В шестой серии показывали инаугурацию президента Сандерса и ликующие толпы молодежи, профессуры, афроамериканцев и ЛГБТ. Седьмая серия была посвящена отдельно торжествам еврейских общин, обычно люто ругающихся между собою, но тут празднующим этот небывалый триумф сына избранного народа во благо избранной стране. В девятой серии среди прочих праздновали новую эру и мигранты, под гигантскими кактусами у мексиканской границы. Кактусы казались бутафорскими, но энтузиазм неподдельным. Пейзаж украшали цветные плакаты, победные жесты, море улыбок и радостные интервью под камеры.
Серии с одиннадцатой началась эпопея по счастливому преобразованию страны. Сияющие студенты заполняли аудитории бесплатных университетов. Сезонные рабочие заканчивали день на полях и уезжали в новеньких машинах. Автобусы с нарисованной на борту поварешкой развозили еду старикам на дом. В госпиталях не требовали страховок, и у всех хватало денег на дешевые лекарства в аптеках.
С тридцать седьмой серии вдруг началось бегство производства. Самые жадные капиталисты, не в силах лишиться своих сверхприбылей, переносили заводы за границу. С пятидесятой пошла утечка мозгов. Научная элита переезжала в оффшорные зоны. На Сейшелах и Вирджинских островах вдруг открылись платные университеты и возникли фирмы, еще недавно работавшие в Калифорнии.
И в семьдесят первой серии озабоченный Конгресс не мог наскрести достаточно денег на социальные выплаты! В семьдесят третьей толпы бездельников заполняли кварталы бедноты, еще двадцать лет назад бывшие районами фешенебельного среднего класса.
К девяностой серии в клиники стояли длинные очереди. В девяносто третьей они выстроились в магазины, в девяносто девятой – на бензозаправки.
Сто тридцатая серия была посвящена справке. Справки требовались о возрасте, о трудовом стаже, о здоровье, о разрешении на дополнительное питание, лечение, покупку автомобиля, строительство дома, на переезд в другой город… справок насчитывались сотни, тысячи, горы.
Сто сороковые серии раскрывали проблему бюрократии. Чиновники всех рангов занимали около тридцати процентов всех рабочих мест, затем сорока. Они всем руководили, все организовывали и все планировали, чтобы шло гладко. В результате не шло гладко, и шершаво не шло, и никак уже не шло.
Сто девяносто девятая серия была последней. Там меж руин шла гражданская война, заключенные освобождались из концлагерей, а армия переходила на сторону народа.
– Додик, – сказал Ребе, зевая. – Кончите ваш балаган. Мы все уже поняли. Спасибо. Берни, что тут странного – ну, в очередной раз не получилось?
Копперфильд исчез, и с ним исчезла Америка, как будто ее никогда не было. А посреди деревенского дворика возникла кафедра из светлого пластика под дерево, и Ребе водрузился за ней, как памятник Марксу, если на Маркса надеть черную шляпу.
– Кто такой был Маркс? – спросил он и взмахнул не то указкой, не то дирижерской палочкой – Маркс был социальный эволюционист. Или эволюционный социалист? Великий, но ограниченный. Его эволюция подобна шахматам, где за ходом е2-е4 следует ответ е7-е5 – после чего игра кончается, и черным объявлен мат. На чем шахматы как игра закончены в принципе. Цель игры достигнута навечно.
Берни открыл рот с видом горячего несогласия.
– Берни Сандерс, сделайте раву Шнеерсону личное одолжение и помолчите. Вы хотели понять? Ну так я объясняю.
Цыпленок вылупляется из яйца, растет, превращается в курицу, клюет зерно и несет яйца, и если не зарезать ее для супа вовремя, то ее плоть вернется в прах и в него превратится. Ты был плотником и знаешь, как строится дом. Деревья растут долго, потом их срубают и пилят на доски и брусья. Из них сколачивают дом, возводят стены и крышу, настилают полы. Потом красят и клеят обои. Потом в нем живут люди – счастливые и несчастные, одно поколение и четыре поколения. Потом одних похоронят, а другие уедут. Дом обветшает, разрушится, и руины сгниют, вернувшись в прах.
Берни сдержался, но, будучи закоренелым атеистом, про себя выругался весьма энергично. Твою мать, все течет и все изменяется, кто бы мог догадаться (в воображении он презрительно осклабился). Недаром Гераклит презирал людей.
