Глава 2

Постояв так в недоумении минут десять, я огляделась, вокруг опять никого не было. Где стояла толпа людей, была тропа, но она вела совсем в другую сторону, в этом лесу я была часто, но никогда не была в той стороне, куда вела сейчас эта широкая на вид тропинка. Неуверенно я все же решила пойти по ней, кто знает, может, там и будет начальник всей этой кинoсъемки или балагана – даже не знаю, как все это назвать. Проведя меня мимо всех четырех хижины, теперь они казались пустыми очень старыми и заброшенными, тропа сузилась и резко начала подниматься в гору. У скалы слева вдруг посыпались камни, мне показалось, кто-то за скалой прятался. И стало как-то не по себе. Для меня это был совершенно незнакомый лес. Вдруг из-за скалы скатился вниз юнец, преграждая мне дорогу, вид у него, скажу я вам, был не очень доброжелателен… Ну а с другой стороны, подумала я, что мне, взрослой женщине, может сделать какой-то пацан… И я смело шагнула ему навстречу. Он преградил мне дорогу.

– Ну что, добрый молодец, на этот раз вы решили выдать? И только попробуй меня коснуться, я ударю.

Он стоял и ухмылялся, на вид ему было лет 17, хотя затрудняюсь сказать, сколько ему было на самом деле, может, из-за неухоженности и одежды, которая была явно не его размера, ко всему он был еще и грязный, а босые ноги от грязи, казалось, хотели треснуть. Зубы его не светились юной белизной в полуоткрытом рту. Ростом он был выше меня почти на полторы головы, худощавый и немного сутулый. Волосы были всклокочены, глаза, большие, светло-карие, смотрели на меня сейчас как кот на сметану. Над верхней губой пробился пушок темных усиков.

«Если он умоется и наденет нормальную одежду, он будет очень даже симпатичным юношей», – подумала я, пристально его разглядывая.

Я шагнула влево, хотела обойти его, он тоже шагнул, я вправо, и он туда же, не давая мне обойти его.

– Послушай, юноша, иди своей дорогой, пожалуйста, не зли меня.

– Ты голая, – сказал он.

– Я голая?

И тут он схватил меня обеими руками за плечи и попытался прижать к себе.

Я с силой оттолкнула его, и он, не удержавшись на ногах, покатился с тропы вниз, в глубокий каменистый ров, весь поросший колючками. Я очень испугалась, так как не хотела, конечно, чтоб он свалился туда.

Летя вниз, он кричал, потом резко стало тихо, я испугалась и стала его звать:

– Пацан, ты там живой?

В ответ мне была тишина, подойдя к краю тропы, я, наклоняясь вперед, попыталась рассмотреть, что там, внизу, но выступающий камень мешал, я отошла левее и снова потянулась вперед. Ногой нащупав твердую поверхность, я, не глядя, наступила туда и тоже полетела вниз. Летя, я пыталась цепляться за кусты, но все они были колючими. Долетев до низа, я была вся в колючих репейниках или как они назывались, не знаю, но кололись как кактусы, вся поцарапанная, кое-где даже на руках и ногах кровяные ссадины, руки все в занозах. Лежала и боялась шевельнуться. Все тело жгло, как будто терлась об крапиву, ко всему еще потеряла свою босоножку с правой ноги, слезы потекли из глаз, я ворчала на все – на боль, на колючки, которые никто не вырубал и эти кусты здесь устроили себе колючий рай. Так, жалея себя, проползла немного наверх, ища босоножку, увидела сидящего пацана, стиравшего листом от какой-то травы сочившуюся кровь с ноги. Мне показалось, он плакал, как настоящий мужчина, тихо, не издавая звуков. Хотя, может быть, мне это просто показалось. Я направилась к нему.

– У тебя кровь! – вскрикнула я, кровь во мне всегда вызывала панику.

– На себя посмотри, как будто у тебя нет крови. И вообще иди отсюда, не подходи ко мне!

– Никуда я не уйду… Прости, я не хотела так сильно толкнуть, просто так получилось, сама не знаю как.

С ноги у него капала кровь, падая, мальчишка, видно, сильно где-то зацепил ногой об острый камень. Он быстро сморгнул слезы. Не хотел их мне показывать. Чисто мужской жест. Я сделала вид, что не заметила. Недолго думая, я подняла подол своей длиной юбки и стала отрывать не очень широкие полоски ткани. Надо было сделать повязку на ногу, да и себе перебинтовать руку, рана тоже кровоточила выше локтя, обе руки были сильно поцарапаны.

