ, тот напрасно ожидал, что Шэнь Цинцю упадёт перед ним лапками кверху!

Прижимая меч к жизненно важной точке, он заблокировал как верхнюю, так и нижнюю половину тела^[21] Ло Бинхэ, однако же глаза ученика по-прежнему сияли. Нимало не устрашённый острым как бритва лезвием у своего горла, тот одной рукой схватил Шэнь Цинцю за запястье, другой же оперся о кровать. Один мощный толчок, и их позиции вновь поменялись – однако рука Шэнь Цинцю и тут не дрогнула, бестрепетно прижимая акупунктурную точку на шее Ло Бинхэ рукоятью Сюя. Ещё несколько раз перекатившись, они окончательно сплелись в клубок и свалились с бамбуковой кровати. Во все стороны посыпались искры и вспышки от выбросов духовной энергии, сталкивающейся с завихрениями тёмной демонической энергии, в пылу боя критические удары наносились куда ни попадя. Шэнь Цинцю так долго строил из себя утончённого книжника, что и думать забыл, когда в последний раз дрался в столь варварской манере. И тут, в самый разгар потасовки, его вдруг осенило.

«Это ж какой-никакой роман о мире совершенствующихся, так какого хрена я тут дерусь голыми руками? Что за долбоёб станет махать кулаками, держа в руке пушку?!»

Он тотчас вскинул руку, собрав в неё приличный заряд духовной энергии, и направил удар, способный расколоть скалы и сотрясти небеса, прямиком в низ живота Ло Бинхэ. Тот вынес его без единого звука.

По правде говоря, Шэнь Цинцю никак не ожидал, что его атака достигнет цели, и всё же он испытал немалое удовлетворение, когда наконец выплеснул всё негодование и недовольство, что копились эти дни.

Внезапно Система пиликнула, пробуждаясь к жизни, чтобы возвестить:

【*★°.*☆(￣▽￣)//*.°★*. Примите наши поздравления~~ Начислено 500 баллов крутости!】

Ну, знаете…