На прошлой неделе мы поженились. А ведь прошёл всего год с того дня, как мы впервые увидели друг друга в Летнем саду. Всего год – удивительно! Ведь как только я задумывался об этом, мне начинало казаться, что я знаю Настю всю свою жизнь. Первое моё впечатление было не ошибочным: мы действительно были словно две половинки прекрасного целого. Всё так же, как и в первый день, понимали друг друга с полуслова; имели схожие суждения на ряд тем, которые у других пар вызывают конфликты и недопонимание. В принципе смотрели на этот мир едва ли не одинаковыми глазами. Только Настя ещё верила в доброе и светлое в людях, тогда как я давно уже разочаровался во многих аспектах социума.
При этом с самого детства меня пугала женитьба, да и выбор своей второй половинки в принципе. Бросало в пот от мысли, что будет, если я ошибусь? Ведь зачастую на первых порах отношений люди ведут себя совсем не так, как обычно. Пытаются показать свои наилучшие качества и спрятать как можно глубже худшие черты характера. Признаться, не знаю, откуда во мне брался этот страх. Ведь и мои родители, и бабушки с дедушками, несмотря на небольшие шероховатости и разногласия, тем не менее, были вполне благополучными семьями. Все обходились без громких скандалов, измен и избиений. И всё же я боялся свадьбы, как огня – до тех пор, пока не встретил Настю. И перестал даже замечать других девушек. Нет, конечно, продолжая учёбу и позже уже работая, я взаимодействовал и общался с коллегами прекрасного пола. Но воспринимал их скорее как своих знакомых и друзей наравне с парнями.
Удивительным было и то, как мы поладили с семьями друг друга. Да и наши семьи меж собой. Настолько, что я перестал понимать анекдоты про тёщ, свекровей и тому подобное: ведь они казались столь нереалистичными, учитывая сложившиеся у нас отношения.
При этом многие мои друзья удивлялись, как мы с Настей находим столь много общего. Ведь я технарь, будущий инженер, играющий в футбол и волейбол, обожающий боевики в кино. А она лингвист, с основной специальностью переводчика с немецкого, увлекающаяся искусством и посещающая различные выставки и музеи. Которые, к слову, нравились всегда и мне – но это я скрывал от своих друзей, чтобы не казаться каким-то другим, лишним. В любом случае секрет был прост: мы уважали интересы и увлечения друг друга. А иногда и вовсе старались проникнуться ими: как, например, я пристрастился к чтению. И старались в большей степени уделять внимание такому общему времяпрепровождению, которое нравилось нам обоим.
И теперь мы с Настей собирались совершить большое путешествие: круиз на теплоходе из Ленинграда в Москву, как некое празднество в честь бракосочетания. Конечно, мы уже не раз отправлялись в совместные поездки, но много более простые, переживая условия, как и подобало студентам. Я очень волновался о том, чтобы всё прошло волшебно, ведь Настя, в отличие от меня, никогда не бывала в подобных путешествиях.
Но успокаивал себя мыслью о том, что если что-то даже не совсем сложится так, как мы планировали, то это не беда. В конце концов, когда-нибудь можно будет взять и «реванш». Да и впереди нас ждёт целая жизнь вместе, которая будет наполнена и другими счастливыми моментами. Которых – я не сомневался ни секунды – у нас будет очень и очень много.
И в этом я ничуть не ошибался. Не знал лишь того, как будет больно потерять Настю, сконцентрировав в ней весь свой мир и свою жизнь… В ней и только лишь в ней заключалось моё счастье, теперь безвозвратно потерянное.
Большие круглые часы с белым циферблатом, повешенные Игорем на стене гостиной в первый год, как они переехали в Калининградскую область, тихонько тикали, смещая стрелки, которые почти достигли двух часов дня.
Игорь с самого утра сидел, медленно и мерно покачиваясь, в кресле-качалке. На его коленях примостился, свернувшись калачиком, Чуи и мерно посапывал, иногда слегка подрагивая. Глаза Игоря были направлены в одну точку в сторону окна напротив, но задумчивый взгляд затуманен, словно он смотрел куда-то внутрь себя. Сегодня он не выполнил ни одного пункта из своего ежедневного расписания. Даже не побрился: как только проснулся в шесть часов утра, то накинул махровый банный халат и, доковыляв до гостиной, уселся в эту самую кресло-качалку. Единственное, что нарушало сгущавшуюся тишину, так это проклятый кашель, который в последние дни донимал Игоря всё сильнее и сильнее.
