4 недели спустя

Камила

– Я не хочу уезжать, – довольно решительным тоном сообщила я Тимуру. Хотя то, как я выглядела сейчас – полусонная, с растрепанными волосами (хотя ведь собирала их в косу), с грудью, требующей подключения молокоотсоса – вряд ли я была похожа на уверенную в себе женщину.

Муж скользнул по мне дерзким взглядом, намеренно задерживаясь на линии декольте – отчего мои щеки защипало – привет, стеснение. Я порывисто отвернулась, делая вид, что нужно заняться дочкой – но Ясмина, как нарочно, сейчас не особо-то нуждалась в моем внимании – она лежала, с интересом разглядывая игрушки, подвешенные сбоку. Эх, где ее интерес к ним, когда я одна с ней, и мне нужно срочно посетить туалет…

Я тяжело вздохнула, понимая, что своими словами вряд ли убедила Тимура. Одно дело отдыхать в эмиратах пару недель, и другое – переезжать туда с грудным ребенком. Я не знала ни языка, ни их закона (а лишь слышала, что он довольно жесткий). У меня не было там друзей, знакомых, и тем более – родных. Мне стало страшно.

– У тебя еще есть время морально подготовиться к переезду, но всё: жилье, документы уже готовы, так что – прими это, – вроде дружеским тоном приказал муж. Я, ошеломленная его словами, не нашлась, что ответить. Я и так раньше не слишком быстро соображала, а теперь казалась себе совсем глупой. Да не мудрено такой стать, когда в твоей голове 95% мыслей о ребенке – сколько сменено подгузников, не слишком ли много она срыгивала, выкладывала ли я ее на животик, не пора ли ей более уверенно держать головку… и тысячи других вопросов, которые не оставляли меня в покое.

– Давай поговорим об этом позже, – произнесла я, бросая на Тимура усталый взгляд.

– Яры (ладно), – смилостивился он, – пойду, сделаю тебе чай. Поди, пить хочешь.

Я благодарно улыбнулась ему – да, жажда была моим частым спутником. Каждый глоточек Ясминки грудного молока – и я все сильнее хотела пить. Но, когда чай был готов, я уже снова кормила дочку – и мне пришлось допивать его остывшим. К этому времени Тимур уже уехал по делам. Я тяжело вздохнула.

Признаться, я сильно устала за эти недели – и физически, и духовно. Да, все было хорошо – слава Всевышнему! И все же, недавние несчастья и мои глубокие переживания не прошли бесследно. Я стала нервной. Могла проснуться среди ночи и, трясясь от страха, слушала – дышит ли моя дочь. Я боялась ее потерять. Любой ее звук – и я уже была тут как тут.

Сон урывками, внутренний дискомфорт, тоже делали свое дело и не способствовали моему хорошему самочувствию. Да, Тимур помогал мне – на нем была ответственная задача – купание Ясмины и, теперь лишь иногда, ношение ее после кормления «столбиком».

Но этого было мало. Потому что у меня не хватало сил даже на то, чтобы расчесать свои волосы. Да. Это правда. Малышка, видимо, получившая от меня долю переживаний в животике, была не самая спокойная. И даже если она была сыта и в сухом подгузнике, дочка нуждалась в том, чтобы я находилась рядом. И самое лучшее – чтобы носила ее на руках, или же, клала с собой на большую кровать.

Я окончательно перестала принадлежать себе.

Тимур

Я, как мог – мягче, поставил Камилу в известность, что мы едем жить в эмираты. Жарко, скучно, но нужно. Я собирался начать там свой новый бизнес. Небоскребы и бунгало – все росло в эмиратах, как грибы после дождя. И никто не мог предугадать, какие услуги здесь понадобятся завтра. Несколько моих хороших знакомых уже обосновались в этом регионе, и неплохо себя чувствовали. Никаких налогов – одни возможности!

Пару дней мне понадобилось для того, чтобы подготовиться к отъезду и оставить все на братьев. Рустем, как и прежде, был моей правой рукой – и я не сомневался, что он справится.

Единственное – мне оставалось предупредить своих бизнес – партнеров, и генерала с полковником в том числе. Для этого я посетил их лично, вместе с Рустемом, передавая ему эстафету.

– Классно, нас ждут большие перемены, – обнажив белые зубы в улыбке, произнес Ильнур.

– Надеюсь, про перспективы за бугром ты говоришь, а не про мой отъезд? – усмехнулся я, чистя оружие после активной стрельбы в нашем тире.

Остальные братья рассмеялись, предвкушая что-то новое. Рустем выглядел спокойным, но я знал, он реально волнуется. Ответственнее и хладнокровнее человека, чем он, в нашем братстве не было.

