– Ты выглядишь так, будто тебя только что поймали на краже серебряных ложек, – констатировал его собственный голос. – И прическа у тебя, кстати, ничуть не лучше, чем у той герцогини. Просто у тебя меньше волос, чтобы испортить.

Альбер застонал и повалился на кровать, натянув одеяло на голову. Единственным безопасным местом, казалось, была тишина. Но и она была обманчива. Потому что даже под одеялом он слышал навязчивый, безжалостный шепот собственных мыслей, которые уже готовились стать словами.

Первый день с «Даром Вердитера» подходил к концу. И Альбер де Монсар с ужасом понимал, что завтра будет только хуже.

Глава 4: Трещины в реальности

Утро пришло к Альберу не с пением птиц, а с настойчивым стуком в дверь. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь щель в ставнях, казался ему обвинительным перстом.

– Месье, – донёсся из-за двери голос Жана, лишённый привычной теплоты.

– Вам письмо. От канцелярии Версалиона.

Сердце Альбера ёкнуло. Новости из дворца сейчас были последним, чего он хотел. Он потянулся к кувшину с водой на тумбочке, чтобы промочить пересохшее горло, и вдруг замер.

Надпись на фамильном гербе, выгравированном на кувшине, на мгновение поплыла. Вместо «Honor et Veritas» – «Честь и Истина» – он ясно прочитал «Hypocrita et Falsitas» – «Лицемерие и Ложь». Он моргнул – и всё встало на свои места. Просто игра света. Должно быть.

– Месье? – снова позвал Жан, уже с ноткой нетерпения.

– Войдите, – выдавил Альбер, с трудом отрывая взгляд от кувшина. Он сглотнул. Ком в горле никуда не делся. – И… принесите завтрак. Пожалуйста.

Дверь открылась. Жан вошёл, держа в одной руке серебряное блюдо с письмом, а в другой – скромный поднос с кофе и круассаном. Его лицо было невозмутимо, но в уголках губ затаилась обида.

– Ваша корреспонденция, – он протянул блюдо. – И завтрак. Надеюсь, кофе не напомнит вам воду из лужи, а круассан – подошву сапога.

Альбер взял письмо, игнорируя колкость. Он сломал сургучную печать с королевской лилией. Внутри на толстом пергаменте был изысканный текст:

«Его Величество Король-Солнце Людовик XVII соизволил пригласить месье Альбера де Монсара на Весенний Бал в Версалион в честь дня рождения Его Высочества Принца Генриха…»

Приглашение. Тот самый билет, о котором он мечтал. Теперь, когда он стал социальным изгоем, оно казалось не наградой, а насмешкой. Или ловушкой.

– Отличные новости, месье! – Жан, подслушавший, не смог скрыть одобрительного тона. – Наконец-то ваш шанс!

Альбер поднял глаза на старика, чтобы поделиться своим ужасом, и снова замер. На лице Жана, поверх его обычного выражения преданной озабоченности, на миг проступила другая маска – широкая, неестественная улыбка, нарисованная яркой краской, с пустыми глазницами. Как у придворного шута. Альбер непроизвольно отшатнулся.

– Месье? – лицо Жана снова стало нормальным, но в глазах читалась тревога.

– Ничего, – быстро сказал Альбер, отводя взгляд. Он поднял кружку с кофе. Пар, поднимавшийся от напитка, на секунду сложился в крошечный, искажённый гримасой череп. – Показалось.

Он отпил глоток. Кофе был горьким и крепким. По крайней мере, на этот раз его язык не прокомментировал вкус.

– Я… я пойду на бал, – тихо произнёс Альбер, больше для себя, глядя на золочёные буквы приглашения.

– Конечно, пойдёте! – обрадовался Жан. – Это же великая честь! Весь двор будет там! Принц Генрих… говорят, он юный гений, надежда империи!

При этих словах Альбер взглянул на портрет принца, висевший на стене среди других гравюр. И снова реальность дала трещину. Вместо миловидного юноши в бархатном камзоле он увидел на секунду капризного, пухлого ребёнка, слюнявящего погремушку в форме скипетра. Ребёнка, сидящего на плечах у рослого гвардейца, на голову которого была надета корона.

Он зажмурился. – Хватит, – приказал он себе.

Когда он снова открыл глаза, портрет был обычным. Принц Генрих смотрел на него с надменной уверенностью.

– Месье, вам нехорошо? – в голосе Жана снова зазвучала искренняя забота. – Вы побледнели.

– Нет… Всё в порядке, Жан, – Альбер глубоко вздохнул. Он посмотрел на старика, стараясь не фокусироваться на его лице, чтобы не увидеть снова маску. – Прости меня. За вчерашнее. Я… я не хотел тебя обидеть.

Жан смягчился. – Я знаю, месье. Проклятие – не сахар. Оно горечью выходит. Думайте теперь, перед тем как говорить.

– В этом-то и проблема, – горько усмехнулся Альбер. – Я уже не управляю этим процессом.

После ухода Жана он остался один, разглядывая приглашение. Эти «трещины» пугали его не меньше, чем неконтролируемая речь. Мир, который он знал, начинал расслаиваться, обнажая уродливую изнанку. Парики, похожие на паутину. Улыбки, превращающиеся в маски. Принц, выглядящий как младенец.

