Томас

Стоя у окна и вглядываясь в противоположную сторону улицы, Томас ловит себя на мысли, что если бы музыку можно было украсть, он бы сделал это прямо сейчас.

Жаль, нельзя украсть музыку. Именно музыку, а не нотную тетрадь. Нарисованные на нотном стане кругляшки с палками ничего не значат для непосвященных, да и не каждый сочинитель способен подарить миру мелодию, достойную того, чтобы ее украли.

Трубач, играющий на холодном ветру, будто услышав мысли Томаса, начинает выдавать такое, что шакалу трудно поверить в то, что он играет один. И в то же время одинокой трубе не хватает хорошей компании. Скрипки или виолончели. А может, контрабаса?

Такая музыка не должна звучать в пустоте.

Сердце Томаса пропускает удар, когда щемящая мелодия, полная тоски, одиночества и светлой грусти по несбывшемуся, внезапно обрывается.

Неужели кто-то из жителей Горшечного Квартала не оценил прекрасное? Томас хмурится и даже делает шаг к двери, намереваясь защитить трубача, но вспоминает, что оставлять Мэри одну в доме нельзя. Даже на несколько минут.

Сейчас рисующей все время нужен кто-то рядом. Тот, кто живет, чувствует, мечтает и разочаровывается… спит и видит сны, пусть и самые бредовые. Однажды Джек ушел на четверть часа, чтобы расплатиться с молочником, а вернувшись обнаружил Мэри, лежащую на полу и дергающуюся в жутких конвульсиях.

Больше они не оставляли рисующую в одиночестве ни на миг…

Так и не дождавшись возвращения мелодии, Томас отворачивается от окна и идет к кровати, на которой лежит Мэри. Ее волосы немного отросли, и теперь явственно переливаются всеми мыслимыми цветами, а глаза безжизненно смотрят в одну точку. Если не знать, что случилось, можно подумать, будто Рисующая обиделась на что-то, вот и дуется.

Кажется, что на самом деле она в сознании, и через мгновение повернет голову, подарит Томасу внимательный взгляд и произнесет короткое: «Все в порядке».

Вот только это иллюзия, обман надеждой. Даже если Мэри очнется, ее глаза уже не увидят этот мир, ведь рисующая слепа.

Томас поправляет одеяло и невесомо проводит пальцами по щеке Мэри, чувствуя тепло. Это хорошо. Хотя бы это. Она дышит ровно и глубоко, словно крепко спит, однако ее глаза открыты. Еще одна странность: закрыть их не получается.

Сев на пол, шакал прислоняется спиной к кровати и смотрит на темнеющую улицу за окном. Скоро вечер. Вот-вот послышатся шаги фонарщика, и мир снова станет чуть светлей. Джек задерживается, но они и не определяли время, к которому он должен вернуться. Может, получив свободу, он захочет немного развеяться? Наверняка захочет.

Улица постепенно погружается в седые сумерки, и Томасу не остается ничего другого, как встать и зажечь свечи. А точнее, свечу. Маленький огарок, найденный на тумбочке. Большего он не находит, а единственный огонек больше слепит, чем дает свет.

Внезапно раздается требовательный стук в дверь, и Томас вздрагивает от неожиданности. При свете одной-единственной свечи тени превратились в плотное полотно, устилающее пол и драпирующее стены. За окном еще угадывается свинцовое небо, но от этого мир кажется еще темней.

Это дом Джека, и хозяина нет. Значит ли это, что Томас должен оставить этот стук без ответа? Но нежданный визитер мог заметить колючий огонек, и тогда отсидеться не получится.

– Откройте! У меня послание для Шакала! – раздается тоненький голосок. Томас узнает его: именно этот мальчишка принес предыдущую записку.

И то, как только что назвали Томаса, не оставляет сомнений, от кого принесли вечернюю записку.

Уже не колеблясь, Томас открывает дверь, молча берет смятый клочок бумаги из замерзшей ладошки пацаненка и во тьме идет туда, где его ждет дрожащий огонек света.

Записка от Дурмана. Но она пахнет не благовониями, а почему-то гречневой кашей. Стараясь дышать спокойно, Томас вглядывается в расплывающиеся буквы, пытаясь сложить их в слова и понять, что же на этот раз ему поручили.

«Убедил. Завтра за час до рассвета зайдешь в «Тишину». Поговоришь с ночным вышибалой. Он введет тебя в курс дела».

Ну что же. Дурман внял его просьбе, и больше Томасу не придется доставлять дурь в притоны Глуби. Вот только чутье подсказывало шакалу, что вряд ли король преступного мира привлечет его для какой-нибудь кражи. Томас не лучший вор этого города, а Дурман предпочитает лучших.

А значит, он хочет, чтобы Томас сделал для него кое-что посерьезней.

