– Думаю, да, потому что он удивительно интересный человек. Даже странно, что такого приют воспитал.

– Однако же и вы, Ева, из того же самого приюта, – заметила Элла Августовна.

– Если бы не Колюня, кто знает, кем бы и где бы я теперь была, – вздохнула Ева.

– Были варианты?

– Нет. Но если бы не постоянное присутствие Колюни, который был всегда рядом, как каменная стена, не знаю, что бы со мной было.

Поднялся компактного телосложения мужчина в тройке, с бородкой клинышком.

– Я представляю «Детективную газету», – сказал он. – Хотелось бы уточнить, почему именно жанр детектива вас заинтересовал больше всего в выборе творческой реализации, а не, скажем, любовный роман?

– Я не выбирала, – поправила челку Ева, сползшую на глаза. – Мои романы не детективы, если брать полное толкование жанра. В первую очередь, это как раз-таки романы о любви, а уже потом детективы или что-нибудь еще.

– Я хочу добавить, – вступил в беседу Аркадий Петрович, – что благодаря этому, то есть смешению жанров, произведения Евы и пользуются таким успехом. В них есть все, – на пальцах стал перечислять: – и мелодрама, и детектив, и триллер, и фантастика в какой-то мере, причем в каждом. Это не так-то просто, согласитесь, использовать в одном произведении кучу разных жанров.

– Спасибо, Аркадий Петрович, – поблагодарила Ева издателя за объяснения.

Молодой, задумчивого вида человек с физиономией поэта задал такой вопрос:

– Что вы чувствовали, получая отказы один за другим, пытаясь издать первый свой роман?

– Ой, я ревела как дура каждый раз. Хорошо, что не додумалась со злости уничтожить, хотя мысли такие были. Я понимала, что написала не бог весть что, но обидно было, что мой роман возвращают непрочитанным. Все же у меня хватило духу продолжать одиссею по издательствам. Видно, сказалось воспитание приюта, где наглость и упрямство почитались как высокие моральные качества.

Красивая блондинка с яркими сочными губами, с золотым кулоном на груди, с северным акцентом спросила:

– Что такое для вас шелк? Все героини ваших произведений просто без ума от этого куска ткани, а в последнем вышедшем романе вы используете шелк в качестве орудия убийства. Он что – символ какой-то или метафора? Может быть, вам таким образом захотелось подчеркнуть собственный вкус?… Только в нашей стране шелк носят исключительно женщины легкого поведения.

– Мне очень жаль вашу страну в таком случае, – сказала Ева. – Попробуйте произнести слово «шелк» несколько раз подряд, попробуйте-попробуйте, все-все, что вы слышите? Это же шум моря, шелест леса и шепот дождя одновременно, а потрогайте шелк на ощупь, – Ева плавно, нежно провела по рукаву. – Это сама свобода, вольная воля, холодная, как лед, и горячая, как дыхание огня. На протяжении множества ночей мне снилось, что я на шелку сплю и шелком укрываюсь. Читая французские романы, я завидовала каждой героине, носившей наряды из шелковой ткани. Женщины легкого поведения из вашей страны отличаются изысканным вкусом. Я тоже предпочитаю шелк другим тканям, и мои персонажи стараются не отставать от той, кто их создал.

Она бы долго еще говорила и рассуждала на тему вкуса, тем более все, что касаемо шелка, было любимой темой, когда бы ни странного вида человек, привлекший ее внимание. Красавец-блондин, безупречно выбритый, с обнаженным мускулистым торсом, с кожаными нарукавниками на обоих запястьях, в кожаных черных брюках и таких же сапогах, медленно приближался к девушке, не сводя с нее глаз цвета холодной стали. Ева словно застыла. Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, даже голову повернуть в сторону не получалось. Только смотреть на приближавшегося мужчину с накачанным торсом и гадать, откуда он взялся? Кто его пропустил в таком виде в студию?…

Блондин подошел к столу, за которым сидела Ева, остановился, опустил руки ладонями на стол и, наклонившись к ней, произнес приятным бархатистым баритоном:

– Здравствуй, Ева!

Девушка не ответила на приветствие. Она все так же неподвижно сидела на месте и все так же в упор вынужденно смотрела на блондина. Чего он хочет? Почему никто никак не реагирует на его появление и поведение? Или ей все это только мерещится? Эта студия, пресс-конференция, она сама?…

– Что за цирк ты здесь устроила? – улыбнулся блондин, но какой-то ненастоящей улыбкой. – Тебе приятно общество этих шутов? – указал пальцем в зал, не оборачиваясь. – Они же все больны. Неизлечимой болезнью. Имя которой похоть. Мужчины уже давно раздели тебя глазами и в своих фантазиях входят в тебя и выходят без устали, а женщины… женщины тебя разрывают, как коршуны, на кусочки и скармливают собакам. Хотя нет, одна все-таки тебя любит, и даже искренне, вон та, с косичками, смешная такая. Знаешь, что она сейчас с тобой делает? Ты же любишь шелк? Вот в него она тебя и пакует, скоро он тебя проглотит совсем, съест и не подавится.

