Над кроватью на часах светились цифры. 01:32. Заснуть не удавалось. Последняя медсестра заглядывала сюда больше часа назад. Наверное, решила, что я сплю. Сплю! Ха-ха. Как будто в этом ужасном кресле можно заснуть.
Я смотрела на капельницу. Из полуопавшей груши капало лекарство. Как долго они собираются держать его на капельнице?
Несколько дней? Месяцев? Лет?
Он тоже не спал. Речь у него пропала еще вчера – во всяком случае, так сказали врачи. Двигаться он тоже не может, но может смотреть. Вот и лежит с открытыми глазами. Если верить медсестрам, он все понимает. Они мне раз сто повторили: «Разговаривайте с ним. Почитайте ему что-нибудь. Для вашего мужа это очень важно».
На тумбочке высится стопка журналов. Когда в палату заходит медсестра, я делаю вид, что читаю ему вслух. Но стоит ей закрыть за собой дверь, умолкаю.
Если он, как они утверждают, все понимает, значит, поймет и это.
Я снова посмотрела на капельницу. Медсестры объяснили, что капельница поддерживает в нем жизнь. Но подробности я забыла.
Время будто остановилось. Я все-таки беспокоилась за Нептуна. Бедная собака, совсем там одна. Но не всю же ночь мне здесь торчать!
Медсестры намекали, что дела у него совсем плохи. По-моему, за последние десять минут он ни разу не мигнул. Уставился на меня и смотрит. Черт бы его подрал.
2:12.
Опять заходила медсестра. Посоветовала мне вздремнуть. Я согласно кивнула.
Я уже приняла решение.
Подождала еще немного. Убедилась, что в коридоре тихо. Встала. Еще чуть выждала и трясущейся рукой вырвала иглы капельниц. Всех трех. Одну за одной.
Он смотрел на меня безумным взглядом. Понял. Уж это-то он точно понял.
А чего он хотел?
Я ждала.
Как много времени прошло? Пятнадцать минут? Полчаса? Я взяла со стула журнал. «Нормандия». Открыла статью про фестиваль импрессионизма в Нормандии, который должен состояться этим летом. Начиная с июня все вокруг будут жить ожиданием этого фестиваля. Я упрямо читала статью. Как будто мне было плевать, что он подыхает. Прямо тут, рядом со мной. Хотя мне на самом деле было плевать.
Иногда я поднимала от журнала глаза. Он упорно пялился на меня. Я на долю секунды ловила его взгляд и тут же снова утыкалась в журнал. С каждым разом черты его лица все заметнее искажались. Смотреть на это было довольно-таки противно, уж можете мне поверить.
В три часа ночи мне показалось, что он уже умер. Глаза были по-прежнему открыты, но застыли неподвижно.
Я поднялась, снова воткнула иглы капельницы. Комар носу не подточит. Но потом, чуть подумав, опять их вырвала. И нажала кнопку вызова.
Примчалась медсестра.
Я напустила на себя испуганный вид. Не слишком, чтобы не переигрывать. Объяснила, что заснула, а когда проснулась, обнаружила, что… В общем, сами видите.
Медсестра осмотрела вырванные трубки. И расстроилась так, как будто это она во всем виновата.
Надеюсь, у нее не будет неприятностей. Во всяком случае, я никаких претензий предъявлять уж точно не стану.
Она побежала за врачом.
Меня охватило странное чувство. Остатки злобы, перекрываемые ощущением свободы.
Нахлынули сомнения.
Что теперь делать?
Пойти все рассказать в полиции? Или продолжить изображать в Живерни серую мышку?
На столе инспектора Лоренса Серенака лежало пять фотографий. В руках он держал конверт из коричневой крафт-бумаги.
– Господи, – вздохнул Сильвио Бенавидиш. – Кто же это прислал?
– Неизвестно. Конверт пришел утром по почте. Отправлено вчера вечером из почтового отделения Вернона.
– Только фотографии? Ни письма, ни записки? Ничего?
– Ничего. Но фотографии говорят сами за себя. Галерея любовниц Жерома Морваля. Не всех – только самых лучших. Сильвио, будь другом, взгляни. Я уже насладился.
Сильвио Бенавидиш пожал плечами и склонился над разложенными снимками. На каждом был запечатлен Жером Морваль, всякий раз с другой женщиной. Ни одна из них не была его женой. Жером Морваль стоит возле письменного стола, руками упираясь в коленки девушки, которую целует взасос. Секретарша? Жером Морваль на дискотеке, сидит на диване, рука на груди девицы, одетой в платье с блестками. Жером Морваль с голым торсом растянулся на пляже рядом с белокожей девушкой – судя по пейзажу, дело происходит в Ирландии. Жером Морваль в гостиной, увешанной картинами и похожей на его собственную, перед ним стоит на коленках девушка – спиной к фотографу, но не к окулисту. Жером Морваль идет по грунтовой дороге, явно где-то в окрестностях Живерни – на фото видна колокольня церкви Святой Радегунды – рядом со Стефани Дюпен.
