КНИГА ПЕРВАЯ
Путь к поражению

Часть первая
ПРИЧИНЫ

Глава 1
ВОЙНЫ ВЕДУТСЯ ЛЮДЬМИ

Это история поражения, история о людях, которые сражались и были разгромлены. То есть это мрачная история. И как во всякой истории о побежденных, розовый туман славы не окутывает их деяния, как в сказаниях о победителях. Поражение влечет за собой предательство, трусость, жестокость, бессилие и смерть. Иногда, но не часто проявляются храбрость и вера. Обычно появляется истина. Победители могут позволить себе скрыть свои промахи; побежденные жаждут их объяснить.

В истории человечества редко случалось так, чтобы какая-то военная сила была так основательно разгромлена, как немецкий вермахт в войне 1939-1945 годов. Свидетельства этого разгрома сохранились в призывах, клятвах, приказах, дневниках, письмах, речах и признаниях побежденных. Именно из устных и письменных признаний немецких воинов, от рядовых до фельдмаршалов, возникает истинная картина военной катастрофы Третьего рейха. Эти свидетельства не столько раскрывают промахи и ошибки, явившиеся причиной поражения Германии, сколько проясняют реакцию современной военной силы на поражение. Чаще рассказывают о том, как люди воспринимают победу. Отношение к поражениям становится известным гораздо реже, поскольку поражение вовсе не столь героично и красочно. Цель нашей книги – исследование причин поражения Германии во Второй мировой войне, а также взгляд на поражение глазами побежденных.

Поражение требует большей физической и душевной стойкости, чем победа. Подобно тому как количество воздуха, помещающееся в воздушный шар, можно проверить, надувая его, пока он не лопнет, преданность и стойкость можно испытать, приложив достаточно серьезные усилия к их разрушению. Если принять наше утверждение за аксиому, то легче узнать истинную цену вермахта в условиях поражения, а не победы. Только при поражении можно увидеть, на что действительно способны люди, создавшие и составлявшие вермахт, на какие жертвы они могут пойти ради цели, за которую сражались.

Очевидно, что войны ведутся людьми. Неизбежный вывод о том, что войны и проигрываются людьми, общеизвестен, но о нем часто забывают. В наше время существует тенденция все военные достижения человечества приписывать машинам. Люди самых разных взглядов считают, что решающим фактором в победе союзников были самолеты, танки, линкоры и атомная бомба. Существует мнение, что, если любое государство получит в свое распоряжение достаточно самолетов, боевых кораблей или атомных бомб, оно непременно одержит победу в будущей войне. Однако история поражения Германии во Второй мировой войне решительно опровергает эти теории.

В течение войны Германия обладала достаточным количеством вооружения и все же потерпела поражение. Это мнение не раз высказывали ведущие военные руководители вермахта. Говоря о величайших военных ошибках Германии, каждый генерал предлагает свою собственную версию. Одни говорят, что нельзя было выпускать британцев из Дюнкерка; другие сожалеют о том, что не вторглись в Англию в 1940 году; третьи считают фатальной ошибкой отказ от вторжения в Испанию и захвата Гибралтара, четвертые – нападение на СССР; пятые полагают, что, когда Роммель воевал в Эль-Аламейне, следовало продолжить наступление и захватить Суэцкий канал; шестые проклинают глупость, проявленную в Сталинграде; седьмые считают гибельной стратегию вермахта в Нормандии. В каждой из этих решающих фаз войны, кроме последней, у Германии было достаточно материальных ресурсов для победы над врагом или хотя бы для предотвращения собственного разгрома.

Так почему же не победила превалирующая мощь техники? Потому что людям, управлявшим ею, не хватило мужества или веры, воображения или умения одержать победу. Фундаментальный принцип войны состоит в том, что для победы в сражениях необходимо применять людей и вооружение в нужное время в нужном месте. Немецкие стратеги постоянно нарушали этот принцип. Почему же высшие руководители Германии совершали одну ошибку за другой до тех пор, пока победа стала недосягаемой? Истинная причина поражения Германии во Второй мировой войне скорее кроется в ответе на этот вопрос, чем в количестве и качестве вооружения.

