Глава 2

Прошло две недели. Две бесконечные недели, в которых каждый день тянулся, как резина, и каждый вечер я засыпала с одной мыслью: «Ну почему он так со мной поступает?». Все эти дни Игорь молчал. Ни звонка, ни сообщения, ни попытки объясниться. Я то злилась, то уговаривала себя, что, может быть, это к лучшему. Но было больно. Больно от того, что человек, с которым я прожила столько лет, вёл себя так, словно мы с Настей ему больше не нужны.

Настя, конечно, ничего не понимала. Она была рада просыпаться у бабушки с дедушкой, играть с подарками и бегать по маленькой квартире. Но каждое утро она задавала один и тот же вопрос:

– Мам, а папа сегодня приедет?

И каждый раз я старалась отвечать так, чтобы она не почувствовала, как у меня внутри всё разрывается на части.

– Папа пока занят, солнышко. У него много работы.

– А он нас любит? – спрашивала она, глядя на меня своими огромными глазами, в которых было столько надежды, что я едва сдерживалась, чтобы не заплакать.

– Конечно, любит, – отвечала я и тут же отворачивалась, делая вид, что мне нужно что-то срочно убрать со стола или проверить телефон.

Папа с мамой всё это время старались поддерживать меня. Папа даже однажды сказал:

– Анька, ну его к чёрту, этого Игоря. Справишься. Ты сильная, и Настя у тебя – умница. Мы всегда рядом.

Мама кивала, подливая мне чай. Они не говорили лишнего, но я знала, что они за меня переживают. Особенно мама, которая то и дело подсовывала мне что-то вкусное, как будто пирожки или суп могли заштопать дыру, которая образовалась у меня внутри.

Но легче не становилось. Настя слишком часто спрашивала про папу. Каждый раз, когда она садилась играть с куклой, которую он «подарил», она говорила:

– Мам, а папа точно приедет? Он же скучает?

И я кивала, боясь, что мой голос выдаст меня.

Однажды ночью она проснулась с криком:

– Мам, а папа где? Я его не вижу!

Я сразу кинулась к ней, обняла, прижала к себе, а она заплакала у меня на руках.

– Малыш, я здесь, – шептала я, гладя её по голове. – Всё хорошо. Ты просто испугалась.

Она уснула, а я ещё долго сидела рядом, слушая её тихое дыхание и чувствуя, как по щекам текут слёзы. Почему он так поступил с нами? Почему ему так легко отвернуться от своей семьи?

И вот сегодня утром пришёл водитель. Просто позвонил в дверь, протянул конверт и ушёл, даже ничего не объяснив. Мама забрала Настю в комнату, а я осталась на кухне с этим проклятым конвертом в руках. Развернула его, и сердце сжалось. Документы на развод.

Я долго смотрела на них, не понимая, как это вообще возможно. Он не позвонил, не приехал. Даже не попытался поговорить. Просто отправил бумаги с чужим человеком, как будто это какая-то мелочь.

И тут пришло сообщение. Телефон завибрировал на столе, я знала, что это от него. Руки тряслись, когда я открывала.

«Или подписывай, или возвращайся домой вместе с моей дочерью. Последний шанс.»

Я перечитывала эти слова снова и снова. Последний шанс? Что это, ультиматум? Он действительно считает, что я так просто всё забуду? Что я приду, как будто ничего не было?

Слёзы навернулись на глаза, но я их тут же вытерла. Гнев вскипал внутри. Он думает, что имеет право меня вот так ставить на место? После всего, что он сделал? После того, как разбил нашу семью?

Я вышла на балкон, чтобы немного прийти в себя. На улице было холодно, воздух обжигал лицо, но это помогало держаться. Я смотрела на двор, на деревья, покрытые инеем, и думала: когда я успела стать такой слабой? Когда позволила ему так себя унизить?

Я вернулась в кухню, где сидела мама. Она посмотрела на меня и сразу поняла, что случилось.

– Это от него? – тихо спросила она.

Я кивнула, бросая конверт на стол.

– Хочет, чтобы я подписала. Или вернулась.

Мама нахмурилась, взяла мои руки в свои.

