День прибывал. Солнышко светило всё ярче. Снег на холме Лошадиная Голова быстро таял. В роще Маленькая Тень терпко и вязко пахло соком деревьев и набухшими почками. В норах возились зверюшки, щебетали птицы, там и сям шмыгали насекомые.

На земле, среди сухой травы и прелых листьев, суетились маленькие, размером не больше мышонка, пушистые розовые кыши. Они были заняты делом: приводили в порядок свои хижинки. Кыши совсем недавно вытаяли из снега и сосулек, где проспали всю зиму до первого тепла. И, едва обсохнув, сразу побежали проверить, не заняты ли их хижинки какой-нибудь настырной ящеркой, мышью или кротом. Хорошо, если нет. А что, если да? Пусть каждый решает сам за себя. Но кыш, уверяю вас, в таком случае поступит определённо по Закону.

Все кышьи хижинки перезимовали, в общем, неплохо.

Слюне и Хлюпе повезло: дождливой осенью их дом у болота затопило, зимой приморозило так, что он превратился в ледышку. И хоть желающих занять его было много, пробраться внутрь до самой весны никто не сумел. Теперь домик стоял наполовину в воде. Хозяевам, чтобы заселиться, следовало дождаться, когда вода сойдёт, а комнатки проветрятся и подсохнут. Братья торопили время и поочерёдно дежурили у крыльца, шугая мелких зверюшек-захватчиков, претендующих на кышью жилплощадь.

Вытаявший на холме Дысь решил не возвращаться в Большую Тень и отстроился в корнях старого каштана, где талая вода вымыла уютную пещеру – удобное место для хижинки. Кыш по прозванию Белая Жилетка строил свой домик очень старательно. Получилось просторное, удобное жилище с подсобными помещениями и несколькими потайными отнорками.

Тука помог Хнусю выстроить дом с другой стороны своего Дуба, так как прежний дом Хнуся под черёмухой был уже занят старым слепым ужом – не выгонять же старика.

На противоположных берегах Шалуна, под двумя высокими деревьями, расположились дома закадычных друзей Сяпы и Бибо. Бибо обосновался под стройным ясенем, а Сяпа устроился под кряжистой липой. Этой весной друзья получили свои домики назад в целости. Сработала Сяпина изобретательность. Всем известно, что чернокорень – лучшее средство от непрошеных грызунов и мелких хищников. Осенью Сяпа насушил стеблей и семян чернокорня, а перед зимовкой разложил их в хижинках.

Вот только мост через ручей снесло снежным оползнем. Пришлось друзьям строить мост заново. Кыши прикатили брошенное бобрами бревно, перекинули через ручей и укрепили камнями. Да ещё приделали палку-хваталку специально для Сяпы, который плохо держал равновесие, страдал скользкобоязнью, неустойчивостью и не умел плавать.

Больше всех не повезло кышу-одиночке Бяке по прозвищу Большой.

В прошлом году Бяка построил себе просторный светлый дом на северном склоне холма. Его хижинка, ловко встроенная в корни кривой сосны, была так хороша, что Бяка придумал ей ласковое имя «Моя Радость». Большой Кыш страшно гордился своим домом: его аккуратными слюдяными окошками и большим парадным входом. Кыш был молод и не знал, что излишества и роскошь часто приводят к беде. В дом через большой вход может пролезть большой зверь. Так и случилось. Зимой, когда Бяка спал в снежном сугробе, его опустевший дом приглянулся лохматому молодому Еноту. Недолго думая, бездомный зверь протиснулся внутрь, слегка подправил кышью архитектуру по своему вкусу и накрепко прижился в Бякиной хижинке.

Вытаяв весной из снега, Большой Кыш сразу отправился домой, в «Мою Радость», и, естественно, обнаружил там Енота. Кыш так рассердился, так обиделся, что стал крушить всё вокруг. Первым ему подвернулся домик Туки. И Бяка разнёс его по камешку. Увы. Увы. Увы. Нет, что ни говорите, нельзя срывать зло на других. Злость и обида – плохие советчики. Это знают все, даже кышата.

Жуликоватый кыш Люля умудрился отнять у застенчивого Сурка его нору, когда тот вышел погреться на весеннем солнышке. Вообще-то, мошенничество кыши осуждали. Оправдывая свой не слишком хороший поступок, Люля заявил, что он-де гадал на заячьих «орешках» и ему выпала такая судьба – обманом выгнать Сурка.