– Расслабься, Рустем, я тут, рядом, если что, – похлопывая по его каменному плечу, сказал я, – самолеты еще летают, а ваши стволы должны быть всегда заряжены. Правила не меняются, тропа натоптана, враги раздавлены, плавно переходим на легальный курс.

Все снова заржали, и я уже тоже, понимая, что нет-нет, да ствол стрельнет или нож блеснет.

– Где-то я это уже слышал, – улыбнулся Наиль.

– Мы же не хотим до старости в войнушки играть, пора действовать по-новому, я начну, вы – на подхвате, и ничего, что это другая страна. Там все еще проще, – я засунул пистолет в кобуру. Надеюсь, что сегодня он мне не пригодится.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Камила

– Да, удивительно, такая темненькая, – мама тепло улыбнулась, – хотя, что я говорю – Тимур-то у нас не блондин.

Моих губ тронула задумчивая улыбка. Смотреть вот так, на свою маму, которая держит твою дочь – было в этом что-то трогательное, вечное. Странно, душевно.

– И все равно, твои черты лица, безусловно, есть, красавицы мои, – мама посмотрела на меня – в его светло-карих глазах сияла нежность. – А Тимур сам не приедет?

– Чуть попозже, он по работе поехал.

Мама отвела взгляд в сторону, не желая показывать мне свое отношение к работе моего мужа. Этот вопрос был закрыт для обсуждения – и она знала об этом. Ясмина же, издавая смешные звуки, с интересом смотрела на свою бабушку. Я переживала, не будет ли дочка плакать у нее на руках, но, видимо, мое спокойствие, передавшееся малышке, способствовало ее благоприятному общению с бабулей.

За все эти 5 недель мама была у нас всего пару раз – на выписку, и когда Ясмине исполнилось ровно месяц. Даже не верится, что моей дочке уже целый 1 месяц! Как быстро пролетело время, и, одновременно, эти недели показались мне длиной в целую жизнь.

Столько всего я нового узнала о материнстве, и сколько еще мне предстояло узнать…

– Камилка, – в комнату заглянул Ильнур, его черные глаза тепло заблестели, когда он посмотрел на Ясмину. – Тимур подъезжает, сказал собираться.

– Хорошо, – я улыбнулась брату и послала маме извиняющийся взгляд, – видимо, чай попить не получится.

– Ну, ладно, время – то уже вечер, – согласилась она, – давай наряжай нашу Ясмину. Кормить будешь?

Словно услышав заветное слово, дочка начала жалобно приплакивать.

– Видимо – да, – произнесла я, беря Ясмину на руки. Она стала нетерпеливо сучить ручками – ножками. Мама, плотно прикрыв за собой дверь, вышла из спальни, оставляя нас с дочкой вдвоем. Я принялась кормить малышку грудью. Послышалось довольное причмокивание, и лицо Ясмины стало удовлетворенным. Я улыбнулась ей и коснулась теплой щеки кончиком пальца. Дочка, перестав сосать грудь, внимательно посмотрела на меня, а потом, наполняя мое сердце непередаваемым счастьем, улыбнулась мне.

Где-то в квартире, сперва, зазвонил стационарный телефон, а потом – раздался звонок в дверь. А я сидела, наслаждаясь нашим уединением с Ясминой. Как же здорово было самой кормить ее грудью! Это время было только нашим, таким сокровенно-священным.

Наконец, дочка, насытившись, отлепилась от моей груди и сладко-сладко зевнула. Ага, видимо, скоро заснет. Какая удача! Это будет прекрасно, если в дороге она будет спать. Я аккуратно надела на нее комбинезон и повязала шапочку. Мои движения все еще казались мне неумелыми – и даже такой вроде простой процесс, как одевание ребенка вызывал у меня немало волнения – а удобно ли дочке, а не сильно ли я завязала шапочку, а закрыты ли ушки, а не вспотеет ли она, а не протечет ли подгузник…?

– Дочка, Тимур приехал, – послышался мамин голос.

Я, аккуратно подхватив Ясмину, вышла в коридор. Мой взгляд тут же уперся в мужа – он стоял у входной двери. Немного усталый, но по-прежнему такой привлекательный – в этих темных джинсах и спортивной куртке, наброшенной на широкие плечи, он навеял меня на сладкие воспоминания о тех временах, когда мы еще только начали встречаться. Скучала ли я по ним? Лишь изредка. Потому что сейчас, я ощущала себя значительно счастливее, и на самом деле чувствовала, с появлением дочки, что мы – СЕМЬЯ.

Муж, попрощавшись с мамой, забрал у меня спящую малышку. Я не могла не заметить, как вмиг потеплел его взгляд, стоило только Тимуру посмотреть на нашу дочку. Сердцу стало так спокойно, так хорошо. Скорей бы домой! Я соскучилась и хотела просто обнять мужа.

