Цитаты из книги «100 рассказов из истории медицины: Величайшие открытия, подвиги и преступления во имя вашего здоровья и долголетия»

До революции день ангела Веры, Надежды, Любови и Софии был примерно тем, чем позднее стало 8 Марта, — чествованием всех женщин. Практически в любой семье кого-нибудь звали одним из этих четырех имен. Было принято навещать именинницу с подарками, да не ей одной, а всей женской половине.

Сильнее всего страдал район Мандви, населенный самыми бедными. Но они не желали прививаться. Напрасно индийские студенты твердили им, что вакцина сделана здесь и создатель ее не «инглизи», а «руси». И этот «руси» тоже гонимый, потому что он еврей и открыто говорит, что англичане так же плохо относятся к индийцам, как царские власти — к его народу. Для бедняков из трущоб Мандви все белые были на одно лицо. Побудить их к вакцинации мог только влиятельный человек, которому они абсолютно доверяли. И такой лидер нашелся. Он сам вышел на Хавкина. То был Ага-хан III, повелитель невидимой империи исмаилитов, 48-й имам великой секты, направляющий эту мусульманскую общину в ожидании явления мессии Махди. Ему тогда едва исполнилось 20, но этот юноша знал пять языков и был сведущ в науках, так что мог оценить возможности вакцины по статьям в медицинской периодике. Он только что женился, и на свадьбу его разбросанные от Мозамбика до Индонезии подданные преподнесли ему золотые монеты, общий вес которых равнялся весу самого 48-го имама. Золота хватало, но британские методы борьбы с чумой его настораживали. Если колонизаторы загонят в гроб всех обитателей квартала Мандви, среди которых было полно исмаилитов, и разнесут в щепы их жилища, как это делали в Карачи, откуда возьмется драгметалл на следующем взвешивании, через пять лет? К тому же Ага-хан вынашивал политические планы. Для карьеры ему нужен был подвиг. И он его совершил. По просьбе всемогущего имама Хавкин несколько раз сделал ему прививку на глазах у толп исмаилитов. Лаборатория Хавкина переехала из комнатенки на роскошную виллу Ага-хана, и штат был расширен на средства общины. Это подействовало. Сразу 11 тысяч исмаилитов привились от чумы. Теперь и болезнь, и проклятые борцы с нею обходили их дома стороной. Увидев, что Ага-хан «за народ», соседи исмаилитов стали переходить в ислам, вливаясь в ряды шиитской секты. Тут уже вожди индуистов почуяли конкуренцию и стали уговаривать своих единоверцев вакцинироваться. А Хавкина объявили махатмой.

27 апреля 1889 г. на съезде немецких хирургов работавший у Коха японский ученый Сибасабуро Китасато сообщил, что вывел чистую культуру бактерии — возбудителя столбняка. Более того, он установил, что за проявления этой страшной и неизлечимой тогда болезни ответственны не сами бактерии, а вырабатываемый ими яд. Сообщение привело к открытию антител и серотерапии, победе над столбняком и дифтерией. Отвергнув соблазнительные предложения университетов Европы и США, Китасато вернулся на родину, чтобы развивать юную японскую науку. А когда правительство Японии попыталось игнорировать его, этот патриот вступил в борьбу с правительством.

28 мая 1887 г. психиатр Сергей Корсаков получил степень доктора медицины за диссертацию об утрате памяти на недавние события. Такой парамнестический синдром, который теперь называется корсаковским, возникает при алкоголизме, атеросклерозе, острых инфекциях и под старость.

5 мая 1881 г. Луи Пастер публично привил ослабленную культуру сибиреязвенной палочки 25 овцам и баранам. Все они выжили и получили иммунитет к болезни, косившей тогда скот по всей Франции. Началась эра вакцинации: средство от инфекций стали приготовлять из их возбудителей.

Профессор мог предвидеть, будет ли вещь иметь успех. Он предрек Брамсу, что «Песни любви» не поймут, потому что люди в массе своей не хотят учиться: «От искусства требуют, чтобы оно было веселым, а для большинства веселость заканчивается, если их фантазию и чувства ведут не по дороге привычных представлений. Большинство хочет иметь дело с приятным искусством, пережевывая уже знакомые ощущения».

Вайгль уехал только в 1944-м, когда ко Львову опять подступила Красная армия. Он перебрался в Краков и доживал свой век в Польше. Нобелевская премия ему так и не досталась. Сталин категорически возражал против получения учеными СССР и «стран народной демократии» любых наград, не исходящих от начальства. И Нобелевский комитет забаллотировал Вайгля, чтобы не создавать ему проблем. В 1948 г. Нобелевскую премию за победу над сыпняком получил швейцарец Пауль Мюллер, создатель ДДТ. Химия в самом деле одолела тиф: нет вшей — нет и болезни.