Он смотрел на меня удивленным взглядом. Оторвав край своей юбки и очистив полоску от колючек, я подошла к нему вплотную и сказала:

– Давай перебинтую, хоть это не бинт, но все же лучше, чем ничего.

Он качнул головой, подставляя ногу, чтобы перебинтовать. Если честно, не знаю, как я держалась, я боялась вообще-то крови всегда. А тут храбрилась, хотя мой желудок начинал при виде всей яркости крови возмущаться.

– Сильно больно? – спросила его.

– А тебе? – задал встречный вопрос пацан.

Лучше бы он не спрашивал, мне было больно, босоножку я не нашла, все кололось, пекло, чесалось. И меня прорвало, я заплакала как ребенок.

Он встал с места и стал вытаскивать из моих волос репей, приговаривая:

– Не плачь, заживет, а вот репей лучше вытащить сейчас, а то скатается еще больше, потом останешься без волос.

Сейчас этот пацан вел себя как мужчина, он не показывал, что ему так же больно, как и мне, а может, еще больнее. Мне стало стыдно, я, взрослая женщина, распустила нюни перед ребенком, у которого раны на теле были не меньше моих. Вытаскивая из волос репей, я машинально стала обдирать колючки с его одежды. Потом посмотрела в его глаза, они были удивительно красивы. «Не одну девушку он сведет ими с ума», – подумала я. Он возился в моих волосах, стараясь не делать мне больно.

Мы услышали какой-то шум, в кустарниках явно кто-то был. Я напряглась, да и пацан тоже насторожился, потом шепотом мне прошептал:

– Поднимайся потихоньку во-о-н по той насыпи наверх.

Я хотела было открыть рот, но он зажал мне его рукой, и в его глазах я прочитала: «Опасность!», зрачки были расширены и стали почти черного цвета, я еле как кивнула, давая знак, что поняла, и стала молча потихоньку удаляться от него левее к насыпи, которую он мне указал пальцем. Поползла наверх по насыпи, уж поверьте, это неблагодарный труд, ты ползешь наверх, а насыпь тебя посылает обратно вниз. Юбка мешала своей длиной, я подняла подол, собрав ее в узел выше колен, и опять поползла наверх, проползла немножко вверх и даже сумела зацепиться за куст, правда, висел он, норовя оборваться каждую секунду и броситься со мною вниз… Я посмотрела в ту сторону, где остался пацан, в руках у него был увесистый камень, он как будто метился им в кого-то. Тут из кустарника выскочил здоровенный раненый кабан. Пацан кинул камень и попал кабану в лоб, он свалился, наверное, на время потерял сознание, пацан кинулся в мою сторону и давай подниматься тоже по насыпи вверх, крича мне:

– Шевелись! Быстрее, пока они нас не сожрали! Они, раненые, бешеные.

И я увидела, как из кустарника выбежал еще один кабан, вот тут у меня от страха заработали все конечности сразу, я пальцами вцеплялась в насыпь, ногами то скользя, то снова двигая себя наверх, я не смотрела уже, что творилось позади меня, иногда пацан обгонял меня, карабкаясь вверх, но потом возвращался и тянул меня за собой, и как-то, не думая, руки зацепились за какой-то куст, я подтянулась выше и уже хотела приподняться, как куст вырвался с корнем и остался в моих руках, качаясь и стараясь выровнять равновесие, я завалилась все же набок, скользя вниз, и полетела быстрее, чем могла вообще что-то разглядеть. Заорала от страха так громко, что, казалось, весь лес содрогнулся. Я летела вниз прям на кабана, нет, не на одного кабана, а на целую стаю, там их было уже с дюжину. Но страх меня не сковал, ногами я все же пыталась затормозить падение, руками хваталась за все, что попадалось на пути, а эти гады спокойно стояли и поджидали меня внизу, наверное, стучали копытами и облизывались. Не долетая до самого низа, я уцепилась за камень, который торчал из земли под насыпью и преграждал мне путь к окончательному падению в лапы этих хряков. Ко мне подкатился пацан, обхватил меня за шею и заворчал:

– Вот откуда ты свалилась на мою голову?

Он начал кидать камни в кабанов, которые пытались по насыпи своим рылом прокладывать путь к нам, так и норовя насадить нас на свои клыки, как шашлык на шампуры. Эти тупые животные, которые вообще-то не нападают на людей, вели сейчас себя как-то неправильно. Я ведь читала где-то или видела по телевизору передачу, что только кабан-секач зачастую нападает на людей, но они в основном обитают в одиночестве. А тут стадо собралось, и все раненые секачи. Два кабана – каким-то образом у них это получалось – медленно лезли к нам наверх по возвышенности.