– Ань, ты не обязана принимать такие решения сразу. Подумай. Но знай, что мы с отцом всегда на твоей стороне. Что бы ты ни выбрала.

Я сжала её руки, почувствовав, как слёзы снова подкатывают. Но теперь это были слёзы не только боли, но и какой-то странной, новой силы.

Я посмотрела на конверт и поняла: я больше не позволю ему управлять моей жизнью.

Я долго думала. Два дня металась между гневом, болью и надеждой, что, может быть, всё это – какая-то ошибка. Но каждый час его молчания выжигал из меня веру в нашу семью. Каждый раз, когда Настя спрашивала про папу, я чувствовала, как что-то внутри меня ломается. Может, я действительно ошиблась? Может, мне нужно всё закончить?

Сегодня утром я села за стол, разложила документы и подписала их. Руки дрожали. Я смотрела на своё имя, выведенное на белой бумаге, и чувствовала, будто кто-то вырвал у меня часть души.

Но это было нужно. Ради меня. Ради Насти.

Я решила, что отнесу документы сама. Это не обсуждалось – я не хотела, чтобы он снова прислал какого-то водителя. Я должна была посмотреть ему в глаза. Может быть, в глубине души я всё ещё надеялась, что он что-то скажет, что-нибудь объяснит… что-нибудь исправит.

В офисе было тихо. Почти пусто – большинство сотрудников, видимо, ушли на обед. Охранник у входа узнал меня и кивнул, но его взгляд был странным, как будто он знал что-то, чего не знала я.

Дверь в кабинет Игоря была закрыта. Я постучала, но ответа не было. Постояла пару секунд и всё-таки решилась войти.

Он сидел за столом, что-то листал, даже не поднял голову, когда я зашла. Просто бросил сухое:

– Ты без приглашения, как всегда.

Я сжала документы в руках, делая глубокий вдох, чтобы не сорваться.

– Я подписала. Принесла их сама.

Он наконец посмотрел на меня. Глаза холодные, будто я не была его женой почти семь лет. Будто мы не делили одну жизнь, одну кровать, одно имя.

– Угу, – сказал он, небрежно, как будто я принесла ему счёт за коммуналку. – Давай сюда.

Я подошла ближе, положила документы на край стола. Его рука чуть замешкалась, когда он их брал, но он быстро спрятал это движение за безразличием. Пролистал, как будто проверял, не пропустила ли я чего.

– Всё, можешь идти, – сказал он, откладывая папку.

Я замерла. Не потому, что ждала благодарности или извинений. Я уже поняла, что ничего такого не будет. Но его тон, его равнодушие… Это было слишком.

– Вот так просто? – мой голос дрогнул. – Ты даже не хочешь поговорить? Объяснить что-нибудь?

Он тяжело вздохнул, будто я отнимаю у него драгоценное время.

– А что тут обсуждать? Ты сделала свой выбор, я – свой. Давай не будем устраивать здесь драмы.

Я посмотрела на него, пытаясь разглядеть хоть что-то – сожаление, боль, хотя бы тень эмоции. Но там не было ничего. Только эта ледяная стена, в которую я всё время билась.

– Я сделала свой выбор? – переспросила я. – Ты серьёзно? Это ты… Это ты разрушил всё, что у нас было!

Он хмыкнул.

– Не преувеличивай. Мы просто стали разными. Это жизнь, Аня. Такое бывает.

Его слова ударили сильнее, чем я ожидала. Я прикусила губу, чтобы не сорваться.

– У тебя ничего не ёкнуло внутри? – спросила я. – Ты даже не задумывался о том, что сейчас происходит с Настей? Как она это переживает? Или тебе плевать?

Его взгляд стал жёстче. Он встал, облокотившись на край стола.

– Настя – моя дочь. И я сделаю для неё всё, что нужно. Но ты… Ты превратила это в цирк. Ушла, выставила меня перед всеми каким-то чудовищем. Думаешь, я этого не знаю?

Я ошеломлённо замерла.

– Ты… Ты обвиняешь меня? После всего, что ты сделал?