– Гераклит ладно, но уже Аристотель ясно писал, что формы государственного устройства сменяют одна другую, – продолжал Ребе.
У Берни слегка отвисла челюсть.
– Мы не должны ограничиваться Каббалой, идущие к знанию и истине любыми путями заслуживают внимания. Меняются земные законы, меняются государства. Человек каждый миг продолжает строить свою жизнь, и все время меняется. Меняется его дом, его близкие, меняется даже его земля.
Каменный дом стоит долго, деревянный нет. Нож из меди затупится быстро, из твердой стали будет острым долго, но в конце концов тоже затупится.
Были рабовладельцы и рабы, были феодалы и бедные крестьяне, были капиталисты и дети, работавшие на фабриках и в шахтах. Рабство царило тысячи лет, феодалы царили века, зверский капитализм сумел сохранить себя всего один век… Чаю! – закричал он, дверь над крыльцом отворилась, оттуда высунулась человеческая рука нечеловеческой длины и поставила на кафедру стакан чая в подстаканнике. Ребе отхлебнул и продолжал:
– Одни люди живут сто лет, а другие дряхлы уже к шестидесяти. Чтобы механизм хорошо работал и долго служил – его нужно тщательно сконструировать. Нужны подшипники и смазка. Нужен прочный металл и запас прочности. Нужны регулярный ремонт и уход.
Чересчур комфортабельный автомобиль окажется неэкономичен, непрочен и недолговечен: все эти качества будут принесены в жертву комфорту. Он получится большой, громоздкий, высокий и широкий, с раскладными диванами и барами. Этот дворец на колесах будет дорого стоить, бренчать на ухабах, тяжелая колымага станет долго тормозить, жечь много бензина и не помещаться на парковки.
К концу ХХ века сконструировали довольно прочные и умные государства. Где комфорт, труд, права и обязанности сочетались в разумной гармонии. Сильные, умные и ловкие могли иметь больше других – если работали больше других. Но слабые и глупые имели свою честную долю возможностей и прав. А самых слабых, старых и больных, общество содержало за свой счет.
Умные открывали и изобретали, волевые рулили, старательные брали трудом и терпением. И все важные вопросы решали сообща.
– Ну, это ты типа про Отцов-Основателей, – пробормотал Берни, как школьник, и чувствуя себя школьником.
– Государство – это автомобиль, который едет по меняющейся постепенно местности, по разным дорогам, а иногда вовсе без дорог. Со временем в нем меняются пассажиры, а порой меняется водитель и механики…
(Оказалось, что деревенский дворик давно уже не дворик, а занимает все пространство до горизонта, на этой вытоптанной площади переминается бесчисленная толпа, взобравшийся на кафедру оратор сорвал шляпу вместе с седым париком и, зажав в руке, энергично ими жестикулирует, а его лысина сияет на солнце):
– Любое государство эволюционирует! Развиваются наука и техника, растет производство, поднимаются новые социальные группы, и отношения между людьми требуют изменений. Истощаются старые земли и распахиваются новые, решаются старые проблемы и неизбежно заменяются новыми.
Запомните! Решение любой проблемы порождает новую проблему!
Вы накормили голодного? Позаботьтесь о туалете. Построили туалет? Найдите ассенизатора. Нашли ассенизатора? Платите ему зарплату и обеспечьте жильем. Вам придется организовать целый город, чтоб не просто накормить бедолагу, но и разобраться со всеми последствиями вашей благотворительной кормежки. Или вы решили этого голодного накормить, а за это сделать строителем и ассенизатором? С чего вы взяли, что он с вами согласится, если можно пожрать задаром?
Благотворительность – это большая головная боль. Благотворительность не проходит даром для благотворителя. Любое твое благодеяние порождает долг сделать следующее благодеяние.
Ну так это еще мелочи.
Вспомните Дон Кихота! Кто такой? Рыцарь, недоумки! Он обеспечил встреченным несчастным первейшее право человека – право на свободу! Он освободил их. Следующий шаг? Они забросали его камнями. Почему? Потому что сволочи! И место им самое было – на каторге, куда их правильно засунули.