Кыши смирились. Но лишь Сяпа позаботился о судьбе одинокого зверя. Никому ничего не сказав, он соорудил новый дом под кустом бузины, а Сурок не поленился завершить подземную часть строительства. В общем, все остались довольны. Не было известий о Гнусе – ленивом кыше-нытике. Как потом выяснилось, Гнус вытаял, как и Тука, за каменной грядой, но не стал возвращаться на холм, а решил начать новую жизнь там, в Большой Тени, где никто не знал о его проделках.

Всех волновала судьба Ася – главного из кышей Маленькой Тени. Его очень любили, хоть он был малообщительным, застенчивым и очень старым. Трудолюбивый Ась снабжал своих собратьев вязаными носками и жилетками. Именно он три года назад связал Сяпе большую панаму, с которой тот не расставался ни на минуту. Ась был самым старшим и самым мудрым на холме, он знал всё про всё. Кыши ждали Ася со дня на день и ежедневно осматривали северные склоны холма, болото и лощину, где ещё лежал снег.

Ась вытаял последним. На болоте вместе со сладкой клюквой. Всю зиму он спал крепким сном в кустиках дурман-травы и багульника. Солнце не спешило растапливать льдинку, приютившую старика. Но когда срок пришёл – лёд растаял. Ась чуть было не захлебнулся талой водой, его едва не вынесло половодьем на камни, но молодчина Ась уцелел. Он подсох, отдышался и добрался до своего домика у родника. Дом пережил уже пятую зиму и преданно ждал Ася.

Глава шестая
Почему дерутся феномены?

Другу надо верить всегда и сразу.

Близнецы Слюня и Хлюпа. С Законом не поспоришь.

Про кышесинкразию и передник с карманами

– Не ходи туда, – посоветовал Хнусь, – ты же знаешь, там живут близнецы Хлюпа и Слюня.

– Пусть, – сердито отозвался Тука. – Пойду, и точка. Я всегда иду, куда иду.

– Как хочешь, но лучше не надо, – нахмурился Хнусь.

– Нет, не уговаривай, – упорствовал Тука. – Мои лапы сами топают в сторону этого домика. Мне так хочется побывать у этих спорщиков в гостях, аж пятки чешутся.

– Ну тебя! – устало сдался Хнусь. – Давай! Иди туда, куда идут твои лапы. Только знай, что, увидев немытых Слюню и Хлюпу, ты захочешь убежать прочь. Но ночь уже близко, и тебе придётся остаться у них до утра. А ни один нормальный кыш не может выносить их ссор так долго. Все обходят дом близнецов стороной. Даже шалый Бяка не ходит к ним в гости.

– Я никого не боюсь, – неуверенно ответил Тука и опасливо огляделся. Упоминание Бяки насторожило его. Разум говорил: «Стой, не ходи!» А неуёмное любопытство нашёптывало: «Иди, иди…»

Так или иначе, но доводы осторожного Хнуся подействовали – решительность Туки постепенно стала слабеть, а вскоре и совсем улетучилась. Хватило бы полсловечка, чтобы заставить его повернуть назад. Но Хнусь, видно, отчаялся и молчал. Тука оглянулся: рядом никого, Хнусь пропал. Только кончики кустов чуть шевелились, потревоженные вечерним суетливым ветерком.

Другу надо верить всегда и сразу. Иначе может наступить минута, когда некому будет уберечь тебя от беды. Тука поёжился, почесал лапой хвост и нерешительно двинулся вперёд, туда, где виднелся маленький дом и безобидно светилось круглое оконце.

Плакучая ива уже проснулась от зимнего сна. Её почки вздулись, напряглись, готовые вот-вот вспыхнуть тысячами золотистых огней. В основании этого удивительного дерева, в его напряжённых корнях и была сложена кривенькая хижинка Слюни и Хлюпы.

Тука приблизился к дому братьев, чуть не увязнув в глинистой жиже. Подобравшись к дверце, за которой кто-то надрывно вопил, Тука трижды ударил в дверь колотушкой, подвешенной к дверной притолоке. Рыдания и вопли смолкли. За дверью послышалась возня. Потом сердитый голос грубо осведомился:

– Кто там?

– Это я, Тука, – неуверенно ответил кыш.

