Они сидели в отдалении от плясок, у кромки прибоя, на песке, расслабив спины и вытянув ноги. Ни отсветы пламени, ни тени танцующих не дотягивались до них. Тут было тише.

– Попробуй. – Ильхо протянул трубку другу. Тео помедлил; он всегда был слишком вдумчивым и осторожным, но, наверное, за это и нравился ему, не знавшему порой, где та граница, за которую нельзя переступать.

Все же Тео принял трубку и неумело затянулся, тут же зайдясь кашлем. Ильхо залился смехом, когда посмотрел в слезящиеся глаза друга. Тот захохотал мгновением позже, просто потому что вместе они могли смеяться и вовсе без травки, и для этого им не нужны были особые причины.

Была еще одна вещь, которой Ильхо мог заниматься часами напролет, – это, раскинувшись на песке, заложив руки за голову, глядеть на небо, щедро усыпанное звездами, большими и маленькими, и прорезанное от края до края вздувшейся, словно шрам, окутанной розовой дымкой и переливающейся от лилового к темно-синему туманностью. Сложно на самом деле было определить, какого же она цвета. В разные ночи и под разными углами она могла казаться чем-то одним, а потом менять и цвет, и форму. Но на землю и океан она проливала рассеянный розовый свет, легкий и мерцающий.

Сегодня вид туманности будоражил, словно розовый в ней довлел над сознанием, призывал, требовал. Звезды сверкали под ее вуалью подобно тысячам, сотням тысяч, миллионам глаз, наблюдавших за ним.

– Ты знаешь, что это такое? – Ильхо указал на небо и тут же уронил руку обратно в песок.

– Не-а. – Тео все затягивался, не возвращая трубку.

– На Большой Земле говорят, это облака межзвездного газа…

– Чего? – отозвался друг.

Вообще-то Тео не умел ни читать, ни писать, поэтому не было шансов показать ему ту книгу из отцовской библиотеки, что доставили с последним караваном. Да, Ильхо заглядывал туда иногда, просто от скуки.

– Они далеко-далеко от нас, за пределами нашей планеты.

– Хах, ну ладно! – Тео вновь заржал, но уже совсем не как обычно, а скорее припадочно, и это тоже было весело.

– Думаешь однажды отсюда уплыть? – спросил Ильхо, невольно затаив дыхание, когда приступ смеха отпустил их. – Тебе-то можно. Вам всем можно.

– А зачем? Здесь хорошо. Хороший воздух, и вода хорошая. Есть еда, и есть чем заняться. Что я буду делать на Большой Земле? – Тео махнул рукой: мол, ничего. – Я даже толком и не помню, как там, в мире, живут.

Лежа, Ильхо не видел лица друга, но по интонациям голоса с легкостью мог представить, как то расслабленно.

– Тебе же было десять, когда вы прибыли на остров?

– Не помню… А ты?

– Что я?

– Хотел бы уплыть?

Ильхо молча уставился на туманность. В книге ее называли Туманностью Дракона.

Он бы уплыл, наверное. Он родился и всю жизнь прожил на острове, и мысль о том, чтобы покинуть родной край, и волновала, и пугала. Но Ильхо имел страсть к авантюрам, так что воображение живо нарисовало ему, как он поднимается на корабль.

Не на простой. На «Химеру» самого капитана Руперта, что прибывал на остров время от времени с личными визитами к отцу. У них было какое-то дело, которое они обсуждали за закрытыми дверями отцовского кабинета. Но это было неважно. Важно было то, что «Химера» ходила под солнечными парусами. Единственный в своем роде корабль-небоход…

– Хей? – позвал его Тео.

– Ты же знаешь, нам нельзя.

Тео кивнул.

– Но хотел бы?

Ильхо повернул голову, чтобы посмотреть в темные глаза друга, и кивнул.

Со стороны танцующих, от костра, доносились буйные, веселые выкрики, музыка сделалась бодрее, прибавилось барабанов.

– Пошли!

Ильхо первым подскочил, стряхивая тоску, как песок. Голова закружилась, но это быстро прошло. Тео поднялся медленно, не спеша; он всегда двигался плавно, что было ему на руку, когда они катались на волнах, где его, Ильхо, порывистость могла порой обратиться неудачей.

Они побежали к свету.

Люди вокруг были либо пьяны, либо полностью отдались танцу – уже и не различить. Да и сам Ильхо с головой окунулся в ритм музыки, в голоса поющих, в шум прибоя и треск толстых веток в костре – таком высоком, что человек не смог бы перемахнуть через него, таком жарком, что взгляд опаляло. Отсветы оранжевого освещали толпу с земли, отсветы розового – с неба. Он сам не понимал, как двигается его тело: тому не нужен был разум, чтобы трястись, зарываясь ступнями в песок, чтобы стать одним целым с другими телами, мужскими и женскими, раскачивающимися и извивающимися, без слов чувствующими друг друга.

Можно было даже закрыть глаза и все равно продолжать двигаться – так было даже лучше, и Ильхо уже не знал, куда запропастился Тео…

Но когда он все же приоткрыл глаза, то увидел завораживающую картину. Ближе всего к пламени, словно не боясь ни жара, ни искр, оторвавшись от толпы, танцевала девушка. С наброшенным поверх голого тела куском рыболовной сети. Она танцевала сама с собой и с костром, дразня пламя неосторожными движениями, встряхивая темными волнами мягких волос и быстро, совсем неизящно кружась на месте.

Это вырвало его сознание из забытья. Словно зачарованный: то ли этим дикарским танцем, то ли дурманом травы – Ильхо сделал шаг в сторону костра.