Всё дело в цепочке размышлений, которые незыблемо обращали его к воспоминаниям о Насте. Отчего-то в этот день ему вспомнился один из непродолжительных промежутков времени, когда он в течение двух лет стал регулярно заболевать ангинами, несмотря на то, что до этого если и болел чем-либо в принципе, то совсем редко – не более раза в год. Да и то мог пролежать в постели от силы дня три. В тот период – измученный рецидивами ангины, – раз за разом Игорь упорно старался выполоскать всю заразу и забрызгать всеми сподручными средствами. Тогда как Настя, утешая его и окружая всевозможной заботой, уговаривала не заниматься бесполезным самолечением и записаться к врачу. А на пятую или шестую ангину и вовсе подняла вопрос о том, что, быть может, Игорю бы стоило удалить миндалины. Но, во-первых, Игорь всё ещё надеялся на свой иммунитет – хоть вера в него и начинала пошатываться. Во-вторых, он очень не любил больницы и походы в них. Со всеми этими «войнами» в очередях, давками и суетой. Когда-то его было буквально не затащить туда. Только если ради каких-то справок для работы по бюрократическим причинам. Или для посещения стоматолога – Игорь страдал из-за вечных проблем с кариесом и при этом ненавидел зубную боль. Во всём же остальном он предпочитал придерживаться постулатов «время лечит» и «само пройдёт», из-за чего нередко бывало, что получал нагоняй от Насти.
Ну а касательно тонзилэктомии в принципе… Игорь и в страшном сне представить себе не мог, что ему придётся провести в стационаре не менее недели. Да и в принципе не очень хотел, чтобы ему ампутировали что-либо. Пусть и такой его кусочек, как переставшие справляться со своей задачей миндалины. Отбиваясь от уговоров, Игорь неудачно пошутил, что если и окажется под ножом какого-нибудь врача, то только патологоанатома и, разумеется, в первый и последний раз. Тогда они сильно поругались… Если Настя что и не любила, так это тему смерти, особенно в шутливой манере.
А ведь он и вправду искренне и в чём-то даже эгоистично полагал, что первым отправится в мир иной – или что там ждёт после смерти. Иногда усмешки судьбы особенно горьки.
Хоть Игорь и Настя прожили вместе все годы душа в душу, но, разумеется, небольшие конфликты у них всё же бывали. По разным причинам, в том числе и по совершенно неважным и глупым, на которые и вовсе не стоило тратить столь на самом деле драгоценное время – жаль, что понимание этого приходит лишь со временем. Зачастую и вовсе слишком поздно. Но никогда ни одна ссора не доходила до рукоприкладства. Никогда и ни с чьей стороны. Да и даже совсем изредка повышался тон голоса – о чём впоследствии кричавший жалел и обязательно со всей искренностью просил прощения. Оба они, несмотря на взрывные характеры, – с которыми боролись ради друг друга, – всегда старались как можно скорее помириться. Но за ту глупую шутку про патологоанатома Настя кричала так сильно и громко, что сорвала голос. И потом ещё два дня если и разговаривала с Игорем, то односложными ответами и короткими фразами.
Вот и теперь с этим чёртовым кашлем наверняка Настя уговаривала бы Игоря записаться к первому свободному терапевту… Игорь сидел на кресле-качалке и вспоминал, как на первые попытки отвечал просто, что само пройдёт или что пройдёт какой-нибудь стандартный курс а-ля помазать или попить витаминки. Затем отшучивался. А после раза десятого начинал раздражаться внутри, изо всех сил стараясь сохранять внешнее спокойствие.
Зачем я злился. Как не понимал, что по-настоящему важно лишь то, что есть на кого злиться…
Игорь вновь закашлялся. Во рту почувствовался слабый привкус крови. Чуи приподнял голову и взглянул на хозяина укоризненно.
– Ладно. Прямо сейчас запишусь к врачу. Тогда будешь доволен?
В ответ йоркширский терьер улёгся обратно, свернувшись калачиком, и, громко вздохнув, вновь сонно засопел.
Его сознание словно отключилось. Нет, он прекрасно осознавал, кто он и где находится. Понимал, кто на него кричит и почему. Даже вскользь до него доходила суть всех тех фраз и предложений, что как из пулемёта с басистым стрёкотом и рёвом вырывались из широкого рта человека, одетого в строгий костюм неизменно чёрного цвета. Хоть и, признаться, ему было безмерно сложно сохранять напущенный на себя серьёзный и частично даже испуганный вид. «Если перед тобой большой по важности человек, то самой главное сострой заискивающий взгляд, в котором должны читаться уважение и страх», – так советовала ему мать с самого детства. Под «большой по важности» при этом она имела ввиду практически любого, кто имел хотя бы толику власти: будь то учитель, сотрудник паспортного стола, директор какой-нибудь конторы или хотя бы сотрудник почты. Она всегда перед всеми заискивала, из-за чего ему, особенно в подростковом возрасте, становилось за мать стыдно. А теперь вот он сам… стоит и, напуская на себя тот самый вид, который так ненавидел. И позволяет этому раскрасневшемуся мужчине, едва помещавшемуся за столом – оплывшему жиром столь сильно, что его пиджак неизменно расстегнут, а галстук болтается из стороны в стороны в такт колышущимся щекам, – орать на себя нечеловеческим голосом. Несмотря на то, что смог много достичь, обеспечить семью высоким уровнем жизни. Что ж, ради них он и должен терпеть и не сломаться. Лишь бы этот чёртов хохот, застрявший где-то в основании горла, не вырвался наружу.
О проекте
О подписке
Другие проекты