Я пытаюсь вспомнить… Маму. Брата. Сестёр. Но перед глазами – только размытые лица, словно затянутые густым туманом.
– Дай себе время, ты всё вспомнишь, – тихо говорит он.
Я всхлипываю. Настолько плохо, что падаю лицом ему в плечо. Он медлит, затем аккуратно обнимает меня, его рука мягко двигается по моей спине. От этого я действительно начинаю успокаиваться.
– Сейчас я измерю твои параметры.
Макс отходит, возвращаясь через несколько минут с маленьким чемоданчиком, наполненным приборами. Я наблюдаю за плавными движениями его рук. Они уверенные, размеренные, внушающие доверие.
– Я хочу знать, что случилось, – прерываю молчание.
Он тяжело вздыхает, его челюсть напряжённо сжимается.
– Я не могу пока ничего сказать, Анна. Сначала нужно выздороветь. Янтарщик сделал своё дело, но результат нужно закрепить.
Я вглядываюсь в его лицо, пытаясь уловить хоть намёк, но Макс отводит глаза. Я могу только смотреть на его заострившиеся скулы.
– Однако, твое состояние значительно улучшилось за последние сорок восемь часов. Ты проснулась и вспо…
– Что? Сорок восемь? – мой голос хрипит. Макс растерянно приоткрывает рот.
– Ох. Да, это было необходимо для восстановления.
Он аккуратно складывает приборы в чемоданчик и что-то записывает в тетради.
– Сейчас важно сохранять спокойствие. Тогда ты быстрее придёшь в себя. Если ночь пройдёт хорошо, возможно, завтра тебе разрешат выйти на прогулку.
Он резко оборачивается на стон пациента, лежащего в конце холла.
– Мне пора.
Встаёт, но перед тем, как уйти, оборачивается:
– Если завтра тебе станет лучше, ты узнаешь больше о том, что произошло. Но пока – отдыхай.
Я смотрю ему вслед. Затем перевожу взгляд на красные свечи, расставленные у кроватей пациентов. От них исходит не просто свет, но что-то ещё. Энергия? Магия?
Вдыхаю глубже. Травяной запах вновь окутывает меня, как мягкое облако. Он успокаивает.
Но я знаю – за этим покоем скрывается буря.
Я не помню всех деталей, но одно я знаю точно – случилась трагедия. Макс не говорит об этом, чтобы дать мне восстановиться.
Сердце сжимается от боли. Я среди раненых в госпитале, черт возьми! И я понятия не имею что произошло с моей семьей. Молюсь чтобы они были живы. Чтобы мои размытые воспоминания оказались страшным сном.
Я слышу стон, он доносится через кушетку от меня:
– Ма… Ма… Мама…
Я приподнимаю голову, чтобы увидеть маленькую девочку. Ее волосы растрепались, а лоб покрылся испариной. Она крепко вцепилась в простыню, словно пытаясь во сне удержаться за кого-то. От увиденного мое сердце разбивается на части. Она примерно того же возраста что и мой брат… Чье имя пока я не могу вспомнить.
Но я смогу.
Встаю с кровати, чтобы подойти к малышке. Макс все еще в другом конце зала. Приблизившись, я беру руку девочки. Она утихает, но ее глаза все еще закрыты. Надеюсь, что ей снится мама, которую она зовет.
Мне остается просто стиснуть зубы от жестокости произошедшего, полноты которой я еще не знаю в деталях, но могу уже ощущать весь ужас и страдания.
Макс проходит рядом, его взгляд скользит по нашим с девочкой рукам.
– Она открыла глаза? – спрашивает, а я в ответ качаю головой.
– Я могу посидеть рядом с ней?
– Да, можешь. Только немного. Тебе тоже нужно отдыхать. Чем быстрее ты восстановишься, тем скорее узнаешь о том, что произошло.
Я киваю в благодарность и остаюсь рядом с малышкой. Поправляю ее волосы, одеяло, и вытираю лоб. Ее дыхание стало ровным. Надеюсь, что где-то моего брата тоже так успокаивают.
***
– Тетенька, – Будит меня детский голос, а я даже не заметила, что заснула рядом с малышкой.
– Все хорошо? – спрашиваю, и замечаю, что в окнах уже светлеет, а рядом сидит девочка с голубыми глазами, блестящими от горечи произошедшего. Ее губы плотно сжаты, она исподлобья изучает меня,
– А вы не видели мою маму? – Звучит тонкий голосок, а вопрос бросает меня в панику. Даже если ребенок кажется спокойным, я понимаю, что это может в миг измениться, если вдруг к ней придет память, или просто она вспомнит что именно произошло. Я даже сама до конца не понимаю случившееся, что я могу объяснить ей?
– Я… – запинаюсь, не зная, что сказать, но на помощь вовремя приходит Макс.
– Твоя мама сейчас не может быть рядом, но мы позаботимся о тебе. – Парень улыбается, а я чувствую подвох, но понимаю, что, как и я, девочка пока не должна знать правду, иначе она не сможет восстановиться. Я прикусываю губу, напоминая себе, что я не могу плакать сейчас, перед девочкой, которая возможно потеряла семью, так же как и я.
– Хочешь я тебе покажу свои приборы? – Макс открывает чемоданчик. – Сейчас мы измерим твои параметры и дадим тебе конфетку.
– Хорошо, – соглашается, – А мама не будет ругаться если я съем конфетку?
