Это произошло столь внезапно, что Се Лянь не успел ни о чём подумать – схватил чашу и тут же замер. Принц встретился глазами с Повелителем Земли; похоже, тот пребывал в не меньшем замешательстве.
Оказывается, только что Ши Цинсюань смеха ради вручил сосуд Мин И, а тот, полностью сосредоточенный на содержимом своей тарелки, не глядя передал его дальше. Только потом он понял, что произошло, и застыл молча. В то же мгновение гром прекратился.
Се Лянь и Мин И продолжили озадаченно смотреть друг на друга в полной тишине.
Чаша очутилась в руках у принца, но все взгляды были прикованы к Фэн Синю и Му Цину. Оно и понятно: в прежние времена народ воспевал подвиги его высочества, но за восемьсот лет о нём успели позабыть. Сегодня никто не стал бы устраивать ради него представление, зато с его бывшими помощниками в главной роли пьес хватало.
Сам принц периодически появлялся в историях про этих двоих, но чаще как второстепенный персонаж. Хотя иногда, чтобы сделать пьесу увлекательнее, авторы выставляли Се Ляня злодеем: то он обижал одинокого неприкаянного Му Цина, то, угрожая мечом, отбивал возлюбленную у Фэн Синя. Если такую пьесу покажут на пиру в честь Праздника середины осени, «главные герои», возможно, будут не слишком довольны, зато остальные зрители придут в неописуемый восторг.
Небожители подбадривали Се Ляня, замершего с чашей в руках:
– Ваше высочество, пейте же!
Сидевший вдалеке Фэн Синь попытался вмешаться:
– Наследному принцу нельзя вино!
Но толпа загалдела:
– От одной чаши вреда не будет!
Цзюнь У, который всё это время молча подпирал щёку ладонью, вдруг подался вперёд, будто намереваясь что-то сказать. Ши Цинсюань спросил:
– Ваше высочество, будете играть? Если нет, ничего страшного, я заплачу за вас сто тысяч заслуг, чтобы занавес не открывали.
Се Лянь испугался, что тот действительно поддастся порыву и растратит такое богатство. Нельзя столь беззастенчиво пользоваться чужой добротой, каким бы щедрым ни было предложение. К тому же Се Лянь уже видел все пьесы про себя и решил, что бояться ему нечего.
– Что вы, не стоит! – поспешил отказаться принц. – С одной чашей я как-нибудь справлюсь. – И залпом осушил её.
Рубиново-алое вино обдало его горло холодом, а затем опалило жаром. На мгновение у Се Ляня закружилась голова, но он усилием воли подавил опьянение. Занавес, скрывавший павильон, медленно пополз вверх, и все приготовились к увлекательному зрелищу.
Ко всеобщему удивлению, на сцене появились лишь два актёра. Лицо одного покрывал толстый слой белил, светлые одежды испачкались в пыли, а за спиной виднелась широкополая коническая шляпа – очевидно, он играл Се Ляня. Вторым был юноша в красном, с волосами цвета воронова крыла, стройный и изящный, с живым одухотворённым взглядом. Предплечье его обвила ядовитая змея; «Се Лянь» попытался схватить её, но актёр в красном отбросил гадину в сторону, а сам взял «Се Ляня» за руку и больше не отпускал. Выглядел он при этом так, будто его ранили в самое сердце.
Все зрители, включая самого принца, пребывали в полном недоумении, но тут сидевший во главе стола Цзюнь У вдруг рассмеялся:
– Что это за пьеса? Прежде я её не видел!
Линьвэнь срочно отправила кого-то разузнать, а затем объявила:
– Говорят, она называется «Записки об удивительном путешествии по государству Баньюэ», сегодня её впервые показывают на земле.
– Наверное, кто-то из каравана, с которым мы столкнулись в Баньюэ, рассказал людям эту историю, – сказал Ши Цинсюань. – Ну и славно, не придётся занавес опускать – заслуги сэкономлю.