Собираясь творить добро – трижды подумай, чтобы из твоего добра не вышло зла. И для политика это – первая заповедь. Ты творишь не абстрактное добро – ты работаешь с разными людьми.
Есть здесь социалисты?
– Есть! – закричала толпа, зашумело пространство, руки возделись в приветственных жестах, и птицы взмыли вверх и закружились.
– Ты платишь пособие матери-одиночке, а семейной не платишь. И это справедливо и прекрасно. Но! Этим ты поощряешь девушек становиться матерями-одиночками. Потому что это выгоднее. Вот она встает перед выбором: оформить брак или остаться незамужней? Но выгоднее жить с мужчиной без формальностей – и получать деньги за это. За то, что не оформила брак. И мужчина принимает выгоду такого положения: захочет – уйдет без формальностей. То есть? Вы поощряете разрушение семьи. Вы сделали добро – помогли бедной матери. А одновременно – где тридцать, а где уже все восемьдесят детей из ста растут без отцов. В этом мало радости ребенку. И много проблем, когда он вырастет без отцовской руки, надежной защиты и авторитета.
То есть: вы платите за то, чтобы люди не заводили семей. Но не платите за то, чтобы заводили. Это понятно?
Ну так это и есть социализм. Вы делаете добро – не желая думать, как из него происходит зло.
Понимаете, жизнь – это усложнение. История – это усложнение общества. Вся эволюция Вселенной – это усложнение материи.
И как только вы поместите куда-то в отдельное пространство сотню вполне одинаковых, равных во всем людей – этот социум из ста человек неизбежно начнет усложняться. Определятся самые умные, самые сильные, самые деятельные, найдется самый веселый, а большинство будет соглашаться и делать то, что все решили. Одни станут авторитетными, других не будут принимать всерьез. То есть: мы получим структурированный социум.
И этот социум начнет решать встающие перед ним задачи: построить жилища, добыть дичь, защититься от хищников, родить и воспитать детей.
А хотите – получится «Повелитель мух». А окажется человек один – получится Робинзон Крузо. А равные во всем солдаты одной роты вернутся с войны – и жизнь каждого сложится по-разному.
И вот: вы Повелитель, и сейчас осчастливите народ и страну справедливым устройством. Чтобы все были сыты, здоровы, обучены и имели равные возможности. Поехали!
Вот вы сделали школы обязательными и бесплатными. И три хулигана, не желающие учиться, малолетние правонарушители, терроризируют целую школу и унижают учителей. Их нельзя выпороть, как было в прошлые века. Их нельзя исключить из школы вообще – они имеют от нас право на образование. Их нельзя посадить в тюрьму для малолетних преступников – они слишком малолетние. Хотя от них уже беременеют их сверстницы. И вот три говнюка портят жизнь всем и издеваются. Хотя им место в закрытом интернате для дефективных. Нормальные дети от них плачут, а они радостно гогочут. Вы их поощряете!
Вот вы назначаете пособие и массу льгот безработным. И несколько процентов всего населения – а это миллионы человек! – мигом решают: на кой черт работать, если можно хорошо жить и так? И когда простой работяга живет ненамного лучше бездельника – он, конечно, задумывается: а на кой черт пахать и содержать этого паразита, если можно жить на халяву самому? Да вы поощряете бездельников!
В любом социуме большинство ориентировано одинаково: работать как можно легче и меньше, при этом по возможности престижнее – а получать при этом как можно больше. Их критерий – наивыгодное соотношение «труд/оплата» по категории «экономкласс».
А меньшинство стремится к власти и деньгам, реализуя свои возможности сворачивать горы, свою жизненную энергию.
Получается – что?
(Берни обратил внимание, что, стиснутый толпой, он упруг и гибок, более того – ветер отдувает его черные волосы, щека под рукой гладкая, а на нем – майка с эмблемой их университетского баскетбольного клуба. Еще он отметил, что подобные речи в романах-антиутопиях произносят профессора. А Любавический Ребе… эта лысина, этот поношенный черный костюм… а бородка стала маленькая и рыжая… Че Гевара? Глупости. Троцкий? Он не лысый. Ленин! Вот он, русский вождь еврейского социализма! Да, но он был экстремист…)
– Что происходит с народом, когда медицина достигла высот, а цивилизация – богатства? – продолжал Ребе. – Больные дети выживают и оставляют потомство. Больные взрослые выживают и оставляют потомство. И что говорят биологи? Они говорят, что накапливается «генетическая усталость». Но у гена нет рук и ног, он не пашет ради хлеба насущного, он не может устать. Он делает что? Он дегенерирует! Он сохраняет и передает ущербные особенности организма. С народом происходит дегенерация – люди в среднем становятся хилые, болезненные, с ослабленной репродуктивной функцией.