Зимой 1883 г. Петербургскому обществу психиатров поручили оценить статью 36 проекта нового Уложения о наказаниях. Предлагалось привлекать душевнобольных к уголовной ответственности за совершенные преступления, кроме тех случаев, когда человек в силу своего состояния не понимает, что творит, либо не может контролировать свои действия. Окончательное решение о судьбе проекта принимало Юридическое общество при столичном университете, но сначала спросили врачей. Психиатры, в том числе глава их общества Иван Мержеевский (1838–1908) и знаменитый Владимир Бехтерев (1857–1927), были против. Им казалось, что новая норма лишает защиты и без того несчастных больных. Выступил против и не знавший поражений адвокат Анатолий Кони (1844–1927): так проще убедить присяжных в невиновности подсудимого — справка есть, чего же вам еще? За был поначалу один лишь Кандинский. Он сражался за себя — одновременно как больной и как психиатр. Ничего хорошего огульное признание больных невменяемыми не сулит. Это же практически означает недееспособность во всех иных отношениях. И роль врача на процессе серьезнее, когда он анализирует состояние пациента, а не просто выдает справку. Большинство коллег Кандинский не убедил, но на следующем заседании общества перетянул на свою сторону четверых и «вышел во второй тур»: юристы пожелали выслушать его особое мнение. И там Виктор Хрисанфович одержал блестящую победу. Он отстоял формулировку проекта. Человек виновен, если не теряет ни свободу суждений (понимание своих действий), ни свободу выбора (способность сдержать свои импульсы). Кандинский сразил юристов таким аргументом: «Мы порой сохраняем свободу суждений, не имея свободы выбора». Слушатели переглянулись. Ведь так при Александре III жили все: думать позволялось что угодно, а делать можно было только то, что можно. Унаследованный от Кандинского критерий вменяемости существует в российском уголовном праве до сих пор, но далось это достижение дорогой ценой.

Мотать червя на палочку можно долго — если отек силен, то за целый день не продвинуться и на сантиметр. На Востоке несчастные с риштой неделями валялись под навесами на базарах, где их за большие деньги пользовали табибы, лекари-самоучки. Нагноения и рожистые воспаления привлекали тучи насекомых; табибов прозвали «мир макасон», то есть «повелители мух». Самого паразита в Средней Азии именовали риштой, от персидского слова «нить». В странах, где с ней сталкивались европейские врачи, местное население утверждало, что паразита занесли арабские завоеватели. Город пророка Мухаммеда и первая столица халифата — Медина, поэтому на Западе червя называли «мединским». Нарекая животных в 1758 г., Карл Линней дал риште название не просто червя или филярии, а «мединского дракончика». По-латыни «дракончик» будет dracunculus, а вызванная им болезнь — «дракункулез».

Риштá, или мединский червь, — зло древнее, как египетские мумии, в которых его порой находят. Паразит размножается и созревает в теле человека примерно год. С самцами наш организм умеет бороться — они капсулируются и умирают. Но самки прячутся в соединительной ткани между мускулами, где благополучно вырастают до метра. Когда приходит пора исторгнуть из себя потомство, они движутся в подкожную клетчатку, обычно на ноге. Там вздувается волдырь, он набухает недели четыре. Ощущение такое, будто под кожей сворачивается пружина. Любое движение пораженной конечности доставляет мучительную боль. Чтобы унять ее, рану смачивают, а червю того и надо. От соприкосновения с водой волдырь лопается. Наружу показывается головка паразита. Из раны течет зловонный гной, она горит огнем, уходить из воды не хочется. У ришты есть время выдавить из себя, как из тюбика, миллионы личинок. Если вода теплая и стоячая, они созревают и находят для себя жертву. Со времен древних шумеров был единственный способ лечения этой инвазии — осторожно наматывать высунувшегося наружу червя на палочку (или, как сейчас, на марлевый валик). Отрывать паразиту голову или прижигать ее нельзя: ришта останется в ране, туда же попадут личинки, и начнется аллергический отек, порой опасный для жизни. Это больно, по выражению таджикского поэта Садриддина Айни, как если бы кожу резали десятью ножами. Другие осложнения вызываются вторичной инфекцией — от миозита и трофической язвы до гангрены и столбняка.