Еву охватывает паника, связывает по рукам и ногам, в глазах, таких больших и красивых – ужас. Почему никто не поможет ей? Почему нет рядом Егора? Он бы вытащил ее из этого кошмара… Надо просто позвать его, он сразу отзовется, он не может не услышать ее… Но как, как она позовет на помощь, если даже собственный голос сейчас ей не подвластен?…

– Да кто ты такой?! – вдруг на всю студию закричала Ева, замахиваясь рукой на блондина.

Но его не было.

Ева стояла за полукруглым столом, тяжело дыша, и медленно опускала занесенную для удара руку, а притихший зал и съемочная группа удивленно смотрели на девушку в жуткой неприятной тишине.

– Простите! – прошептала Ева и тяжело опустилась в кресло.

Аркадий Петрович тут же объявил, что пресс-конференция окончена. Элла Августовна налила ей в стакан минералки и попросила выпить. Ева сделала несколько маленьких глотков и поставила стакан на стол.

Журналисты постепенно расходились, явно недовольные тем, что пропустят самое интересное, но сенсация у них уже была в кармане. Можно как угодно теперь расценивать непонятное поведение и вскрик известной писательницы, неизвестно кому адресованный. Не девчонке же, задавшей вполне безобидный вопрос о ближайших творческих планах… А, может быть, не все в порядке с головой у Евы Момат?…

– Я пойду, – сказала Ева Аркадию Петровичу и направилась по направлению к выходу из студии.

– Я провожу… – предложил Аркадий Петрович.

– Не стоит, – отмахнулась та и вышла в коридор, где столкнулась с девушкой с косичками, как у Пеппи ДлинныйЧулок. Но Ева только скользнула взглядом по ней и поспешила дальше. Девушка окликнула ее, Ева не отозвалась.

…Так или почти так, насколько помнила Ева, прошел ее первый телеэфир. Она пыталась еще что-то вспомнить, что-то очень важное, и одновременно курила, запивая сигаретный дым сладким кофе в гримерке, где, кроме нее, находились еще Аркадий Петрович, Элла Августовна и та смешная девушка с косичками. Оказывается, ее звали Дашей, и она делала свой первый репортаж для какого-то женского журнала.

– Что же все-таки произошло? – спрашивал Еву Аркадий Петрович. – Что тебя так напугало?

– Не знаю, Аркадий Петрович, – пожимала плечами Ева. – Галлюцинации какие-то.

– С вами уже случалось такое? – пытаясь помочь, поинтересовалась Даша.

– Нет, – отрицательно качнула головой Ева. – Но где-то я читала, что при резком изменении жанра в творчестве начинают происходить странные вещи.

– А вы изменили?

– Да. Я пишу целиком фантастический роман, что-то вроде пост-катастрофик.

– Дождь закончился, – произнесла Элла Августовна, выглянув в окно.

– Я пойду тогда… – сказала Ева.

– Все же я тебя отвезу, – настоял Аркадий Петрович, по какой-то непонятной причине перейдя на «ты». Раньше он никогда не позволял себе этого, но Ева никак не отреагировала. Возможно, она все время считала, что Аркадий Петрович давно должен был перестать ей выкать. В сложившейся ситуации он еще больше почувствовал, как дорога ему девушка.

Взяв Еву за руку, как маленькую, Аркадий Петрович направился к выходу. Она не сопротивлялась, покорно села в машину, откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза. Аркадий Петрович включил музыку, но тут же выключил. Молча они ехали по городу, приходившему в себя после недавней стихии.

– Ты бы не молчала, – заговорил вдруг Аркадий Петрович. – Тяжело ведь в себе держать негатив, по себе знаю.

– А что говорить? – не открывая глаз, спросила Ева, и добавила: – Я ничего не помню. До вскрика. Глупо, наверное, выглядела?

– Ничего, – произнес Аркадий Петрович, – нормально. Первый блин всегда комом.

– Аркадий Петрович, – открыла Ева глаза, подвинулась ближе к издателю и положила голову ему на плечо, – я ничего такого не разболтала?

– Ничего такого, – успокоил Аркадий Петрович, улыбнувшись.

– Честно-честно? – переспросила Ева.

– Честно-честно, – подтвердил Аркадий Петрович.

– Это хорошо, – прошептала девушка.

Она снова закрыла глаза, еще сильнее прижалась к плечу Аркадия Петровича, словно искала защиты. Издатель нежно погладил ее по волосам, потом обнял за плечи одной рукой.

– Так хорошо, – прошептала Ева. – Почему вы не мой папа?

Ответить Аркадий Петрович не успел, да и стоило ли?

Зазвонил телефон в сумочке Евы. Девушка взяла мобильный, приложила к уху.

– Да, Егор! – сказала она.