Причины падения рейха были военными и политическими. Нюрнбергский трибунал, рассмотрев улики и объявив приговор, внес огромную лепту в прояснение политических причин поражения Германии. Военные причины, вытекающие из политических, не были столь тщательно изучены, а потому остались относительно неясными. Исследования психологов, социологов и военных, несомненно, дадут ответы на поставленные вопросы, но чем мы можем помочь историкам и ученым будущего? Какие свидетельства имеются в нашем распоряжении сейчас? Сами солдаты вермахта. Именно их свидетельства интересны и важны.

Если войны ведутся людьми, то какими были люди, которые привели армии рейха к самому страшному в истории поражению? Какими были фундаментальные причины, заставлявшие немецких командующих действовать так, а не иначе на протяжении пяти военных лет? Почему группа профессиональных военных, по призванию занимавшихся военным делом и накопивших больший военный опыт, чем любая другая группа профессиональных военных, не сумела добиться победы, к которой часто была очень близка? Вероятно, к поражению привели по меньшей мере три слабости самого вермахта: Гитлер, дисциплина и неведение. Давайте обсудим их по очереди.

Глава 2
ГИТЛЕР

К началу Второй мировой войны в Германии сложилась удивительная ситуация – политический глава государства лично руководил из Берлина армейскими операциями на таких отдаленных друг от друга театрах военных действий, как Франция, Италия и СССР. В течение пяти лет, склоняясь над крупномасштабной картой, Гитлер принимал все важные военные решения. В этом заключались сила и слабость немецкого вермахта. Это приносило Германии поразительные победы, но это же явилось главным фактором окончательного поражения. Личные качества Адольфа Гитлера обеспечили вермахту успех; они же в гораздо большей степени послужили причиной поражения. С какой стороны ни посмотреть, роковую роль в разгроме Германии сыграл Адольф Гитлер.

Как стало возможным, чтобы человек, чья военная карьера закончилась на чине ефрейтора, командовал более чем тремястами боевыми дивизиями? По какому наитию неквалифицированный фантазер принимал или отвергал советы фельдмаршалов? Ответ на эти вопросы дает история борьбы между национал-социализмом и немецкой армией. Как только был распущен рейхстаг и фашистская диктатура стала политической реальностью, единственной организованной силой, еще способной оказать эффективное сопротивление национал-социализму, остался офицерский корпус. Гитлер преисполнился решимости обратить его в свою веру либо сломить. Отчасти ему удалось осуществить первый вариант и совершенно определенно – второй. Однако, подчинив себе немецкий Генеральный штаб, Адольф Гитлер закабалил и ослабил единственную группу людей, способных защитить и спасти его. Победа национал-социализма над традиционной военной кастой предопределила судьбу Германии, ибо фюрер возомнил себя полководцем.

Вряд ли до начала войны Гитлер считал себя военным лидером, однако, добившись полного господства над рейхом, он был вынужден принимать политические решения с учетом важных военных вопросов. До февраля 1938 года мнение Генерального штаба еще принималось во внимание, поскольку противник был опасен. Однако после февральской отставки военного министра фельдмаршала фон Бломберга и главнокомандующего армией генерал-полковника фон Фрича Адольф Гитлер свел роль офицерского корпуса до одного из инструментов в деле построения национал-социалистской Германии. Одним махом вермахт был очищен от аристократических лидеров прусской армии, которые не переваривали неотесанного австрийца, каким они считали Гитлера не столько из-за его честолюбивых замыслов, сколько из-за грубых методов их воплощения.

Одной из первых серьезных военно-политических проблем Гитлера был судетский кризис 1938 года. Ряд высших офицеров опасался, что политика Гитлера по отношению к Чехословакии приведет к войне с Францией. Генерал-полковник Людвиг Бек, начальник Генерального штаба, вместе с несколькими другими офицерами составил доклад, в котором доказывал, что немецкие военные силы не смогут противостоять многочисленным французским армиям, и рекомендовал Гитлеру умерить агрессивность, дабы не довести дело до войны. Летом 1938 года Бек был уволен. Четырехсторонняя конференция в Мюнхене окончательно показала, что судетский вопрос не станет причиной глобальной войны, и Гитлер укрепился в своем мнении: офицерский корпус, оказывающий «неоправданное» противодействие, является реакционной группировкой, далеко не столь храброй и компетентной, как он сам.