Я закричала:

– Слушай, что это за кабаны, они как собаки по следу бегут! Разве такое возможно?

Парень не стал ничего объяснять, только подтолкнул меня вперед себя и сказал:

– Лезь быстрее наверх и старайся больше не падать, давай, шевелись же.

Я снова начала вцепляться руками в насыпь, прокладывая себе путь наверх, не знаю, откуда у меня брались силы, но старалась не думать, как больно рукам, ногам, а карабкалась вверх из последних сил. И вдруг услышала крик пацана, я оглянулась и от ужаса закричала еще громче, чем он сам, кабан все же лез наверх быстрее, чем я, а пацан лез за мной, прикрывая меня от этого бешеного зверя. Я не видела, что случилось, но кабан своим рылом, видно, достал пацана, и тот закричал от боли. Затем развернулся, сел, приподняв ноги, стал ими дрыгать, отбиваясь от кабана. У него получилось ногой попасть в бок этому бешеному гаду, и тот полетел вниз. Эти неугомонные звери внизу рыли своими рылами все, что попадало под их пятаки. Наверняка приняли нас за два больших желудя. Падая, кабан угодил прям в середину стада, и оно, визжа, разбежалось. Но четыре кабана так и стояли спокойно внизу и поглядывали наверх, наверное, ждали, когда два таких больших желудя свалятся к ним под рыла. До самого верха оставалось не так далеко, но сверху нависал огромный камень, который надо было обползать или с правой, или с левой стороны, но с обеих сторон росли густые колючки. Пацан докарабкался до меня и сказал:

– Нам надо поторопиться.

Я молча кивнула и полезла первая в сторону колючек, меня уже окутывал ужас, пацан не удержался и начал скатываться опять вниз, но закричал мне, чтоб ни в коем случае не останавливалась, а лезла вперед, я уже боялась перечить, ведь по сути он бы уже давно вскарабкался наверх, был бы он один, а я ему, видно, только мешала. Сверху раскинул свои ветки зеленый куст, я уцепилась за него, он вроде крепко врос в горную породу. И оглянулась. У пацана явно не было сил, а кабаны стояли все у насыпи, и только один упорно лез за пацаном, наверное, самый бешеный из всех. Протянув руку еще за самой длинной веткой от кустарника, которая нависала надо мной, я сумела ухватить и ее, соединила обе ветки вместе, подняла подол юбки, который уже опять болтался в ногах, обмотала им колючие ветки от кустарника, подергала изо всех сил, ветки были крепкие, и я, держась за них, быстро стала спускаться вниз, на сколько позволит длина веток. Нет, я не дотянулась до пацана, ветки все же были короткие, я легла, крича ему, чтоб он зацепился за мою ногу. Он дотянулся до ноги, зацепился и стал быстрее карабкаться. Когда он поравнялся уже со мной, раздался треск, одна ветка хрустнула и сломалась, пацан дернулся, но удержался за меня, повиснув беспомощно, так же, как и я, хорошо, что юбка в талии была на резинке, она задралась почти выше моей головы. Я не думала сейчас о своем виде, а молила бога, чтобы другая ветка все же удержала нас. В этот момент ни с того ни с сего кабана подкинуло вверх, и он полетел вниз. Меня явно кто-то схватил за руки. И медленно тянул вверх.

Я услышала уже знакомый голос, который на непонятном мне языке что-то сказал, пацан отцепился от меня и резким рывком улетел наверх. Меня тянули тоже, медленно, видно, жалея, не давая мне пораниться еще больше. Наконец ногами я почувствовала крепкую почву, которая не сыпалась и держала меня, руки мои отпустили и стали помогать опустить юбку в низ, передо мной стоял Рыцарь с озера. В этот момент силы меня покинули, я разрыдалась, обеими руками обхватила его и крепко прижалась. Он гладил мою голову и тихо успокаивал, шепча:

– Ш-ш, все позади. Теперь все будет хорошо.

В стороне на камне сидел пацан, рядом с ним на корточках сидел тот самый блондин, который тоже был с моим Рыцарем у озера. Он осматривал ногу пацана, из раны капала кровь.

Блондин с удивлением сказал:

– Эгон, ты просто герой, как ты сумел клыкастым подставить свою ногу? Только не говори, что ты не знал, как надо уходить от них.

«Значит, пацана звали Эгон. Красивое старинное имя», – подумала я.

Эгон немного замялся и сказал:

– Да если бы не она, я б, конечно, ушел от них беспрепятственно. А вот она как будто очень хотела к ним в лапы, вечно подставляла им свой красивый зад. Вот и пришлось ее зад прикрывать все время.