Се Лянь ничего не ответил. Действительно, из всех смертных только встреченные ими купцы знали о тех событиях. Он вспомнил, что среди торговцев был юноша по имени Тяньшэн, горячо благодаривший принца и обещавший постоянно возносить молитвы в его честь. Неужели он кому-то заплатил за эту постановку? Но Се Лянь скрыл от Тяньшэна своё имя, да и не верилось, что простой парень на такое способен.
Зрители предвкушали скандальную пьесу, но сцена, открывшаяся их глазам, превзошла самые смелые ожидания. Ведь если слухи правдивы, то второй актёр играет самого Хуа Чэна!
В народе ходило немало легенд об Искателе Цветов под Кровавым Дождём. В основном это были истории о том, как демон в красном сжёг тридцать три храма, а на Небесах и пикнуть не посмели. Или о том, как он подвесил за шкирку богов войны и литературы и намял им бока. Небожители без слёз не могли смотреть на подобные сцены, но теперь сгорали от любопытства: что же покажут в новой пьесе? В любом случае главным героем выступал Се Лянь, которого сторонились и не причисляли к кругу своих – насмехаться над принцем можно было без всякой опаски.
Само представление оказалось на высоте: изящные декорации, блестящая постановка и отличный грим. Зрители про себя восхищались, а вслух отпускали едкие комментарии:
– Не может этого быть! Хуа Чэн бы так не сказал!
– Ерунда, сплошные выдумки!
– В кого они превратили Искателя Цветов под Кровавым Дождём? Очнитесь! Кому вообще могло прийти такое в голову?!
Пьесу написали лично про него, поэтому Се Лянь смотрел очень внимательно. Принцу в целом понравилось – красивые костюмы, интересный сценарий… Одно его смущало: уж слишком дружескими изображались отношения персонажей.
Актёр, исполнявший его роль, был мастером своего дела, но каждый раз, когда он звал «Хуа Чэна» Саньланом, Се Лянь начинал нервно ёрзать на своём месте.
Се Лянь украдкой оглядел других небожителей: те, хоть и ворчали, что история – сплошная небылица, смотрели с большим удовольствием, не отрываясь. Се Лянь молчал, и вдруг раздался голос Ши Уду:
– А что за молодые слуги на заднем плане?
Услышав это, Му Цин и Фэн Синь заметно напряглись.
– Не слуги, а духи войны средних Небес из дворцов Наньяна и Сюаньчжэня, – пояснила Линвэнь. – Они тогда вызвались помочь наследному принцу.
Звучало это так же невероятно, как если бы Пэй Мин решительно отверг красавицу, упавшую ему в объятия. Небожители немедленно обратили взгляды на Фэн Синя и Му Цина.
– Они отправились туда по собственной воле, – добавила Линвэнь.
Се Лянь улыбнулся:
– Я и забыл спросить. Как поживают Нань Фэн и Фу Яо? Отчего я не вижу их сегодня на празднике?
– Нань Фэн… Он… – промямлил Фэн Синь.
– Фу Яо под домашним арестом, – отрезал Му Цин.
И Фэн Синь тут же поддакнул:
– Нань Фэн тоже под арестом!
– Сразу оба? – охнул Се Лянь. – Какая жалость!
Пока они переговаривались, пьеса закончилась, занавес опустился. Хоть зрители и сошлись во мнении, что всё показанное на сцене – нелепые фантазии какого-то верующего, смотреть такую необычную постановку про Хуа Чэна было очень увлекательно, и представление проводили бурей аплодисментов.
Однако когда шум стих, небожители вспомнили о Пэй Су, сосланном на землю как раз из-за Баньюэ, и внимание собравшихся переключилось на Пэй Мина.
– Генерал, как поживает теперь Пэй-младший? – спросил Ши Уду.
Пэй Мин плеснул себе вина, выпил и покачал головой:
– Да как ему поживать? Раньше надо было думать! Он сделал выбор, что для него важнее. Теперь я ничем не могу помочь.
Тут уже Ши Цинсюань не смолчал.
– А что он, по-вашему, должен был делать? – фыркнул Повелитель Ветра. – Хотите сказать, карьера вашего родственника важна, а какой-то девчонкой не грех и пожертвовать?