И он, Альбер де Монсар, с «Даром Вердитера» на языке, должен был войти в самое сердце этого иллюзорного мира – на бал к Королю-Солнцу.

Это было либо безумием, либо самоубийством. А скорее всего, и тем, и другим одновременно.

Глава 5: Приглашение в Версалион

Приглашение лежало на столе, как обвинительный акт, завернутый в шелк лести. Каждая завитушка каллиграфического текста словно кричала: «Ловушка! Беги!» Но куда бежать? С пустыми карманами и проклятием, превращающим любое укрытие в эпицентр скандала, у него не было выбора.

– Версалион, – прошептал Альбер, и его язык сам добавил: – Величайший оплот лжи во всей империи. Идеальное место для меня.

Он с раздражением отшвырнул письмо. Оно мягко приземлилось на пол. Альбер принялся шагать по кабинету. Мысли метались, натыкаясь на стены логики и отскакивая в панику.

Вариант первый: не пойти. Проигнорировать приглашение. Последствия? Немилость двора, которая окончательно похоронит его карьеру. Но разве после случая с герцогиней у него еще оставалась карьера? Возможно, король не в курсе той истории. Или в курсе, и это проверка? Или… мышеловка.

Вариант второй: пойти. Вести себя тише воды, ниже травы. Молчать. Изображать немоту. Но сможет ли он? «Дар Вердитера» уже доказал, что сила его принуждения превышает силу воли. Одно неверное движение, один прямой вопрос – и правда, как рвота, хлынет наружу, смывая все на своем пути.

Вариант третий… Варианта три не было.

В дверь снова постучали. – Месье, портной. Высылать? – донёсся голос Жана.

– Портной? – удивился Альбер.

– Для нового камзола. На бал-то нужно явиться в чём-то приличном, – пояснил Жан, заглядывая в кабинет.

Новый камзол. Ещё одна трата из его скудных запасов. Ещё один гвоздь в крышку его финансового гроба. Но отступать было некуда.

– Пусть войдёт, – вздохнул Альбер.

Портной, месье Пьер, был маленьким юрким человечком с вечной иголкой в зубах и рулеткой на шее, как петля. Он засуетился, начав снимать мерки.

– Ах, месье де Монсар, такая честь! – тараторил он, обвивая Альбера лентой. – Весь двор говорит только о предстоящем бале! Говорят, сам Король-Солнце заказал новый парик высотой в три яруса! А принц Генрих… о, какой юный гений! Говорят, он уже пишет трактаты по магической дипломатии!

Альбер молча терпел его прикосновения, стиснув зубы. Он сосредоточился на гравюре с видом на охотничьи угодья на стене, пытаясь не реагировать на этот поток придворной пропаганды.

– …и, конечно, мы сошьём вам нечто изысканное! – Пьер отступил на шаг, оценивая фигуру клиента. – Бирюзовый бархат отлично подойдёт к вашему цвету лица…

– Бирюзовый? – сорвалось с губ Альбера. Он не хотел, но звуковая волна уже понеслась в мир. – Нет. Бирюзовый сделает меня похожим на перезревшую сливу. Возьмите тёмно-зелёный. Цвет гниения и денег, которых у меня нет. Это будет честно.

Портной замер с открытым ртом, иголка чуть не выпала. Жан, стоявший у двери, простонал и закрыл лицо ладонью.

– Месье… я… не уверен, что понимаю… – пробормотал Пьер.

– Ничего не понимайте, – отрезал Альбер, чувствуя, как жар стыда заливает его щёки. – Просто шейте зелёный. И подешевле. Всё равно, скорее всего, на мне в нём либо пристрелят, либо арестуют.

После ухода портного в доме воцарилась гробовая тишина. Альбер стоял посреди кабинета, ощущая себя полнейшим идиотом. Он оскорбил последнего человека, который соглашался с ним работать за скромную плату.

– Месье, – тихо сказал Жан. – Может, действительно… не стоит?

– Нет, – твёрдо ответил Альбер, глядя на приглашение на полу. – Я пойду.

Страх оставался. Паника никуда не делась. Но сквозь них пробивалось новое чувство – странное, почти самоубийственное любопытство. Что произойдёт? До какой степени «Дар Вердитера» может дойти в таком месте, как Версалион? Сможет ли его проклятие, эта социальная мина, разрушить хоть одну из тех грандиозных иллюзий, что он начал видеть в «трещинах»?

Он поднял приглашение. Шёлк был холодным на ощупь. Это был худший план в его жизни. Идти на королевский бал с обязательством говорить только правду. Это всё равно что явиться на дуэль с заранее завязанными глазами и руками, связанными за спиной.

Но другого пути не было. Его старая жизнь, жизнь тихого карьериста, умерла. Новая, жизнь «правдивца», требовала своей первой, громкой жертвы. И Версалион с его Королём-Солнцем, глупым принцем и паутиной лжи подходил для этой роли идеально.

– Я пойду, – повторил он шёпотом. – И будь что будет.