Мужчины рассмеялись. И мой Рыцарь сказал:

– Ты молодец, я тебя возьму к себе в оруженосцы, но сначала пройдешь обучение.

Эгон соскочил с камня как ошпаренный и бросился к стоявшему в моих объятиях Рыцарю. Опустился на колено, схватил Рыцаря за руку, поцеловал ее, сказав:

– Спасибо, милорд.

Я не могла больше все это видеть, оттолкнула Рыцаря и сказала:

– Слушайте, хватит вам играть свое кино, пацана надо в больницу отправить, пока у него заражение не началось от грязи, и фиг знает, какой кабан бешеный был, когда своими зубами или клыками цапнул его за ногу. Взрослые мужчины и не понимаете, что заражение это вам не насморк – ра-а-з и пройдет.

Они стояли, глядя на меня, и думали, наверное, что от страха я сошла с ума.

Рыцарь улыбнулся и сказал:

– Ну вот, кажется, успокоилась. Теперь мы вас оставим тут ненадолго. Нас ждут внизу. Мы скоро с Артуром вернемся.

Он говорил это, смотря на Эгона, а тот кивнул в знак согласия. Но при этом еще и поклонился.

А я услышала слово «внизу» и от страха закричала:

– Там внизу куча бешеных кабанов! Вы что, с ума сошли, туда лезть!

Рыцарь улыбнулся и пальцем вытер катившуюся из моих глаз слезу, сказав:

– Не бойся, нас очень много, и с нами ничего не случится, только ты оставайся рядом с Эгоном и ничего не делай, просто посидите и отдохните, пока мы не вернемся.

Я посмотрела в его сине-зеленые глаза, самые красивые глаза, которые я когда-либо видела, и в них отразилась такая нежность, что мне стало спокойно, я кивнула тоже, как и Эгон, и пошла к камню, на который тот присел, пытаясь тряпкой обмотать пятку, которая до сих пор кровоточила. Рыцарь с Блондином ушли. Я оторвала еще одну ленту от подола своей юбки, она уже была не белого, а земельного цвета, и вообще это уже была не юбка, а какая-то обдиргашка, местами порванная, грязная. Сев перед Эгоном, сказала:

– Давай свою ногу, перевяжу ее.

Он протянул руку и выдернул ленту из моих рук, сказав:

– Я сам, ты лучше свои коленки обтирай, они у тебя тоже все в крови. Вон, смотри, широкий зеленый лист, сорви его и приложи к ранкам и замотай. Тебе придется еще маленько оторвать от юбки кусок материи.

– Да нет проблем, – ответила я и начала отрывать еще одну полоску. Юбка уже от длины по щиколотку становилась медленно мини-юбкой, она была уже практически выше колен.

Пацан неумело обмотал пятку, хотя, может, от того, что лента была не настолько длинной, чтоб наложить нормальную повязку. Сорвав широкий лист, на который мне показали, отряхнув его и маленько обтерев об свой топ, я приложила лист к ранке, немножко обмотала, и, поделив ленту пополам, завязала, и получилось даже неплохо, бинтовать я все же умела. Потом глянула на Эгона и сказала:

– Твоя повязка слетит, как только ты пошевелишь ногой, дай я перевяжу.

– Не упадет, хотя ты и вправду вяжешь лучше, чем я. Ну на, замотай, у тебя это получается хорошо.

Он размотал ногу и протянул окровавленную ленту мне, взяв ее, я глянула на его пятку, мне показалось, ее нет, кабан ее, наверное, съел, во всяком случае, кровяное месиво не дало мне что-либо увидеть, меня затошнило, я бросила повязку на Эгона и шарахнулась в сторону, чтоб не извергать свой съеденный завтрак прям на него…

– Вот неженка, черт бы тебя побрал, раз не можешь, чего говоришь «давай перевяжу». Сидела бы спокойно. Нет, теперь еще если в обморок упадешь, что я с тобой делать буду, – заворчал он. А сам заматывал снова свою пятку.

Желудок мой возмущался, вызывая позывы рвоты. Но меня не рвало. Только глаза просились на лоб от рвотных позывов. Я прилегла на камни боком, закрыла глаза. Немного полежав, мне полегчало. Эгон продолжал что-то ворчать, но я не вслушивалась, о чем он там бурчит. Повернувшись на спину, я посмотрела на небо, оно было такого же ярко-голубого цвета, как и ранним утром, когда я вышла во двор своего дома. Это чистое голубое небо и потянуло меня, как бабочку, в лес. Как я хотела тогда порхать, и как сейчас, лежа на камнях, не хотела даже шевелиться, силы покинули меня окончательно. Я очень хотела домой.