Затем последовала Польша, где снова сплелись политическая и военная проблемы. Гитлер, полагавший, что Англия не вступит в войну из-за польского коридора, совершенно неправильно представлял себе политическую ситуацию. Однако его дальновидность в военной сфере снова поразила военных советников молниеносной победой над Польшей, когда Франция не причинила никакого беспокойства на западе. К тому времени Гитлер уже был готов полагаться в военных вопросах на собственную интуицию, хотя еще продолжал делать вид, что прислушивается к советам экспертов. Генеральный штаб оспаривал осуществимость нападения на Норвегию, и снова Гитлер доказал, что это возможно. Затем Гитлер настоял на вторжении в Нидерланды и Францию, причем внес изменения в план этой крупномасштабной операции. Высшие офицеры не скрывали возмущения, но после падения Франции им оставалось лишь качать головами, признавая правоту фюрера.

Все эти вопросы будут подробнее обсуждены в следующей главе, а здесь они упомянуты для того, чтобы дать представление об этапах упрочения господства Гитлера в военной сфере. Гитлер доказал свою блестящую способность распознавать достоинства военных теорий. Он признал новейшие военные теории генерал-полковника Гудериана, отстаивавшего решающую роль в войне бронетанковых войск, и преодолел отсталость Генерального штаба, сопротивлявшегося техническому перевооружению. Не обладая осмотрительностью и сдержанностью эксперта, он сумел оценить дерзкие планы Гудериана и довести их до успешного выполнения. Офицеры Генштаба начали признавать, что именно дерзость и стремительный натиск фюрера стоят за всеми стратегическими шагами того периода. Они даже стали верить, что Гитлер обладает какой-то необъяснимой интуицией, которая позволяет ему верно угадывать, когда холодная логика фактов говорит о том, что он не прав. Хуже того, Гитлер сам поверил в это. В массированной пропагандистской кампании в прессе и на радио Гитлер провозглашался величайшим военным гением всех времен и народов. Это бурное восхваление убедило не только немецкое общество, но и самого Гитлера в том, что он новый Александр Македонский или Наполеон. С тех пор он всегда был прав. Во всех случаях, когда командующие предостерегали его против каких-то действий, он неизменно отвечал: «Вспомните Чехословакию! Вспомните Францию!»

С падением Франции военная карьера Гитлера достигла зенита. Следующие пять лет были скольжением вниз по наклонной плоскости. Гитлер совершал одну ошибку за другой, но, как проигрывающий игрок, продолжал отчаянно швырять кости в надежде на выигрышный номер. Выигрышный номер все не выпадал, однако Гитлер так и не поверил в то, что удача покинула его. Отказ от плана вторжения в Англию в 1940 году, объявление войны СССР, разгром под Сталинградом, инфантильная стратегия во Франции – все это единоличные решения фюрера. Зачастую он принимал их несмотря на энергичнейшее сопротивление непосредственного полевого командующего и вопреки военной логике.

По мере того как неудача следовала за неудачей, Гитлер становился более замкнутым и угрюмым. Повсюду ему мерещилось предательство, он стал полагаться только на собственное суждение даже в самых незначительных вопросах. Однажды, совершенно не представляя реальной ситуации, фюрер приказал сосредоточить бронетанковые части в одном из советских городов. В результате фантастическое количество танков скопилось в очень ограниченном секторе, приведя к хаосу. Когда Гитлер приказал предать командира корпуса военному трибуналу, ему напомнили, что он лично спланировал маневр. «Где вы прочитали об этом?» – налетел Гитлер на офицера, осмелившегося ему возразить. «В дневнике вооруженных сил» – последовал ответ. Казалось бы, вопрос исчерпан, однако в тот же день историческому отделу ставки было приказано в будущем не отмечать оперативные приказы Гитлера в дневнике вооруженных сил и даже косвенно не упоминать о его вмешательстве в военные операции. С того момента шесть стенографистов вели записи всех дискуссий, совещаний и распоряжений, а затем особым крупным шрифтом для дальнозоркого Гитлера печатался единственный экземпляр, который хранился в его личном сейфе. Записи разговоров в ставке часто помогали Гитлеру разбираться с непокорными генералами^[1].