– Нечего всяким Тукам ходить в гости, куда их никто не звал, – грубо ответили из-за двери.

– Почему? – удивился тот.

– Таков Закон, – важно ответили из домика.

– Разве есть такой Закон?

За дверью довольно долго размышляли, сопя и хлюпаяносом. Потом дверь открылась. Перед Тукой предстал сердитый лохматый кыш, укутанный в тёплый оранжевый шарф. Он грозно топнул задней лапой:

– Ты глупый кыш, который не знает про Закон! Ты гадкий нахальный кыш, который ходит в гости без приглашения! Ты кислый, как незрелый кизил, и вонючий, как старый носок, ты…

– А ты негостеприимный хозяин, – прервал его Тука, – и больше ничего.

– Неправда. Я не ничего, я гораздо больше, я – кыш Хлюпа! – Кыш снова сердито топнул лапой.

– Тогда пригласи меня войти в дом и погреться у очага, как принято в нашем племени. Ведь мы, кыши, очень гостеприимные и добрые существа.

– Кто это сказал? Это сказал Закон? – заинтересовался хозяин.

– Это сказал я. Но думаю, Закон не был бы против, – улыбнулся Тука.

– Хотелось бы верить, – поморщился Хлюпа, но всё же впустил гостя в дом.

Гость огляделся. В хижинке, сложенной кое-как (что всегда считалось у кышей дурным тоном), царил страшный беспорядок. Тука пожалел, что не послушался Хнуся. Он попал в дом к неряхам. Скорее всего, об этом на холме знали все, кроме него. Неспроста Бяка обходил этот дом стороной. Кыши были аккуратными и чистоплотными существами, они не выносили разгильдяйства в работе. От давно не мытой посуды или плохо стиранных носков у них начиналась чесотка. Однако братцы Слюня с Хлюпой были исключением. С трудом преодолевая брезгливость, Тука попытался завязать разговор:

– Хлюпа, я знаю, что у вас с братом один дом на двоих. Но где же Слюня?

– Да кто он такой, этот Слюня? – поджал губы Хлюпа. – Знать не знаю никакого Слюни!

– Как это «кто такой»? Слюня – твой брат, такой же пачкуля, как ты. Да в придачу ещё и соня, если до сих пор валяется в постели.

– Что-что? Кто это соня? – ревниво заступился за брата Хлюпа. За стеной кто-то завозился и всхлипнул. – Не смей дразнить моего Слюню! И вот что я тебе скажу, вредный незваный гость: ты вонючий…

– Знаю-знаю, – перебил его Тука, – я вонючий, грязный носок. У тебя, Хлюпа, совсем не развито воображение, толком не можешь отвести душу. Ты за время спячки перезабыл все кышьи традиции. Забыл, что на Празднике Розового Кыша на Поле Брани любой из нас может без устали в течение получаса ласкать слух присутствующих утончёнными, выразительными, адресованными кому угодно рифмованными ругательствами? Ну например, рассердившись на брата, ты читаешь ему такие стихи:

Отшлёпал Хлюпа Слюню скалкой.
Отбился бедный Слюня палкой.
В домишке сразу стало жарко,
Трещит несчастная хибарка.
Распухший нос, заплывший глаз!
Разборка! Драка! Бой! Атас!
Но Слюня, подустав пинаться,
Вдруг пожалел родного братца,
А Хлюпе стало жалко Слюни…
И братья распустили нюни.
Вот плачут, обнявшись, навзрыд –
Всё! Бой закончен.
И забыт.

– Понимаешь, – продолжал рассуждать Тука, – когда к кому-то испытываешь плохие чувства, надо непременно выплеснуть их, но только в стихах – такова наша традиция. Тогда низменная злость проходит и приходит благопристойное раздумье: следует ли ссориться из-за ерунды? Давай попробуй отругай меня как следует, но только складно.

Идея высказаться в адрес Туки очень понравилась Хлюпе. Он покрепче упёрся задними лапами в пол, втянул голову в плечи, сдвинул брови, открыл было рот… но поэтический слог к нему не пришёл.

– Ну нет! Я так не могу! – смутился Хлюпа. – Я же тебя в этом году всего второй раз вижу. За что тебя ругать? У меня ещё к тебе не накопилось злости.

– Во-о-от! – торжествующе заключил Тука. – Сначала нужно что-то узнать друг про друга, чайку вместе попить… У тебя чай есть?

