Утром всё выглядело так, будто ночной эпизод был дурным сном. Джессика вела себя, как обычно: болтала о планах, раскладывала продукты по шкафчикам, смеялась, когда Томоя пытался произнести скороговорки на английском, что по сей день давались ему с трудом. Она вовсе не вспоминала про телевизор, и Томое даже показалось, что не стоит возвращаться к этой теме. Девушка в добром здравии. Не стоит лишать её желания радоваться повседневным мелочам. Однако в скором времени, он заметил – что-то изменилось в Джессике.
Первым делом – глаза. Иногда они задерживались на нём слишком долго, будто она ждала от него какой-то реплики. А когда он спрашивал: «Что?» – она вздрагивала и говорила, что просто задумалась.
Однажды, за очередным завтраком, он поймал себя на мысли, что её улыбка стала слишком симметричной, а реакция запоздалой. Раньше уголки губ поднимались чуть неравномерно, отчего выражение лица выходило живым. Теперь улыбка будто нарисованная – ровная, неподвижная, и держалась дольше, чем нужно. Да и Бакстер стал запуганным. Всё время прятался под кроватью. К хозяйке не подходил ни под каким предлогом. Если и подходил, то только к Томое. Маленький шерстяной комочек дрожал и жался к ноге хозяина. А вот на его пассию открыто рычал, выражая пробудившийся в нём инстинкт защитника.
– Ты выглядишь… – начал он, но осёкся.
– Что? – её карие глаза с интересом блеснули.
– Уставшей, наверное, – нашёл он оправдание, неловко массируя шею.
Джесс даже ела в не в своей привычной манере. Обычно она стремилась, как можно быстрее закинуть пищу в рот, да бегом собираться на учёбу. В каждом её действии отнюдь была несвойственная ей ранее равномерность и какое-то абсолютно нечеловеческое спокойствие, она оттягивала эти застольные моменты, словно гурман. Все движения больше походили на механический процесс, нежели на действия живого человека.
Вечером Джарвис принесла со двора убитый временем, с отколупавшейся зелёной краской, складной стул и поставила его прямо напротив окна, того самого, где ночью она заметила силуэт ребёнка. Джарвис сидела там, словно ожидая кого-то. Сидела идеально ровно, выпрямив спину. Руки её были сложены на коленях. Томоя застал её за столь нетипичным занятием после очередной пробежки. И, конечно же, жутко удивился:
– Скажи? Ты дуешься из-за того задрипанного телевизора же? Что я не поверил тебе?
Она только равнодушно пожала плечами:
– С чего бы? Там никого нет.
– «Там»?Ты стала вести себя странно. Думаю, что мне нужно избавиться от него.
Он хотел добавить: «Иначе в следующий раз получу разрыв сердца от твоих ночных выкриков» Но промолчал всё же. Дабы не поднимать столь чувствительную тему в такой момент. Ведь чувствовал же, что с ней что-то не то. Как и то, что шутить сейчас она точно не готова. Видимо всё ещё переживает последствия от разыгравшегося на ночь воображения.
Через несколько дней её поведение стало ещё более странным. Иногда она застывала, стоя спиной к нему, и не шевелилась. Вроде бы занималась обычными делами на кухне на первый взгляд. Если же он звал её – она не отвечала. Только спустя минуту резко разворачивалась, и в её глазах было что-то зловещее и пугающе пустое, схожее с тёмной бездной. Она стала говорить обрывками. В её речи появлялись паузы – слишком долгие, чтобы быть естественными. Словно про себя она выбирала нужную фразу из набора. Время от времени Томоя заходил в спальню, а Джессика стояла посреди комнаты, абсолютно неподвижная, руки вдоль тела, глаза устремлены куда-то сквозь него. Казалось, она слушает звук, которого не слышит он.
– Джесс? – звал он.
Она реагировала, вздёрнув голову вверх рывком, слишком резко, будто её «включали». И улыбалась – опять этой идеально симметричной улыбкой. Томоя решил, что это какой-то её новый прикол, поэтому просто в очередной раз отмахивался и уходил заниматься своими делами. Учебные будни всё ближе. Вот он и решил неспешно готовиться к ним. В одиночку, что было особенно неприятно. Одиночество полностью захватило этот дом в свои удушающие объятия. Парень перестал ощущать ламповость атмосферы. Её давно уже не было здесь. Те счастливые мгновения вдвоём растворились в небытие. Словно и не было их никогда.