Сильвио Бенавидиш аж присвистнул:
– Ничего себе! Работа профессионала!
Серенак согласился:
– Я тоже так думаю. У нашего окулиста губа была не дура. Хотя сам-то… посмотреть не на что.
Бенавидиш растерянно взглянул на патрона.
– Да я не про Морваля. Я про того, кто делал снимки.
Серенак подмигнул помощнику:
– Сильвио, я тобой восхищаюсь! Все-то ты замечаешь. Ладно, давай дальше.
Бенавидиш покраснел.
– Я… Я хотел сказать, патрон, – чуть заикаясь, продолжил он, – что снимал частный детектив. Профессионал. Фото в кабинете и в гостиной, скорее всего, сделаны из-за окна. Такой оптики ни у одного папарацци нет.
Серенак еще раз вгляделся в снимки и скривился.
– А мне что-то не кажется, что это так уж трудно. Фото в помещениях довольно размытые, а? Хотя я не собираюсь критиковать мастера. Хорошая работенка! Этот Морваль умел подбирать девиц. Черт, и чего меня в полицию понесло? Стал бы частным детективом…
Сильвио пропустил это замечание мимо ушей.
– Как вы думаете, – спросил он, – кто, кроме его жены, мог заказать эту съемку?
– Откуда же мне знать? Спросим у Патрисии Морваль. Правда, при первой встрече она не показалась мне особенно болтливой, особенно в том, что касалось измен мужа. Честно говоря, у меня такое ощущение, что в этом деле следует с осторожностью относиться к слишком очевидным уликам.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, например, вот что. Ты, Сильвио, наверняка заметил, что все фотографии разные. Фото на дискотеке, фото в гостиной, фото в кабинете… нет ни малейших сомнений, что Морваль спал с женщинами, которые на них запечатлены.
Бенавидиш нахмурил брови.
– Возможно, я забегаю вперед, – добавил Серенак, – но мне представляется несомненным, что на этих трех снимках Морваль снят рядом с любовницами. Поцелуй, рука на груди, ну и… так далее. Но если мы возьмем фото на пляже, а особенно фото в Живерни, то у нас не будет никаких оснований полагать, что этих женщин с Морвалем связывали любовные отношения.
– Эта последняя… – указал на снимок Бенавидиш, – единственная, кто нам известен. Ее зовут Стефани Дюпен, она деревенская учительница. Я ничего не путаю?
Серенак молча кивнул.
– Если честно, патрон, я не понимаю, к чему вы клоните. Измена есть измена, разве не так?
– Сейчас я тебе объясню, к чему я клоню. Видишь ли, я очень, ну очень не люблю получать подарки неизвестно от кого. Еще меньше я люблю, когда некий аноним указывает мне, в каком направлении вести следствие. Я уже большой мальчик, и мне не нравится, что некто, желающий оставаться в тени, дает мне подсказки.
– Например?
– Например, тот факт, что в этом подарочном наборе фигурирует фотография Стефани Дюпен, еще не означает, что она была любовницей Морваля. Но неизвестный даритель очень хочет, чтобы я думал именно так.
Сильвио Бенавидиш поскреб в затылке. На его лице ясно отражалась напряженная работа мысли.
– Понятно, – произнес он наконец. – Но мы же не можем вообще проигнорировать эти фотографии?
– Разумеется, не можем. Тем более что до разгадки нам еще далеко. Сильвио, посмотри, пожалуйста, что на обороте снимков.
Сильвио послушно перевернул все пять фотографий. С обратной стороны на каждой были цифры.
Фото в кабинете: «23–02»; фото на дискотеке: «15–03»; фото на пляже: «21–02»; фото в гостиной: «17–03»; фото на дороге: «03–01».
– Вот же черт… – присвистнул Бенавидиш. – Это что еще за фигня?
– Понятия не имею.
– Похоже на даты. Может, это число и месяц?
– Вряд ли. Потому что тогда выходит, что все фотографии были сделаны с января по март. Пять женщин меньше чем за три месяца? Каким бы бабником ни был Морваль, но что-то я сомневаюсь… Кроме того, я готов дать руку на отсечение, что снимок в Ирландии сделан не зимой.
– И какой вывод?
– Вывод такой, что мы будем искать, Сильвио. Что нам еще остается? Будем рыть носом землю. А пока давай-ка сыграем. Хочешь?
Бенавидиш презрительно ухмыльнулся:
– Не так чтобы очень…
– Ну, тогда считай, что это приказ.