– Хватит, Аня, – отрезал он. – Подписала – и спасибо. Теперь либо живи своей жизнью, либо вернись домой. Но если выбрала первое – больше не звони и не ищи встречи.

Каждое его слово будто били по лицу. Я стояла перед ним, чувствуя, как сердце сжимается в последний раз.

– Всё, что я хотела, – это сохранить нашу семью, – сказала я тихо. – А ты… Ты сделал так, чтобы её больше не было.

Он ничего не ответил. Просто сел обратно, включил компьютер и начал что-то печатать, полностью игнорируя моё присутствие. Как будто меня больше не существовало в его мире.

Я развернулась и вышла из кабинета. На этот раз – окончательно.

Когда я шла по коридору, то вдруг поняла, что мне… легче. Будто я оставила в этом кабинете всю свою боль, всю обиду. Я больше не держалась за то, чего уже давно не было.

У нас больше нет семьи. И, наверное, уже никогда не будет. Но теперь я знала: у меня есть я. И есть Настя. А для новой жизни этого более чем достаточно.

Глава 3

Настюша

Папа не пришёл на Новый год. Я ждала его. Очень ждала. Мы с мамой накрыли стол, зажгли огоньки, даже мой заяц был в своём лучшем платье. Я сидела у окна и смотрела, как все папы возвращаются домой с большими сумками. Они приносили подарки, а один папа даже нёс ёлку! Но мой папа так и не пришёл.

Потом мама сказала, что мы поедем к бабушке. Я радовалась, потому что там тоже вкусные печеньки и подарки, но всё равно думала: «А папа? Он нас там найдёт?». Мама сказала, что он работает. Но разве можно работать в Новый год? Это же праздник, и папа всегда говорил, что праздники – для семьи.

Прошло много дней. Мы с мамой остались у бабушки. Здесь весело, и дедушка всегда играет со мной в «строителей». Но папы так и не было. Я уже не знала, спрашивать ли у мамы, потому что каждый раз, когда я говорила про папу, мама начинала странно дышать и отворачивалась. Она говорила, что он нас любит. Но если он любит, почему он не приходит?

На площадке сегодня была девочка. Её звали Лиза. Она была немного старше меня и играла в песочнице. Мы строили замок, но она вдруг спросила:

– А твой папа где?

Я задумалась и ответила:

– Он… он работает. Он нас любит. Просто не может прийти.

Лиза посмотрела на меня так, как будто она что-то знает.

– Наверное, он умер, – сказала она просто, будто это ничего не значит. – Мой друг тоже так говорил, а потом его мама сказала, что папа умер.

У меня внутри всё похолодело. Нет, она не права. Папа не может умереть. Если бы он умер, мама бы сказала. Правда? Я уставилась на неё, не зная, что ответить. У меня в горле появился комок, а сердце стало биться так быстро, что я даже слышала его. Бум-бум, бум-бум.

– Нет, – сказала я твёрдо, хотя голос дрожал. – Он не умер. Мама бы сказала.

Но Лиза только пожала плечами и вернулась к своему замку.

Я ушла с площадки, не попрощавшись. Мне стало страшно. Очень страшно. А что, если она права? Мама ничего не говорит, потому что ей тоже грустно? А если он умер, почему никто мне не сказал? Я ведь уже большая. Я могу понять.

Когда я вернулась домой, мама сидела на кухне. Она улыбнулась мне, но я сразу поняла, что улыбка не настоящая. Она такая, когда мама грустит, но не хочет показывать. Я встала у двери и спросила:

– Мам, а папа умер?

Мама так быстро повернулась ко мне, что я испугалась. Её глаза стали большими, и она открыла рот, но не сказала ни слова. Просто смотрела на меня.

– Лиза сказала, что, если папа не приходит, он, наверное, умер. Это правда?

Мама подскочила, подошла ко мне и села на корточки. Она взяла меня за плечи, как будто боялась, что я убегу.

– Настенька, послушай меня, – её голос дрожал. – Папа не умер. Ты слышишь меня? Он жив. Просто… просто сейчас он не может быть с нами. Это сложно. Но он тебя очень любит. Очень-очень.