Однажды Томоя проснулся посреди ночи и ощутил тяжесть на своих ногах. Джессика сидела на нём верхом и это удивило его. Изначально Томоя спросонья списал это на игривость своей возлюбленной. Только вот время ровно час ночи. Явно не до кувырканий. Об этом надо было задуматься хотя бы до сна. Однако непотребные мысли довольно быстро покинули голову японца. Она просто сидела, неподвижно, смотрела на него. В комнате было темно, но её улыбку было видно. Удивительно. Она казалась даже ярче на фоне непроглядной темноты. Страшная, словно чеширский кот, черт её дери. От этого и намёки на флирт сошли на нет. Ситуация больше не располагала к предложению интима. Томоя решил полюбопытствовать:
– Почему ты не спишь? – прошептал он.
Она медленно наклонила голову. Жуткая улыбка не менялась. Она оставалась видимой, но ни единого мускула на её лице не дрогнуло при этом.
– Я смотрела, как ты спишь.
Фраза, что должна была в идеале прозвучать с заботой – прозвучала леденяще жутко.
После того случая Томоя начал избегать этого безумного взгляда. Наутро ничего не изменилось. Наверное, ситуация стала только хуже. Она уже не занималась делами, как полагается. Вместо того, чтобы готовить завтрак, Джессика просто стояла и «резала» воздух, постукивая острием ножа по разделочной доске. При этом ни единого продукта не было на столе. Томоя замер в ужасе, когда обнаружил её в такой состоянии. Если шутка, то как долго же она затягивается. Прекратить бы уже пора. Но, чёрт возьми, нет! Не похоже это было на шутку. И всё чаще он ловил себя на том, что смотрит на неё и пытается вспомнить – была ли она всегда такой? Или то, что сейчас живёт с ним под одной крышей, уже давно не Джессика?
– Джесс… – позвал он дрожащим голосом.
Она обернулась. Лицо её было таким же, как всегда – нейтрально-спокойным, а взгляд безучастным, но изучающим.
– Может позанимаемся сегодня вместе? – спросил он.
Ответа не последовало. Лишь эта жуткая улыбка. В этот раз она не ответила даже спустя время. А просто буравила его своими глазами. Холодными, как бесчувственный сканер. В груди Томои неприятно заклокотало. Но он до последнего пытался убедить себя, что всё нормально. Это просто затяжная шутка.
Отзанимавшись положенные полтора часа, он решил зайти на кухню и приготовить себе парочку сытных сэндвичей. Однако Джессику там не обнаружил. Да и не услышал, чтобы она проходила мимо и поднималась вверх по лестнице. Он готов поклясться, что в последний раз видел её на кухне, а та вдруг неожиданным образом пустует. Её куртка внезапно исчезла с вешалки, почти разряженный телефон остался на журнальном столике. Он ждал час, два – всё впустую. И что в голове у этой девушки? Она вынуждала его с ума сходить. Вот так просто собралась и, ничего не говоря, ушла из дома. Хотелось с кем-нибудь поговорить. Он решил набрать свой домашний номер. Хотел услышать голос матери, да и в очередной раз заверить, что с новым домом абсолютный порядок. Стоит ли ей рассказывать про Джессику? Они ведь так и не познакомились. А маму его это наталкивало на мысли, что он повёлся с девушкой ненадёжной. Одно беспокойство сменится другим. Возможно не стоит оно того. Парень стоял на веранде и невольно разглядывал ветеранский дом, что был напротив, пока вслушивался в бездушные монотонные гудки на той стороне. Судя по тому, что ему удалось разглядеть в приоткрытом окне, жизнь там протекала самым обычным образом. Пожилая парочка крайне колоритно ссорилась, покрывая друг друга всем, на чём белый свет стоит. Вот где настоящая жизнь. А не это всё.
О проекте
О подписке
Другие проекты