Для этого придется выпустить когти и ощутить привкус свежей крови во рту.

Капитан

Проснувшись на следующее утро, Капитан обнаружил себя в достаточной мере способным на подвиги. Тело окончательно избавилось от усталости, а странная пустота в душе больше не мешала думать о деле. Внизу слышалось громыхание кастрюль, а по дому расползался совершенно великолепный аромат рыбного супа.

Судя по всему, он проспал до полудня, но пропавшее утро того стоило. Иногда лучше потерять несколько часов, восполнив их энергичной работой, чем ползать сонной мухой, задыхаясь от усталости.

Поднявшись с постели, Капитан быстро умылся, потер отросшую за месяц бороду (как он вчера не догадался избавиться от этого леса на лице?) и спустился на первый этаж.

Птичка буквально засветилась от гордости, когда он попросил ее налить ему супа.

– Я сама на рынок ходила, – хвастливо сообщила Ника. – Все-все сама покупала! Кира сказала, что я молодец.

Надо же… кто бы мог подумать, что для счастья этой забитой жизнью птичке будет нужно всего лишь почувствовать себя хозяйкой.

Впрочем, Капитан понимал, что дело не только и не столько в этом. Ника, наконец, почувствовала себя свободной. Ник был прав: золотые птицы должны петь небу, а не каменному потолку в душной Глуби.

Глубь. При мысли о дне Рурка в душе Капитана снова зашевелилось неясное чувство потери чего-то важного. Но сконцентрироваться на ускользающей мысли он не успел: в кухню зашла Кира, неся за собой свежесть морозного воздуха и умопомрачительный аромат своих духов.

– Привет, – Капитан не смог сдержать улыбки при взгляде на эту женщину.

Впрочем, она быстро погасила это несмелое проявление чувств. Мазнув по его лицу взглядом, она подошла к кастрюле с супом, сняла крышку и придирчиво посмотрела на содержимое.

Она вела себя так, будто он был пустым местом, но после вчерашнего разговора с Джеком, Капитан знал, что в душе Киры поселился страх. Страх перед хозяином дома, где она живет.

Все боги этого мира, чего она может бояться?

– Пахнет вкусно, – тем временем обратилась Кира к Нике. – Только вот, мне кажется, ты переборщила с пряными травами. Запах божественный, однако вкус может подвести.

– Не слушай ее, – Капитан решил ответить Кире той же монетой. Ободряюще улыбнувшись птичке, он демонстративно зачерпнул ложкой суп и отправил ее содержимое в рот. – Это действительно вкусно.

– Я очень рада, – зарделась Ника, и улыбка Капитана снова увяла.

Ну уж нет. Если так будет продолжаться в том же духе, птичка никогда не избавится от своей неуместной влюбленности.

Кира никак не прокомментировала его попытку вступить в дискуссию. Посчитала тему рыбного супа слишком мелкой? Вряд ли. По опыту Капитан знал, что самые серьезные разговоры начинаются с обсуждения сущих пустяков.

На кухне повисло молчание. Противное, гнетущее невысказанностью. Птичка, метнув взгляд сначала на Капитана, а потом на Киру, сделала вид, что очень устала возиться на кухне и, пролепетав что-то вроде: «Пойду прогуляюсь…», исчезла. С ее уходом тишина стала еще тяжелей. Казалось, она превратилась в деготь, облепивший Капитана и Киру. Даже дышать стало трудно.

Капитан несколько раз открывал рот, чтобы разбить эту гнетущую тишину, однако слова не шли. Любая мысль, приходящая в голову, казалась глупой и пустой. Дыра в груди разрасталась, и с каждым мгновением, капля за каплей, в эту бездну падали остатки тепла и надежд. Даже тех надежд, что изначально были несбыточными.

– Как ты себя чувствуешь? – немного хрипловатый шепот Киры показался ему громом. Вздрогнув, он повернулся к ней, ощущая, как дыра в груди схлопывается.

Надолго ли?

Кира стояла возле окна, повернувшись к нему спиной, но даже не видя ее лица, он прекрасно понимал, что она напряжена, словно натянутая струна. Тронь – и расколется на кусочки, зазвенит до третьей октавы, выплеснет из себя все то, что на душе.

Может, стоит тронуть? Просто задать прямой вопрос, а дальше все пойдет очень быстро.

Но Капитан не решился. Струсил. Малодушно пообещав себе, что в следующий раз не упустит момент, он коротко произнес:

– Мне намного лучше. Собираюсь отправиться к Сэйву. Пора возвращать все на круги своя.

– Как раньше уже не будет, – возразила Кира. Ее плечи немного расслабились, и Капитан почувствовал, как сам едва ли не падает со стула от облегчения. Разговор стал деловым, и почему-то казалось, будто он только что избежал катастрофы. – Мэри все еще не очнулась, а без нее мы не те.