* * *

В этот день Барудо закрыл гончарную лавку поздней ночью. С тех пор как сын отправился искать лучшей жизни на Большой Земле, работы прибавилось. Надо было бы присмотреть себе подмастерья, но тоска по мальчику все время останавливала. Тот даже не поговорил с ним перед тем, как под покровом ночи отплыть к каравану у острова Встречи. Герцог лично передал Барудо, что накануне сын слезно просил выбить ему место на грузовом судне.

А вдруг он вернется? Вот скоро вновь придет караван, и его мальчик объявится в лавке как ни в чем не бывало…

Но это все, конечно, были пустые мечты.

Завтра. Завтра он прямо с утра пораньше отправится к Аурии. Ее дочь давно себе работу подыскивает – надо дать шанс смышленой девушке.

Закрыв дверь на один лишь засов и прихватив с собой флягу с кислым вином, Барудо отправился в свою хижину.

С единственной улицы их городка, пролегающей вдоль берега, открывался вид на океан. Нужно было пройти всего несколько домов и подняться на скалистый холм по крутой тропинке – и он уже дома. Но Барудо отчего-то захотелось побыть под открытым небом и допить вино, глядя на сизые волны.

Он не свернул в сторону хижины, а спустился вниз, к каменистому берегу, где нашел валун поровнее и уселся на него. Грустно пить в одиночестве, а так хоть прибой говорит с ним.

Во фляге оставалась пара глотков, когда Барудо заметил движение в воде. Он напряг зрение, силясь разобрать, не показалось ли ему. В самом ли деле что-то черное барахтается в темных, с розовыми бликами на гребешках, волнах? Или это просто прибитое к камням бревнышко?

Но движение повторилось. Теперь уже сомнений не было.

Барудо забеспокоился. Что, если кто-то молча тонет прямо возле берега, не в силах найти ногами дно и ухватиться за скользкий камень?

Но стоило ему подняться на ноги, как темная фигура утопающего одним рывком уверенно приблизилась к берегу, словно в мгновение обнаружив лазейку между камнями, и оказалась совсем рядом, стоя по грудь в воде.

Барудо охнул и пьяно покосился. В бледно-розовом свете на мокрой, вздувшейся пузырями черной коже играли яркие блики. Глаз было не видать.

Существо издало короткий нечеловеческий крик, раззявив пасть – будто голова раскололась пополам, – а затем рывком выбросилось на берег и поползло по камням, быстро и ловко перебирая руками. Прямо к нему.

Барудо попробовал отступить назад, но сразу же споткнулся о валун и беспомощно растянулся на спине. Он весь онемел от страха. Его крики о помощи были лишь жалкими пьяными стонами, тонущими в плеске волн. За считанные секунды распухшая, ни на что не похожая голова оказалась у его ног. Острая боль от укуса пронзила колено; он завопил, и неистовая сила поволокла его в океан.

Барудо изо всех сил цеплялся за камни, но пальцы соскальзывали с илистой поверхности. Лишь оказавшись наполовину в воде, он сумел ухватить небольшой булыжник и, захлебываясь соленой водой, как следует тяпнул тварь по голове.

Ногу отпустило, волна словно слизала существо; рану обожгло солью, и он, не успев отдышаться, пополз обратно.

Когда он все же преодолел каменистый берег и выкинул свое тело на редкую травку, сознание поплыло окончательно…

* * *

Она сразу же заметила его, хотя до этой секунды, казалось, видит перед собой лишь пляшущее пламя и ничего кроме. Но девушка так лукаво улыбалась, когда Ильхо приблизился, чтобы поймать её и танцевать с ней, точно это она его поймала.

Дикарка танцевала словно только для себя, но при этом обнимала его за шею. Его пальцы соскальзывали в просветы между узлами нитей ее наряда, и Ильхо то и дело касался пальцами ее голой кожи.

В её взгляде читалось не только ребячливое веселье, но и неясный вызов и решимость. Наверняка он уже где-то встречал её; Ильхо хотя бы раз видел каждого жителя острова. Оттого её лицо казалось ему знакомым…

Позже она потащила его в сторону воды. Ильхо охотно бежал за ней; он вообще плохо соображал, что происходит.

У самого прибоя незнакомка сбросила с себя сеть и бросила в него – Ильхо отшвырнул ту на песок, наблюдая, как девушка заходит в воду. Здесь, вдали от костра, при свете туманности, ее кожа казалась бледной. Она тут же окунулась и вынырнула.

Воды на этом пляже всегда были спокойными и не годились для досок. Они едва ли доставали ему до груди – и так на полсотни метров от берега, а дно здесь было мягким, песчаным – идеальным для купания. Ильхо и сам любил купаться ночью, поэтому, скинув рубашку, поспешил навстречу низкой волне, разбившейся у его икр.

Девушка хитро прищурилась, поджидая его, не двигаясь. Ее грудь лишь наполовину была скрыта в воде. Странно, что они до сих пор и слова друг другу не сказали, но говорить совсем не хотелось.

Ильхо поцеловал её. Он хотел, чтобы получилось неспешно, с чувством, а вышло порывисто и смазано. Голова кружилась, ощущения казались размытыми, будто удовольствие доносилось до тела откуда-то издалека.

Поэтому, когда в его нижнюю губу вонзились зубы, не понарошку – взаправду, Ильхо вскрикнул с запозданием. Он оттолкнул её, но незнакомка и сама отскочила в сторону, с торжеством во взгляде сплевывая его кровь.

– Сначала женись, дубина! – ехидно выпалила она и рассмеялась.

Он кинулся на нее, но девушка лишь взвизгнула и нырнула в воду. Ильхо сморгнул осоловело: он был уверен, что заметил мельком большой рыбий хвост, обдавший его брызгами напоследок.

Тело больше не ощущалось как свое, и в таком состоянии, то и дело оглядываясь на воду, Ильхо побрел к берегу, где подобрал кусок рыболовной сети.