И тогда – как бы само собой – рождается меньше детей, и этот высококультурный и обеспеченный всеми благами народ начинает вымирать. Умирает больше людей, чем рождается.
– Да здравствует социализм! – с возмущением и энтузиазмом завопили в толпе и стали махать огромным красным флагом.
– Ну а как же! – авторитетно подтвердил Ребе и продолжал: – Вы содержите безработных. Не только тех, кто не может найти работу. Но больше тех, кто работать не хочет. И чем больше, чем щедрее вы поощряете бездельников – тем больше их плодится. Растущее количество паразитов – неизбежное следствие социализма.
Второе следствие – ослабление мотивации к труду. Зачем работать хорошо, если за те же деньги можно работать плохо? Зачем ломать горб на тяжелом месте, если за те же деньги можно пристроиться на легком?
Надо всегда учитывать психологию человека как такового. Человек от природы, по Вселенскому закону, волей Всевышнего – устроен так, что он старается достичь результата самым коротким, самым выгодным, оптимальным путем, с наименьшей затратой энергии. Вообще так устроена вся эволюция Универсума.
Если за равные деньги можно не работать – не будут работать. Можно отлынивать – будут отлынивать.
Третье. Чтобы справедливо снимать налоги с богатых и справедливо распределять их между всеми отраслями экономики, между всеми трудящимися – нужно много чиновников. Чиновник – это распределитель, организатор, координатор во всех уровнях экономики. Чиновник – полноправный и полновластный представитель государства. Народ делегировал власть государству, а оно делегировало и распределило ее между чиновниками. То есть: чиновник становится хозяином всего. Всех сфер жизни.
Социализм – гарантия всесилия тотальной бюрократии, которая стремительно растет и правит от имени государства.
Четвертое! Социализм – это государство бюрократии!
Зарубите это себе на носу. О, сначала чиновники вполне демократичны и дружелюбны, их немного, но число их растет в арифметической прогрессии, создаются все новые бюрократические органы, плодятся все новые бесчисленные законы, акты и инструкции, и вот уже вся экономическая машина начинает буксовать. Для координации всех дел проводятся бесчисленные совещания, и бесконечные инструкции все гуще противоречат друг другу.
Пятое. Любой человек хочет что-то значить. Я ненавижу это заплеванное выражение «воля к власти». Это у политиков, у вождей, у директоров может быть воля к власти. А обычный человек хочет, чтобы с ним считались. Чтобы его желания учитывались. Чтобы в его планах ему шли навстречу. И чем энергичнее человек, чем он честолюбивее, тем он стремится занять более высокую ступень социальной пирамиды. Это нормально. Это, можно сказать, здоровый социальный инстинкт.
Промышленник мечтает выпустить небывалый товар необыкновенного качества, разбогатеть и стать знаменитым и влиятельным в мире большого бизнеса. Ученый мечтает сделать великое открытие, и Нобелевская премия ему не помешает. Художник мечтает о шедевре, генерал прославить себя победоносным сражением.
О чем мечтает чиновник? Бюрократ? Пересесть в кресло на этаж выше. Сменить название должности на двери кабинета и визитной карточке. Ну, и большая зарплата, выше уровень связей.
А что должен сделать бюрократ, чтобы продвинуться в карьере? Хорошо выполнить порученное дело. А если дело не очень-то нужно и плоховато обдумано? Не важно. Надо выполнить. И отрапортовать об успехе.
Карьера бюрократа зависит только от одного: нравится он начальству или нет. Подходит он начальнику как подчиненный или нет. Искусство чиновника – угадать желание начальника и удовлетворить.
Карьера бюрократа пролизывается через зад начальства к звездам!
В результате действий чиновника может случиться наводнение, землетрясение, светопредставление, но его задача – доказать, что он лично действовал наилучшим образом, все сделал правильно, и все приказы начальства были мудрыми и благими.
О проекте
О подписке