Это было невежливо, и Ши Уду сердито одёрнул брата:
– Цинсюань, угомонись!
Тот пристыженно опустил голову, а Пэй Мин расхохотался:
– Ишь, шустрый какой! Только ты и можешь его приструнить. Я-то обиды не держу… Но ведь нарвётся однажды на кого-нибудь менее добродушного и получит по полной, несмотря на то что твой брат.
Ши Уду распахнул веер и продолжил читать нотации:
– Слышал генерала Пэя? И вот ещё: сколько раз я просил перестать разгуливать в таком виде? Это непристойно! Меня не волнуют твои склонности, но на людях изволь появляться в своём истинном облике!
Ши Цинсюань, который обожал оборачиваться девушкой, явно хотел возразить, но не осмеливался. «Похоже, когда Повелитель Ветра говорил, что не боится своего старшего брата, он был не совсем честен…» – подумал Се Лянь. И тут Ши Уду выдал:
– Вот встретится тебе однажды такой человек, как генерал Пэй, – могущественный и с дурными намерениями! Что делать будешь?!
Линвэнь расхохоталась, а Пэй Мин поперхнулся вином и забрызгал стол.
– Как вам не стыдно! Прекратите, иначе я вам слова больше не скажу! – завопил он.
Когда трапеза подошла к концу, настало время главного события – состязания фонарей.
Все светильники потушили, теперь только луна озаряла небесную столицу. Развеялись туман и облака над поверхностью озера, у которого проходил пир, и через прозрачную, как стекло, водную гладь стал виден человеческий мир, погружённый во тьму далеко внизу – словно тонущий в бездне.
На Празднике середины осени небожители соревновались, в чьих главных храмах верующие зажгут больше неугасимых фонарей, каждый из которых стоил баснословных денег. В ходе состязания участников начинали объявлять с последнего места, и, когда очередь доходила до следующего небожителя, поднесённые ему фонари поднимались в воздух, разгоняя мрак и освещая своим сиянием небесные чертоги.
В этом году в храме Шэньу зажгли девятьсот шестьдесят один неугасимый фонарь; впервые за всю историю их число приблизилось к тысяче. Все верили, что в следующий раз рекорд непременно будет побит, однако для соревнования это значения не имело: Владыка всегда занимал первое место – никто и не пытался с ним соперничать.
Се Лянь не ожидал, что на последнем месте окажется Повелитель Дождя. Когда принц увидел, как, неспешно покачиваясь, взлетает одинокий огонёк, а потом услышал: «Юйши Хуан – один фонарь!» – он усомнился, уж не почудилось ли ему во хмелю. Разве может это быть правдой? Он даже уточнил у Ши Цинсюаня:
– Нет ли здесь ошибки?
– Нет, – ответил тот. – Действительно один фонарь. Его поднёс Повелителю Дождя собственный бык, чтобы соблюсти приличия.
Поклоняться самому себе – знакомая история!
– Может, из-за того, что Юйши Хуан заведует дождями и покровительствует селянам, у большинства верующих просто нет денег на подношения? – предположил принц.
– Ваше высочество, у вас неверное представление о крестьянах. Среди них встречается немало обеспеченных людей. Дело в другом: они получили от Повелителя Дождя наказ, что, если у них есть средства на фонари, лучше пустить их на земледелие. Вот верующие и преподносят своему божеству в основном овощи и фрукты.
Се Лянь даже позавидовал: «Надо же, как здорово придумано!»
И тут Ши Цинсюань добавил:
– Но Повелитель Дождя не любит, когда продукты портятся понапрасну. Полежат в храме пару дней, а потом крестьяне забирают их и съедают.