– Без тебя тоже все было не тем, – Капитан очень надеялся, что голос не выдает его. – Джек чуть с ума не сошел. Остальные тоже не могли ни о чем думать. Мы найдем способ вытащить Мэри. Но для начала мне нужно вернуться к работе. Я, конечно, богат, но не настолько, чтобы жить надеждой, что счет в банке никогда не закончится.

– И содержать нас… Ты прав. Пора возвращаться на работу. Мне нужны деньги.

В ее голосе слышалась какая-то горечь, и Капитан понял, что, скорее всего, она связана со стоящим по соседству приютом. У Киры нет своих денег, и зима явилась в Рурк в тот момент, когда ей неоткуда было взять средства для детей.

А для себя? Кроме всяких женских мелочей и платьев, Кире нужен дом. Свой дом, ведь сейчас она чувствует себя обузой, живя у него.

Капитан мечтает, чтобы Кира осталась в его доме навсегда. Но как объяснить это самой Кире? Никак. Никак, если он хочет, чтобы его чувства остались для нее тайной. Эта женщина боится мужчин, и у нее есть на это причины.

И Капитан был уверен: стоит ей узнать, что он мечтает о ней, как все будет кончено.

Иллюзия счастья рассыплется в прах, и даже чудо не сможет вернуть все обратно.

Однажды все это кончится. Но Капитан сделает все, чтобы этот момент наступил как можно позже.

Кусок в горло не лез, хотя обстановка слегка разрядилась. Без аппетита засунув в себя еще две ложки супа, Капитан оставил попытки поесть и ретировался из дома. Первым делом посетил цирюльника, где из обросшего бородатого бродяги его превратили в приличного человека. С одной стороны, поросль скрывала жуткие шрамы, оставленные Джеком, а с другой – чтобы борода была красивой, а не казалась ершиком, за ней необходимо ухаживать, а Капитан не хотел тратить на это время.

Почувствовав себя, наконец, готовым к бою, он отправился к Сэйву. Покрытый снегом Рурк выглядел городом из давно забытой сказки, пахнущей ванильными оладьями и беззаботным детством, где нет места грязи и тоске по тому, что никогда не случится.

Помимо воли, на губах заиграла улыбка. Капитан на несколько прекрасных минут вдруг стал шестилетним мальчишкой, чьей единственной заботой является стащить кремовое пирожное со стола так, чтобы этого не увидела няня. Потом она все равно узнает, но пирожное будет уже не вернуть, а значит, и наказание не достигнет своей цели.

Тем более что у Денвера еще много способов достать пирожные, и он не успокоится, пока не попробует их все.

Смешно. Он помнит все безумные идеи, которые посещали его в детстве, но не помнит, успел ли он осуществить их все до того момента, как это стало ему неинтересно.

Когда копыта лошадей зацокали по мостовой Верхнего Города, улыбка увяла. Пусть Капитан и оказался в том месте, где провел детство, сейчас при виде белоснежных колонн, мозаичных витражей и широких арок, его мысли становились темнее черного.

Того шестилетнего мальчишки больше нет. Он вырос и узнал, что сказки не имеют ничего общего с реальностью. Даже те сказки, что рассказывают друг другу взрослые…

В кабинете Сэйва царил форменный бардак, ибо назвать происходящее беспорядком не поворачивался язык. За тот месяц, что Капитан валялся без сознания, путешествуя по собственным воспоминаниям, просторное помещение превратилось в склад. Кроме привычного стола, заваленного бумагами, в кабинете Джейсона появилось еще три, и на них тоже были документы. Какие-то планы, эскизы, заляпанные чернилами чертежи… Среди всего этого великолепия особое место занимал отломанный от какого-то рояля пюпитр, на котором стояла раскрытая книга. Судя по всему – очень старая.

Сэйв не сразу заметил появления Капитана: он был занят тем, что, склонившись над одним из столов с чертежами, накладывал два из них друг на друга.

– Пытаешься понять, когда в Рурке появилась Глубь? – усмехнулся Капитан.

Джейсон вздрогнул, обернулся и выронил бумаги. Они спланировали на пол, подарив царящему вокруг хаосу щепотку очарования.

– Ты…

– Да, это я, – Капитан пожал плечами. – Выбрался.

Сэйв на миг прикрыл глаза, а потом его губы растянулись в радостной улыбке. Он шагнул вперед, не замечая, что наступает на чертежи, и, к изумлению Капитана, сжал его в коротких объятиях.

– Ты не представляешь, как сильно я боялся, что ты уже не вернешься… – немного отступив, произнес он. – Как выяснилось, в свое время Джоран Шейк нашел того единственного, кто способен действовать. Остальные в силах только наматывать сопли на кулак.