Обнявшись на прощание с мамой, я последовала за мужем вниз. Наиль шел впереди, Ильнур – позади меня. Вот такой процессией мы вышли на теплый, майский вечер. Я шумно вздохнула, с наслаждением вдыхая ароматный воздух. Чудесно как!

Ильнур что-то спросил у Тимура, и тот, приостановившись возле джипа, ответил ему. У братьев завязалась беседа, и я, почему – то взволнованная, взяла Ясмину к себе на руки. Сейчас минуточку подышим, и сядем в машину.

Внезапно, мое внимание привлекла женская фигура. Приглядевшись, я узнала, кто это. Моя старшая сестра.

– Все нормально, это сестра, – предупредила я Наиля, который собрался, было, встать между нами. Муж и братья, поздоровавшись, продолжили свой разговор, однако Тимур наблюдал за мной.

А я. Я смотрела на Машу, разрываясь от чувств. Мы ведь так и не виделись с ней после того дня. Я не знала, что ей сказать…

– Нянчишься? – сестра как-то горько-пьяно улыбнулась, и до меня дошел аромат ее алкогольных паров.

– Да, – просто ответила я. – Как ты?

– Нормально, ничё, – она сглотнула и смерила взглядом меня, а потом посмотрела на Ясмину – и я, чувствуя странную тревогу, инстинктивно прижала ее к себе еще сильнее. Не то, чтобы Маша была способна причинить ей вред, но… Я не знаю, мне стало не по себе. Сестра снова улыбнулась, а затем, чуть подавшись вперед, приглушенно начала:

– Я ведь не хотела ее, – под словом «ее», я поняла, что она имела в виду свою умершую дочку, – курила каждый день, пила…

Маша нахмурилась:

– Я смотрела на кроватку и думала – для кого она? Никого здесь не будет. Не нужна она мне была, – сестра шумно вздохнула, – я ведь хотела, сперва, аборт сделать. Это мамка меня отговорила. Видишь, как получилось.

Я смотрела на Машу, и не могла понять. Не могла понять ни ее, ни того, зачем она все это говорит именно мне (ведь мы никогда не были по-настоящему близкими сестрами). Так же я не могла понять, что я чувствую к ней. Осуждение? Может быть. Ужас от услышанного? И это тоже.

Но сильнее всего была боль. Разрывающая – мое сердце и душу на нити. Знания о причинах умершей малышки, осознание это, уже, будучи матерью, принесло мне эту боль. Маленькая девочка, которую не ждала мама. Покойся с миром, ангел.

Маша, что-то сказав, скрылась в подъезде дома – видимо, пошла навестить маму. А я, потрясенная, даже не помнила, как села в машину. Пришла в себя лишь на полпути домой – от голоса мужа.

– А? – выдохнула я.

– Говорю, что плачешь?

Я не знала, как Тимур это увидел – он сидел впереди, за рулем, а я сзади, рядом с детской автолюлькой.

– Я не плачу, – тихо ответила я.

– Ага, рассказывай, – голос мужа был почти строгим. – Обидел что ли, кто?

– Нет, просто устала, – уклончиво отозвалась я.

– Домой приедем – отдохнешь, – Тимур сделал тон более добрым, – и расскажешь.

Я лежала и не могла уснуть. Тимур, дочка – уже спали. А я, все еще под впечатлением от встречи с сестрой, пыталась успокоиться. Ее слова, ее откровение – легли тяжким грузом мне на грудь.

И снова пьянство, снова эта проклятая алкогольная зависимость. И я ничего, ничего не могла поделать – я была бессильна! Сколько горя принесла эта пагубная привычка…

Мое тело сотряслось от, прошедшей по нему, судороги. Щеки обожгли слезы – горькие, горячие. И тут же, дочка, захныкав, залилась плачем – и это напугало меня, потому что раньше она так громко не плакала.

Видимо, все это, правда – младенец остро чувствует настроение матери. А я была в ужасном психологическом состоянии. Я приложила Ясмину к груди, но малышка, лишь немного поев, снова залилась плачем. Мне стало страшно за нее. Я проверила ее подгузник, осмотрела всю – с головы до ног, в поисках источника раздражения, но так и не нашла ничего.

А в голове противно стучало, что всему виной мое самочувствие. В итого, треть ночи я ходила с дочкой на руках, а другую треть – Тимур. Когда я снова взяла уставшую от слез дочку и прижала ее к груди, то ко мне пришло уверенное осознание – нужно переезжать подальше от всех этих переживаний. Переведя на мужа взгляд, я произнесла:

– Когда вылетаем в эмираты?