Серенак собрал фотографии в стопку, перетасовал их и веером, на манер игральных карт, разложил на столе.
– Ты первый, Сильвио. Тяни по одной. Распределим девушек между собой. Потом каждый займется своими. Мы должны узнать, как их зовут, чем они занимаются и есть ли у них алиби на день убийства. Встречаемся через два дня. Посмотрим, кто наберет больше очков.
– Должен вам сказать, патрон, вы иногда делаете странные вещи.
– Да ничего подобного, Сильвио. Я просто работаю. А что, у тебя есть другие предложения? Может, ты считаешь, что установление личности пяти красоток следует поручить Мори и Лувелю? – Серенак рассмеялся. – Ладно, если ты не хочешь, я тяну первым.
Лоренсу Серенаку досталась фотография Жерома Морваля с девушкой в кабинете.
– Секретарша, которая слишком широко понимает свои обязанности, – хохотнул Серенак. – Ладно, выясним. Давай, твоя очередь.
Сильвио вздохнул и потянулся за карточкой.
– Эй, не шельмовать! Не смотри на цифры!
Сильвио перевернул снимок. Дискотека.
– Счастливчик! – фыркнул Серенак. – Девушка в блестках!
Сильвио покраснел. Лоренс Серенак вытянул гостиную, с девушкой на коленях.
– Ну конечно. Начальству все самое трудное. Вид со спины… Давай, тяни еще!
На столе оставались две последние фотографии. Случаю было угодно, чтобы Бенавидиш заполучил снимок с пляжа.
– Прекрасная незнакомка на берегу Ирландского моря, – прокомментировал Серенак. – Нет, ты и в самом деле везунчик!
Сильвио Бенавидиш бросил выбранные фотографии на стол и с ироничной улыбкой посмотрел на начальника.
– Патрон, по-моему, вы надо мной смеетесь. Не знаю, как вы это провернули, но я с самого начала не сомневался, что фотографию Стефани Дюпен вы оставите себе.
Серенак вернул ему улыбку.
– Да, братец, тебя точно не проведешь! Не надейся, секрет фокуса я тебе не раскрою, но в главном ты, безусловно, прав. Красавицей учительницей я займусь сам. Привилегия начальства! Кстати, не зацикливайся на цифрах на обороте, Сильвио. Я уверен, что после того, как мы установим имена четырех женщин, эти цифры сами заговорят. – Ну что, за работу? Давай забирай свои.
– За работу. Хотя нет, подождите, патрон. Чуть не забыл. Я тоже приготовил вам подарочек. Вы меня, конечно, гоняете по делу и без дела, но я не злопамятный.
Не дав Серенаку возможность ответить, Бенавидиш выскочил из кабинета и через пару минут вернулся с белым бумажным пакетом в руках.
– Вот. Можно сказать, с пылу с жару…
Из опрокинутого на стол пакета высыпалось два десятка небольших шоколадных кексов.
– Я их жене пеку, – объяснил Сильвио. – Она их обожает. Но в последние недели две ничего в рот взять не может. Даже с домашним заварным кремом моего приготовления.
Серенак рухнул в кресло.
– Сильвио, ты мне как мамочка! Я должен тебе признаться. Я выпросил назначение в ваш глухой северный край с единственной целью заполучить тебя в замы!
– Да ладно вам. Не преувеличивайте.
– Хочешь сказать, я недостаточно горячо выражаю свою благодарность? – Он посмотрел Бенавидишу в глаза и спросил уже другим, серьезным тоном: – Когда ждете малыша?
– Да скоро уже. По идее, роды должны быть через пять дней. А там кто его знает…
Серенак положил в рот первый кекс.
– Мама дорогая! Божественно! Твоя жена совершает большую ошибку.
Сильвио Бенавидиш наклонился к папке, прислоненной к спинке стула. Когда он выпрямился, его начальник был уже на ногах.
– А если еще с кофе!.. Пойду быстренько спущусь, – сказал Серенак. – Тебе принести?
Скрученная в рулон распечатка, которую Сильвио держал в руках, развернулась, едва не коснувшись нижним краем пола.
– Э-э… Нет, спасибо.
– Уверен?
– Э-э… Ну ладно. Только мне чай. Без сахара.
Спустя несколько минут инспектор Серенак вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками в руках. Шоколадные крошки со стола исчезли. Серенак вздохнул, словно давая помощнику понять, что он тоже имеет право на короткий отдых. Но не успел он сесть, как Бенавидиш приступил к докладу.
– Так вот, патрон, на данный момент установлено следующее. Из отчета судмедэкспертизы ясно, что Морваль скончался от ранения холодным оружием. Смерть наступила в течение минуты. Уже затем Морвалю раздробили камнем череп и опустили его голову под воду. Именно в таком порядке.