– Да. Из молодой крапивы. И ещё найдётся немного желудёвых пряников, – примирительно пробурчал Хлюпа. – Слюню звать будем?

– А как же. Это ведь он подвывает за стенкой?

Хлюпа кивнул:

– Мы поссорились. Он мне проиграл в «шишки-камешки» и, стало быть, должен был идти мыть посуду. А он сказал, что не станет, потому что у него важное дело: он идёт качаться на качелях. Но это враньё! Его на качелях укачивает и тошнит. Значит, этот предатель просто-напросто собирался сбежать от грязной посуды!

– Подходяще! – обрадовался Тука. – Определённо ты на Слюню очень сердит. Из тебя злость так и сочится! Прочитай Слюне ругательные стихи, обида пройдёт, и вы помиритесь. Благодаря такой замечательной традиции кыши надолго не ссорятся.

– Ну, братуха, держись! – прошипел Хлюпа. И начал:

Хотел бы Слюньку я поджарить,
Крапивой хвост ему ошпарить,
И чтобы завершить игру –
С медведкой запереть в нору!
Но чем заняться мне без Слюни?
Сидеть в тоске, глотая слюни?
Вскипает чай, готов обед,
А Слюнечки всё нет и нет…

Хлюпа всхлипнул и замолк. И тут раздалось из-за стенки:

Родню себе не выбирают.
Что из того, что ты мой брат?
Когда прикышно унижают,
Обидчику ответить рад!
Я не хотел с тобою драться,
Ведь ты не кот, а я не мышь,
Но если примешься кусаться,
То зуб – за зуб,
За кыша – кыш!

Услышав такое, Тука всерьёз испугался, как бы братья вконец не разодрались. Но Хлюпа, ударив кулаком по столу, лишь рассмеялся:

– Какой высокий слог! Молодец, Слюня! Поэт! – И, гордо поправив шарф, решительно отправился к брату.

Вернулись они вместе. Обнявшись.

Чай быстро организовался сам собой. Все расселись за столом. Кыши бросили жребий: Хлюпе досталась оранжевая чашка, Слюне – жёлтая, а Туке – белая с зелёным ободком.

– Хоть ты и гость, но я сейчас отниму у тебя белую чашку, – ни с того ни с сего сказал Хлюпа Туке.

– Почему? – удивился тот.

– Потому что я сильнее! – гордо выпятил живот Хлюпа.

– Да я тебе её и так отдам. Что, разонравился оранжевый цвет? Бывает. Я слышал, есть такая болезнь – кышья идиосинкразия. Это когда кышу кто-то или что-то очень не нравится. Говорят: «У меня на что-то там идиосинкразия». Ничего не поделаешь: болезнь. Главное, вовремя распознать, что тебе не нравится, тогда…

– Тогда можно забрать и поделить все Хлюпкины оранжевые жилетки и носки! – с энтузиазмом закончил Слюня.

– Нет-нет, я совсем не это хотел сказать, – возразил Тука. – Я хотел сказать, что тогда станет ясно, что ты любишь.

– Я люблю передники с карманами, – пробурчал Хлюпа, – про них рассказывал Ась.

– А что такое «передник»? – заинтересовался Тука.

– Глупый вопрос! Ты бы лучше спросил, что такое «карманы». Это гораздо интереснее.

– Что же это?

– Это то, куда можно складывать всё, что захочешь.

– И?..

– И носить с собой.

– Носить с собой? – засомневался Слюня. – Допустим, у меня есть енот. Ну зачем мне его класть в карман и носить с собой, если он может возить меня на спине?

– Енот большой и как пример не годится. Я говорю про разные там малюсенькие разности, – не сдавался Хлюпа. – Ма-а-алюсенькие такие, но которых очень много. Положил всё это в карманы и пошёл, а?

– Ужас! – передёрнуло от негодования Слюню. – Положил «много» в карманы и пошёл! Далеко ты с этим «много» уйдёшь? Да и зачем с собой таскать столько-то? Ты это «много» положи в большую супницу и крышкой накрой. А если не поместится, то в чайник. И никто не тронет это «много», потому что не найдёт. А не найдёт, потому что не догадается, что ОНО в чайнике.

Хлюпа сдвинул брови и сжал кулаки:

– Всё, Слюнька, всё! Сейчас я тебя точно отлуплю!