– Нет, не будет, – медленно отвечает Макс, но его скулы напряглись. – Анна, тебе лучше вернуться на свое место, скоро обход.
Я понимающе встаю с постели, но девочка резко хватает меня за руку.
– А можно, она останется? – Жалобно смотрит на Макса, сразу сообразив, кто здесь главный.
– Хорошо, но до тех пор, пока не придут врачи.
Девочка довольно улыбается. Пока Макс измеряет приборами ее показатели, она продолжает крепко сжимать мою руку.
– Отлично, – озвучивает вердикт Макс. – Если так дело пойдет, сегодня вечером ты сможешь выйти на прогулку.
– С Анной? – Девочка поворачивает ко мне голову, ее глаза полны надежды. А меня удивляет, что она больше не спрашивает о своей матери.
– Да, как только я проверю ее показатели. – Он улыбается нам обоим, а девочка прижимается ко мне своим телом. Так делал мой брат, в благодарность за мое согласие прочитать ему историю на ночь. Вспомнив об этом, мне становится невозможным сдерживать слезы, и я отворачиваюсь чтобы скрыть их от девочки.
– Кстати, меня зовут Макс, а тебя? – спрашивает парень невзначай.
– Ма… Ма… Мария… – Неуверенно отвечает девочка.
Парень вручает самой маленькой пациентке конфету в форме мышки—янтарного сахарного леденца, и записывает данные в свою тетрадь. Мы расходимся каждый по своим местам, как только в зал с высокими стенами заходит группа врачей. Я насчитываю шесть человек, их форма отличается от лекарской. Серая, как и у остальных медбратьев и медсестер, но на груди каждого из них висят каменные вшитые вставки. У кого-то я узнаю янтарь, у кого-то – красный рубин, а у кого-то – аметист. Они чем похожи на каштоунов, за исключением того, что их форма висит свободно и не имеет погонов, их лица покрыты шрамами вперемешку с морщинами.
Я наблюдаю как Макс деликатно показывает им карточки пациентов, избегая произносить вслух подробности. Доктора с нейтральными лицами осматривают больных, большинство из которых еще спят. Что-то подписывают в документах.
Мои глаза вновь начинают слипаться. Похоже в свечах есть успокаивающая эссенция, расслабляющая пациентов, отчего у них пропадает желание расспрашивать докторов о своем состоянии… Или о судьбе своих близких.
Поэтому, когда группа врачей проходит мимо меня и делает какую-то отметку в своих записях, я послушно сижу на кровати, как будто загипнотизированная мерцанием свечей.
Госпиталь всегда было страшным словом для меня. Но здесь все кажется иначе. Может из-за заботливого Макса. Может, из-за аромата красных свеч, стоящих маковым полем вдоль кроватей больных. А может, из-за того, что смотря на других, я понимаю, что мне еще повезло, ведь все мои части тела на месте.
После обхода, в зал заходит парочка девушек, толкающих коляски с едой, и оставляют у каждого на прикроватном столике наполненную кашей тарелку. Затем, заходят медбратья и бережно куда-то перевозят тех больных, кто так и не проснулся. Их места освобождаются.
– А куда их везут? – спрашивает Мария.
– Не знаю. А давай поиграем? Кто доест быстрее? – Я подмигиваю девочке, стараясь ее отвлечь, хотя внутри просыпается волна беспокойства.
Очень хочется верить, что их везут в место, где им смогут помочь.
Вместе с Марией мы играем наперегонки кто доест быстрее, и я понимаю, что голодна только когда уговариваю себя попробовать ложку.
После обеда, когда девочке уже надоедает лежать на кровати, и она начинает ходить из одного угла в другой, здороваясь со всеми проснувшимися больными, Макс наконец-то сообщает, что мы можем пойти погулять в саду.
Ему на смену пришел другой парень, поэтому Макс, провожает меня, Марию и еще пару пациентов в парк госпиталя.
Внутренний двор лазарета оказывается полон хвойных деревьев. Здесь дышится легко и свежо. Я даже улыбаюсь солнцу, пока Мария набирает себе шишки в карман халата, а затем, заполнив свои карманы, принимается за мои.
Я замечаю на себе взгляд Макса.
– Те больные, кто не проснулся, куда их увозят? – спрашиваю волнующий меня вопрос. – Они же проснутся?
На их месте могла бы быть я или Мария, поэтому мне кажется таким важным узнать о их дальнейшей судьбе.
– Мы всегда надеемся, что наши пациенты проснутся, но, когда такое не случается – их перемещают в другой госпиталь, где с ними работают специалисты. – в голосе Макса звучит уверенность и я облегченно вздыхаю.
Значит, за жизнь простых людей здесь будут волноваться. Это дает хоть какую-то надежду, что, если найдут мою семью, им тоже помогут. И если они не проснутся— за ними тоже будут ухаживать и биться до последнего за их жизнь.
– Если хочешь сказать мне что-то, можешь говорить. Я готова. – Я набираюсь смелости, чтобы выслушать все, что знает Макс. – Точно готова.
Он кивает. Теребит пальцы и смотрит себе под ноги.
– Анна….
– Так вот она где! – жестокий мужской голос обрывает Макса, и я резко оборачиваюсь на появившуюся фигуру рядом со входом во двор.
Я замечаю, что в мою сторону направляется каштоун в черном. Я знаю его и помню. Он спас меня. Но почему он смотрит с такой ненавистью в мою сторону? Словно желая раздавить одним своим взглядом. Меня окутывает страх…
О проекте
О подписке
Другие проекты