– О чем ты? – такая бурная реакция немного обескуражила Капитана, но в том, что Сэйв искренен, не было никаких сомнений.

Впрочем, помощник градоправителя уже совладал с собой, что не мешало ему продолжать улыбаться.

– Я пытался найти того, кто будет в состоянии тебя заменить. Даже надеясь на твое возвращение, я искал человека, который сможет собрать еще одну команду. Говорил же, что в той же Найоре их несколько… Но пока результатов нет. Возможно, я слишком недоверчив, но за две недели я не нашел того, кому бы мог доверять так же, как и тебе.

– Может, ты плохо искал? – усмехнулся Капитан. – Рурк, конечно, та еще задница, но невозможно, чтобы среди тысяч жителей только восемь человек способны быть Призрачными Тенями.

– Вас же семеро, – нахмурился Сэйв, наконец, расставшись с улыбкой.

– Я посчитал тебя, – пожал плечами Капитан.

Джейсон серьезно кивнул.

– Рад, что ты считаешь меня частью своей команды. Пожалуй, после того, что я узнал, это мне даже льстит.

Что-то было в его словах… слишком серьезное. Слишком торжественное. Казалось, Джейсон Сэйв сейчас вытащит из кармана сюртука коробочку с золотой медалью и примется говорить длинную речь о заслугах Капитана перед империей Вейнер.

– И что же ты узнал обо мне такого? – Капитан слегка склонил голову набок и прищурился, пытаясь разглядеть ответ в глазах помощника градоправителя. – Мне казалось, ты давно уже в курсе всего, что происходило в моем прошлом.

– А кто сказал, что речь идет о прошлом? – удивился Сэйв. – Речь о настоящем. О том, как ты среди дерьма, которым пропах этот город, нашел тех, кто готов за тебя умереть. Кто готов убить. Отказаться от самого себя…

– О ком ты говоришь?

– Прежде всего о Рисующей, – во взгляде Сэйва появилась горечь. – Такой силы, как у нее, я еще не видел… Судя по всему, она еще толком не понимала, что ей делать. Но тем не менее она совершила невозможное.

– И сама попала в беду, – закончил Капитан.

Сэйв помолчал. Поджал губы и зачем-то полез в карман сюртука. Капитану снова показалось, что он сейчас вытащит какую-нибудь бесполезную награду. Заиграют трубы, послышится барабанная дробь, а заваленный бумагами кабинет Сэйва превратится в огромный зал для торжеств.

– Я думаю, она видела грань. Чувствовала ее. Понимала, что с ней произойдет, если она продолжит. Но она все равно продолжила. Ради тебя. Ради человека. Более того, человека, который еще пару лет назад считал, что такие, как она, достойны лишь одного. Смерти.

Теперь настала очередь Капитана молчать. Он пробрался мимо завалов к окну и посмотрел на улицу. Рурк был засыпан снегом, словно сахарной пудрой, и только Верхний Город не изменил своего облика.

Он был белым всегда.

– Жизнь меняет людей, – тихо сказал Капитан. – Ты прав. Когда-то я собрал великолепную команду.

Сэйв подошел к своему столу и вытащил из кипы тонкую папку.

– Я не оставлю попыток, – сказал он. – Ты прав: в этом городе хватает достойных людей, нужно просто их найти. Здесь приказ о твоем восстановлении в должности капитана центрального участка. И материалы дела, которым займутся Призрачные Тени. Я понимаю, что вы не в полном составе, но ждать больше нельзя. Со дня убийства прошло уже два дня, и у меня кончились поводы, чтобы удерживать тело в морге. Завтра на закате оно попадет в печь.

Взяв папку в руки, Капитан раскрыл ее.

– Задушенная прачка из Горшечного Квартала? – удивился он. – Не подумай ничего плохого, но как это дело попало в твои руки? Обычно подобные случаи быстро заминают.

– А ты почитай заключение патологоанатома, – невесело усмехнулся Сэйв.

Капитан опустил глаза. Замер. Несколько раз глубоко вздохнул.

Прачку не просто задушили. Кто-то выжег ей горло раскаленным железом и отрезал язык. Судя по всему, язык так и не был найден.

– Ты думаешь, это «похороны чешуи»? – спросил он у Сэйва.

– По крайней мере, очень похоже. Во время линьки дудочник должен съесть хотя бы три языка, человеческих или свиных, иначе погибнет. Обычно эти ребята заранее запасаются языками у мясников, но, судя по всему, в Рурке появился тот, кто предпочитает более древние традиции.

В окно ударил порыв ветра, бросив на стекло комок липкого снега. Начиналась метель.

– Ты прав… – Капитан сунул папку за пазуху и поежился при мысли, что в ближайшие несколько минут ему предстоит выйти на улицу. – В этом городе может произойти все что угодно…