Начав с глобальных стратегических решений, Гитлер вскоре погряз в мелких тактических проблемах, затрагивающих относительно незначительные формирования и маловажные сектора. Он так сильно верил в собственную непогрешимость, что, если проваливалась такая операция, как захват Москвы, объяснял неудачу некомпетентностью и трусостью командующего операцией. Гитлеру редко приходило в голову, что, быть может, стратегический план был просто невыполним. В результате фюрер не только единолично принимал важные решения, но и старался гарантировать исполнение этих решений так, как он считал необходимым. К тому моменту, когда союзники подготовились к вторжению на континент, все старшие немецкие офицеры были скованы и запуганы ограничениями и угрозами из Берлина, поэтому инициатива могла проявиться лишь на самом низком уровне. В Нормандии централизованное вмешательство достигло такой огромной степени, что поступавшие из Берлина директивы определяли не только части, задействованные в атаке, но и сектора, которые они должны были занять, и дороги, по которым они должны были продвигаться. Когда немцев отбросили к Рейну, Гитлер принял на себя командование всеми боевыми действиями на западе. 21 февраля 1945 года фельдмаршал фон Рундштедт издал следующую сверхсекретную директиву:

«Штаб Верховного командования.

Запад, G-3 N.595/45. 21 янв. 45.

Сверхсекретно

s/1 РУНДШТЕДТ

Нижеследующий приказ фюрера приводится дословно:

1. На командующих армиями, корпусами и дивизиями возлагается личная ответственность за поступление ко мне всех нижеперечисленных решений или намерений заблаговременно, чтобы я мог повлиять на них и издать при необходимости контрприказ, который своевременно достигнет передовых частей:

а) любых решений, касающихся боевых действий,

б) предполагаемой атаки соединения численностью более дивизии, не указанной в директивах штаба главного командования,

в) любых наступательных действий на стабильном фронте, которые могут привлечь внимание врага к данному сектору, за исключением обычной патрульной деятельности,

г) любого предполагаемого отступления,

д) любого предполагаемого оставления позиции, укрепленного города или крепости.

2. Командующие армиями, корпусами и дивизиями, начальники штабов и все офицеры Генерального и других штабов несут передо мной личную ответственность за то, чтобы любой рапорт, адресованный лично мне или по другим каналам, не содержал ничего, кроме правды. В будущем я буду решительно карать любую попытку скрыть факты, умышленную или по халатности…

Адольф Гитлер».

Вот до чего дошел гордый немецкий офицерский корпус. Фельдмаршалы и генералы не могли передвинуть свои войска вперед или назад без разрешения презираемого ими ефрейтора. Никогда прежде с боевыми командирами не обращались так грубо и презрительно, никогда прежде их столь решительно не лишали власти. Таковой была цена, которую им пришлось заплатить за помощь в сокрушении Веймарской республики, за свои честолюбивые стремления к националистической воинственной Германии. В своем рвении к уничтожению демократии они породили дитя, обреченное на отцеубийство.

Интересно поразмышлять о том, что случилось бы, если бы политический глава демократического государства попытался вмешаться в дела военных лидеров или не стал бы считаться с их мнением. Предположим, Черчилль настоял бы на том, чтобы фельдмаршал Монтгомери атаковал Эль-Аламейн двумя месяцами ранее, чем командующий считал это целесообразным. Во-первых, фельдмаршал Алан Брук, начальник имперского Генерального штаба, скорее всего, обратился бы к Черчиллю от имени Монтгомери и заявил бы, что фельдмаршал лучше знает, когда наступать. Если бы это не помогло, на совещании комитета начальников штабов, где представлены главы всех армейских служб, Черчиллю предложили бы отступиться. Тем временем кто-нибудь мог обратиться к Эттли, главе оппозиции, или другому члену кабинета военного времени (коалиционного правительства 1940-1945 гг., возглавляемого У. Черчиллем. – Примеч. пер.) с просьбой использовать свое влияние и убедить премьер-министра изменить решение. К тому моменту Черчилль, несомненно, убедился бы в своей неправоте и смирился бы; хотя вполне вероятно, для этого потребовались бы намек в прессе на разногласия в кабинете военного времени и неудобные вопросы в палате общин. Последовали бы пылкие и красноречивые опровержения, и операция проводилась бы по заранее намеченному плану.