Я смотрела на неё, пытаясь понять, правду ли она говорит. Она держала меня так крепко, что это даже немного больно. Я кивнула, но внутри всё равно было холодно. Если он жив, то почему его нет? Почему он не звонит, не приходит?

Мама обняла меня, и я почувствовала, что её плечи дрожат. Она сказала, что я её самая сильная девочка, что мы справимся. Но я не хочу быть сильной. Я хочу, чтобы папа пришёл домой. Чтобы он обнял нас и сказал, что всё хорошо.

Но он так и не пришёл, а это значит что он все-таки умер…

Аня

Когда Настя задала мне этот вопрос, у меня внутри всё оборвалось. – Мам, а папа умер?– В её голосе не было сомнений. Она была абсолютно серьёзна, как будто эта мысль уже давно жила в её маленькой голове. Я не могла дышать. Казалось, стены давят со всех сторон. Как мой ребёнок мог подумать такое?

Я опустилась перед ней на колени, схватила её за плечи, почти судорожно. Мои руки дрожали.

– Настенька, что ты говоришь? Папа жив! Ты слышишь? Он жив и он любит тебя!

Но она смотрела на меня большими глазами, в которых было столько недоумения и грусти, что я почти не выдержала. Она продолжала:

– Лиза сказала, что, если папа не приходит, то он, наверное, умер.

Кто эта Лиза? Почему она посмела так говорить? Гнев, ужас, бессилие – всё смешалось в моей голове. Я обняла Настю так крепко, как будто хотела защитить её от всего мира, и прижала к себе её маленькое тёплое тело. Она была такой хрупкой, такой беззащитной.

Позже я укладывала её спать, но не могла выкинуть из головы этот разговор. Она заснула, обняв своего серого зайца, а я осталась рядом, смотрела, как она дышит, и чувствовала себя самой ужасной матерью на свете. Если мой трёхлетний ребёнок может подумать, что её отец умер, значит, я где-то очень сильно ошиблась. Я не защитила её от этой боли. И всё это из-за него. Из-за Игоря.

Я старалась не думать о нём, но это было невозможно. Гнев сжигал меня изнутри. Как он мог так поступить? Где тот Игорь, который крутил Настю на руках до смеха, пока она визжала от восторга? Где тот отец, который ночью читал ей сказки, даже когда был уставшим?

Я вспомнила одну из тех ночей. Настя тогда никак не хотела засыпать. Она была совсем крошкой, ей было меньше года. Я лежала на кровати, совершенно измученная, и шептала:

– Игорь, я больше не могу, ты можешь уложить её?

Он улыбнулся и взял её на руки. Она тут же перестала плакать. Он ходил с ней по комнате, напевая что-то тихое и незнакомое, пока я не уснула. Когда я проснулась, он всё ещё сидел с ней в кресле, уже спящей, и гладил её крошечную ладошку.

– Она чудо, – шепнул он тогда. – Мы с тобой самые счастливые.

А теперь? Теперь он даже не вспомнит о её дне рождения. Я с трудом узнаю его. Может быть, он всегда был таким? Может, он только притворялся? Идеальный муж, идеальный отец. Я не могу понять, кто он теперь. Как он мог оставить нас с Настей, зная, как она его любит? Это была не просто измена. Это было предательство.

Проснувшись рано утром, я почувствовала странную тревогу. Что-то было не так. Я пошла к Насте и, едва прикоснувшись к её щеке, поняла – она горит.

– Настя! – позвала я, но она не открыла глаза. Она только что-то пробормотала и повернулась на бок.

Я быстро побежала за градусником. Температура – 39,8. У меня началась паника. Я сразу вспомнила все страшные истории, которые когда-либо слышала. Что, если это что-то серьёзное? Что, если я не успею? Я набрала маму, которая была в отъезде, она сказала, чтобы я срочно звонила врачу. Я так и сделала.

Когда приехал врач, я сидела рядом с Настей, не отпуская её руку. Она была горячая, как печка, но я не могла отойти. Мне казалось, что, если я отпущу её даже на минуту, всё может стать ещё хуже. Врач сказал, что это, скорее всего, вирус. Нужно сбивать температуру, много пить, и обязательно наблюдать за состоянием. Он был спокоен, а я нет.