Серенак окунул кекс в кофе и с улыбкой произнес:
– Учитывая репутацию окулиста – если она тоже подтвердится, – в деле могут быть замешаны сразу три ревнивца. Ассоциация рогоносцев. Отсюда ритуальный характер преступления. Помнишь «Убийство в Восточном экспрессе»? Вот и у нас тут нечто похожее.
Бенавидиш изумленно уставился на него.
– Да шучу я, Сильвио, шучу!
Серенак окунул в кофе очередной кекс.
– Ладно, давай серьезно. Лично я вижу в этом деле кое-какие странности. Одно с другим не стыкуется…
Взгляд Сильвио оживился.
– Совершенно с вами согласен, патрон. – Чуть поколебавшись, он добавил: – Вообще-то я хотел показать вам кое-что еще. Мне кажется, вы будете сильно удивлены.
Фанетта не шла, а бежала – она всегда возвращалась из школы бегом. По улочкам Живерни она пробиралась с оглядкой, чтобы не наткнуться на Винсента, Камиля или Мэри. Для нее это не представляло особой трудности, все деревенские тропки она знала наизусть. Поль настаивал, что должен ее проводить, – нечего, повторял он, ходить одной, когда в окрестностях бродит преступник, – но она не поддалась на уговоры. И ни о чем не проболталась.
Это мой секрет!
Ну вот, она почти у цели. Перебежала через мостик, миновала мостки. Показалась двурогая мельница с высокой башней, всегда наводившей на нее страх.
Честное слово, Поль, завтра я все тебе расскажу. Расскажу, с кем я встречаюсь каждый день уже целую неделю. Завтра.
Или послезавтра.
Фанетта выскочила на дорогу, ведущую в поля.
Джеймс ждал ее.
Он стоял чуть поодаль, посреди пшеничного поля. Колосья доходили ему до колен. Рядом стояли четыре мольберта. Фанетта перешла с бега на шаг.
– Вот и я!
Джеймс улыбнулся в седую бороду и обнял Фанетту.
– Ну наконец-то, негодница! А ну, быстро за работу! Солнце ждать не будет. И чего они вас столько времени в этой школе держат?
Фанетта устроилась за одним из мольбертов – самым низким, ей по росту. В лакированном ящике лежали тюбики краски и кисти.
О старом художнике, с которым Фанетта познакомилась неделю назад, она знала немного: он американец, зовут его Джеймс, он почти каждый день приходит сюда писать. Джеймс сказал ей, что она – самая способная девочка из всех, кого он когда-либо встречал, а повидал он их немало, потому что у себя в Америке преподавал живопись. Еще он говорил ей, что она слишком много болтает и, хоть у нее и талант, ей надо учиться сосредоточенности. По примеру Моне. Главное – это наблюдательность и воображение. У Джеймса на этот счет прямо пунктик. Наблюдательность и воображение. Еще надо писать быстро – для того он и носил с собой четыре мольберта, чтобы успеть уловить движение солнечного луча, шевеление тени, изменение цвета. Моне, по его словам, ходил на натуру с шестью мольбертами. Таскать их он нанимал местных ребятишек.
Вот уж фигушки, думала про себя Фанетта. Если Джеймс рассчитывает, что она будет носить за ним мольберт, то здорово ошибается. Она сразу догадалась, что он ей заливает, но сделала вид, будто всему верит. Джеймс – симпатичный старикан, если бы еще не изображал из себя Клода Моне.
А меня не принимал за идиотку!
– Фанетта! А ну не спать! За работу!
Девочка писала старинные мостки, мост над ручьем, мельницу на отшибе. Она работала уже довольно долго.
– А ты знаешь такого Теодора Робинсона? Нам учительница в школе рассказывала…
– Что именно?
– Она записала весь класс на конкурс. Международный конкурс, мистер Джеймс! Честное слово, МЕЖДУНАРОДНЫЙ! Премия Робинсона. Если я выиграю, то поеду в Японию, или в Россию, или в Австралию. Но я еще не решила, буду участвовать или нет.
– А больше она ничего не рассказывала?
– Ну, там еще полагается куча долларов.
Джеймс аккуратно опустил палитру на ящик с красками. Ну конечно, сейчас бороду запачкает! Она у него вечно в краске.
Сегодня, например, в зеленой.
Какая я все-таки нахалка. Никогда не говорю ему, что у него борода в краске. Но это до того потешно…
Джеймс подошел к ней ближе.
– Фанетта! Если ты постараешься… Если ты поверишь в себя… Пойми, у тебя есть все шансы выиграть этот конкурс.
Ой, что-то мне стало страшно.
Наверное, Джеймс заметил, что Фанетта косится на его бороду, и провел по ней пятерней, размазав зеленую краску.
– Что ты мне сказки рассказываешь?
О проекте
О подписке