Состязание тем временем шло своим чередом: сначала прозвучали имена менее известных богов, которым посвятили примерно по десятку фонариков, – эти были никому не интересны. Но чем дальше, тем ярче сияли стайки взлетавших ввысь огоньков и тем с большим вниманием их встречали небожители. Если сначала число подношений было и так ясно, то позже потребовался специальный чиновник, ведущий счёт. Се Лянь мало что понимал в этой игре и не особо следил за результатами, поэтому не выступал с комментариями, а просто наслаждался сиянием фонарей в ночной тьме и слушал, как другие оценивают расстановку сил в соревновании. Через час начался заключительный этап игры – борьба между десятью самыми успешными в этом году божествами.
Сначала назвали того, кто занял десятое место. Се Лянь услышал, как глашатай воскликнул:
– Дворец Циина – четыреста двадцать один фонарь!
Цюань Ичжэнь давно покинул пир, и присутствующие, не стесняясь, громко зацокали языками. Бог войны запада был совсем юн, но уже очень силён: многие небожители, что вознеслись с ним в одно время, не набрали и двухсот фонариков. Даже для Лан Цяньцю, который попал на Небеса немного раньше, зажгли меньше! Но, похоже, в столице молодого бога недолюбливали: кроме Се Ляня и Ши Цинсюаня, никто не порадовался его результату.
Следующим стал дворец Повелителя Земли – четыреста сорок четыре фонаря. Мин И на это никак не отреагировал – безучастно проглотил ещё пару ложек супа. А вот Ши Цинсюань, наоборот, ужасно разволновался и несколько раз повторил:
– Мало, это ещё мало!
Другие бессмертные были плохо знакомы с Повелителем Земли и лишь ради приличия похлопали – считай, поздравили.
После настал черёд самого Ши Цинсюаня: дворец Повелителя Ветра получил пятьсот двадцать три фонаря. Сразу видно, кто пользуется популярностью: Ши Цинсюань и сказать ничего не успел, а присутствующие на пиру уже разразились громоподобными аплодисментами. Отовсюду звучали крики: «Поздравляем! Вот это заслуженно!» Счастливый небожитель вскочил и бросился пожимать всем руки, а потом окликнул старшего брата:
– Слышал? Я в этом году восьмой!
Он походил на мальчишку, что получил похвалу от учителя и ждёт за это от родителей награды. Се Лянь, глядя на него, не смог сдержать улыбки, но Ши Уду только скривился в ответ:
– Подумаешь! Всего лишь восьмой, чем тут хвастаться!
Эти слова прозвучали чересчур надменно. Едва ли на Небесах кого-то можно было назвать посредственностью. Если он так пренебрежительно отзывается о пяти сотнях фонарей, что можно сказать о небожителях, набравших ещё меньше? Что они даже до «всего лишь» недотягивают? Ши Уду прекрасно понимал, как это звучит, но не побоялся заявить во всеуслышание. С лица Ши Цинсюаня сползло радостное выражение, и тогда Повелитель Воды, обмахнувшись веером, нехотя добавил:
– Впрочем, это больше, чем в прошлом году. В следующем будет ещё лучше.
После этих слов к Ши Цинсюаню вернулось хорошее настроение.
Один Мин И никак не отреагировал и продолжил безразлично набивать рот. Ши Цинсюань сам потряс его за плечо, ожидая поздравлений, но тот старательно жевал, не обращая на него внимания. Повелитель Ветра страшно разгневался и принялся шумно настаивать, чтобы Повелитель Земли ему похлопал. Се Лянь, наблюдая за этим со стороны, буквально задыхался от смеха.
Следующей стала Линвэнь – пятьсот тридцать шесть фонарей. Никто другой из богов литературы не добился столь выдающегося результата, однако они не спешили чествовать её, зато боги войны поздравили как полагается. Се Лянь со своего места прокричал слова одобрения, а Ши Уду и Пэй Мин потребовали, чтобы в честь этого события Линвэнь закатила пир. Однако с другого конца стола пополз шепоток: мол, последователей у богини прибавилось, когда она приняла мужское обличье. Якобы смекнула, что на Небесах сейчас основная сила за богами войны, вот и подлизывается к ним, а богов литературы ни во что не ставит. К тому же чаще всех устраивает званые вечера – и не только в гости приглашает, но и публичными домами не брезгует.
О проекте
О подписке
Другие проекты