Настя открыла глаза только через пару часов. Она посмотрела на меня, слабая, но всё же улыбнулась.

– Мам, а ты не уйдёшь?

– Конечно, нет, моя хорошая. Я всегда буду с тобой.

И тут я поняла. Настя потеряла веру. Она больше не чувствует себя в безопасности. Это я должна была её защитить. Это я должна была объяснить ей, что она не одна, что она всегда будет любима. Даже если Игорь решил исчезнуть из нашей жизни, я не позволю ему разрушить её. Она заслуживает счастья, несмотря ни на что.

Я наклонилась и поцеловала её в лоб. Она снова уснула, а я сидела рядом, понимая только одно: я больше никогда не позволю ей чувствовать себя ненужной. Мы справимся. Ради неё я стану сильной.

Мне холодно. Очень холодно, даже под одеялом. Оно тяжёлое, и кажется, что давит на меня. Я хочу позвать маму, но не могу – голова такая тяжёлая, что я не могу её поднять. Я просто лежу и смотрю на зайца. Он тоже смотрит на меня. У него большие ушки, но он ничего не слышит. А я слышу всё. Слышу, как мама ходит туда-сюда, что-то шуршит. Она плачет? Наверное, нет. Мама же говорит, что всё хорошо. А вдруг она врёт?

Лиза сказала, что, если папа не приходит, значит, он умер. И мама врёт, потому что ей грустно. Может, это правда? Может, мама просто боится мне сказать? Я не хочу, чтобы папа умер. Я хочу, чтобы он пришёл. Почему он не приходит?

– Мам… – еле слышно шепчу я. Голос такой слабый, как будто он спрятался.

Мама сразу подбегает. Её лицо рядом, она вся такая тёплая, но я всё равно мёрзну.

– Что, малыш? Ты хочешь пить? Жарко? Холодно? Скажи маме, – она гладит меня по голове, а я начинаю плакать. Слёзы сами бегут, я не хочу, но они не останавливаются.

– Мам, позови папу… Пожалуйста. Если он не умер, пусть придёт. Пусть придёт сейчас… – я почти захлёбываюсь словами, они цепляются друг за друга, как будто боятся не успеть.

Мама замирает. Она смотрит на меня, и я вижу, что она тоже сейчас заплачет. Я не хочу, чтобы мама плакала. Я хочу папу.

– Настенька, папа… Он не может прийти. Но он любит тебя. Очень сильно, слышишь? Очень сильно.

– Нет, – я качаю головой, хотя от этого она ещё больше кружится. – Если он любит, почему его нет? Почему он меня не обнимает? Я хочу, чтобы он обнял меня, как раньше. Чтобы сказал, что я его маленькая принцесса…

Мама прижимает меня к себе, так крепко, что я чувствую, как у неё дрожат руки. Она шепчет, что всё будет хорошо, но я не верю. Если всё хорошо, почему папы нет? Почему он не звонит? Почему мама ничего не рассказывает?

Я закрываю глаза, но мне становится ещё страшнее. Вдруг я проснусь, а мамы тоже не будет? Вдруг я останусь одна? Мне кажется, что я падаю куда-то, где холодно и темно, и там никого нет. Я открываю глаза и снова вижу маму. Она со мной. Она всегда со мной. Но папы нет.

– Мам, а папа нас больше не любит? – спрашиваю я тихо.

Мама начинает качать меня, как маленькую, как тогда, когда я была совсем крошкой. Её волосы щекочут мне лицо, а голос тихий и тёплый:

– Любит, Настенька. Он всегда тебя любил и будет любить. Просто так получилось. Но я здесь, слышишь? Я всегда буду с тобой.

Я киваю, но внутри всё равно пусто. Я так хочу, чтобы папа пришёл, чтобы сказал: «Ты моя девочка». Но его нет. И, может, Лиза была права. Может, мама просто не хочет говорить… Но я не хочу, чтобы папа умер. Папа, приди, пожалуйста. Просто приди.

Настюша