Глава 1
Где-то на юге

Ефрейтор Резинкин осторожно приоткрыл дверь и на мгновение высунул голову в проем. Тут же отшатнулся. Вовремя, очень вовремя – мимо носа просвистело, потом дважды щелкнуло по доскам крыльца. Жестяная крыша над головой звенела от частых и сильных ударов. Через щель было хорошо видно, как грязь во дворе выбрасывает невысокие, тут же опадающие фонтанчики.

– Плохо дело, товарищ лейтенант, – не оборачиваясь, пробормотал Витек. – Не пройдем мы, точно говорю, не пройдем.

– А если перебежкой? – тотчас отозвался из глубины дома взводный. – Быстренько проскочишь, нырнешь в люк, подгонишь бээрдээму к самой двери…

– Не получится перебежкой, не добегу я. Так в этой грязи и останусь. – Голос Резинкина стал тоскливым, как вой брошенной хозяевами собаки. – Вы сами посмотрите, товарищ лейтенант, что тут творится! Вот же попали, называется, на курорты солнечного Кавказа!

– Ничего, ничего, не раскисай раньше времени! – Мудрецкий появился в коридоре, привычно поддернул сползающий с плеча ремень автомата. – Что у тебя тут, совсем плохо? Дай-ка разберусь, что к чему… Ну, это еще терпимо, вчера хуже было! Так что готовься – Родина ждет от тебя подвига! Если что, буду перед генералом Крутовым хлопотать, чтобы орден дали.

– Разве что посмертно, товарищ лейтенант, – все так же тоскливо вздохнул Витек, глядя на хлюпающие фонтанчики. – Вчера двор не так развезло, бежать проще было, и то чуть без ноги не остался.

– А ты надеялся что-то от Крутова при жизни получить? – удивился лейтенант. – Конечно, посмертно! А насчет ноги – это ты будешь молодым в Чернодырье рассказывать, когда вернемся. Подумаешь, увяз! Вот погоди, просохнет малость, я тебя заставлю этот бахил раскопать и привести в порядок. Ты почему его не завязал как следует, Резина ты пробитая?! Ну ладно бы на скорость надевал, норматив бы сдавал, а то для себя ведь! Вот и плюхай теперь в берцах!

– Товарищ лейтенант, за что?! – в ужасе взвыл Резинкин. – Может, лучше Леха сгоняет?! Ему там по щиколотку только!

– Ага, и машину тоже он подгонит? – ехидно поинтересовался Мудрецкий. – И даже заведет с одного раза? Эй, Простаков, тут твой боевой товарищ предлагает на тебя стрелки перекинуть – говорит, тебе сейчас по двору бегать удобнее!

– Товарищ лейтенант, разрешите, я его сам перекину?! – ведущий внутрь дома проем перекрыла огромная пятнистая глыба. – Он у меня прямо на броню перелетит, и ног не замочит!

– Я сам, я сам! – заорал Резинкин, попятившись от сибирского Гулливера и прижимаясь спиной к двери. – Товарищ лейтенант… Вы, если что, домой напишите – мол, геройски погиб при исполнении, все такое… Может, им хоть льготы какие-нибудь будут.

– Так, все, у меня через девять минут связь с генералом, и я уже зверею! – Мудрецкий внимательно посмотрел сначала на Простакова, потом на Резинкина. – Товарищ ефрейтор, возьмите бахил у Заморина, влазьте в о-зэ-ка, и через три минуты я вижу вашу задницу ныряющей в люк. Если опоздаете – на четвертой минуте Простаков начинает готовиться в сборную по баскетболу. Поскольку мяча у нас нет – будем играть вашей головой. Понятно? Вр-ремя па-ашло-о-о!!!

Как может подняться пыль в сыром коридоре – да не просто подняться, а закрутиться мелкими вихрями! – так никто и не понял. Но факт оставался фактом – взвились вихри, повисли и долго еще не могли успокоиться, хотя поднявший их Резинкин уже скрылся. Откуда-то из глубины здания донесся обиженный голос рядового Заморина. Донесся и затих, подавленный короткой, но вполне отчетливой серией шлепков – словно кто-то пробежался по фанере в резиновых калошах. Простаков ошалело потряс головой и отлепился было от стены, куда его вдавил воздушный поток, но тут же вновь прижался к облупившейся штукатурке. Мимо него промчалось привидение – едко-зеленое, с горящими глазами под низко надвинутым капюшоном. Лейтенант вовремя успел пнуть входную дверь – привидения-то умеют проходить и через запертые, а вот «ОЗК» – они резиновые, они сквозь такие преграды проникать точно не могут. Так что порчу казенного имущества следовало предотвратить…

Через полминуты перед дверью возникла зеленая бронированная туша, покачивающая в такт неторопливому движению длинным прутом антенны. Колеса еще раз натужно провернулись, вывернули липкие пласты и бессильно замерли. Из люка взвилось привидение, перелетело на жалобно вякнувшие доски крыльца, ворвалось в дверь и отрапортовало:

– Товарищ лейтенант, приказание выполнено, машина в полной готовности, радиостанция включена!

– Ну вот, а ты ныл – не дойду, утону!.. – Мудрецкий посмотрел на часы. – Вот можешь ведь, если захочешь! Четыре минуты на все про все, вместе с движением. Все, давай плащ сюда, пошел я с начальством общаться… Потом отгонишь машину на место и свободен до вечера. Можешь поспать, тебе в караул ночью.

– А может, здесь ее пока оставим, а вечером я… – забормотал было ефрейтор, но под взглядом командира сжался, замолчал и начал стаскивать влажно блестящую химзащиту.

– Ты ее здесь оставишь, а Фролу у ворот с одним автоматом прыгать если что? Это тебе не такси, это огневая точка вроде бы. Ты теперь в армии, а не в гостях у подполковника Стойлохрякова, боец! – Лейтенант говорил почти ласково, но Резинкин на всякий случай начал потихоньку отступать за широкую спину Лехи Простакова. Мало ли что? Это год назад взводного, «пиджака» интеллигентного, можно было подкалывать и временами в упор не замечать. А уж как изменился, когда в эту долбаную Чечню попал… Откуда только у бывшего близорукого студента с язвой и командный голос взялся, и взгляд, от которого иной раз Леха меньше ростом становится – снизу вверх на командира смотрит?

– Так, давай плащ сюда, и я пошел! – Мудрецкий завернулся в шуршащую зеленую оболочку и выскочил под проливной дождь. Одним движением вскочил на броню, вторым – скрылся в люке, третьим – высунулся из «БРДМ» и показал Резинкину кулак. – Почему люк за собой не закрыл?! Ну погоди, Резина, вылезу – порву!!!

– Ага, только сначала просохни, – хихикнул Витек, как только тяжелая крышка опустилась на предназначенное ей место.

– Ты чего это? – удивленно уставился на него Простаков.

– А ты сам прикинь – люк-то я открывал над командирским местом… Допер?

– Не-а, – честно признался Леха.

– Во-во, и он тоже не сразу, только когда уже на сиденье плюхнулся. Ну, люк открыт, дождик – сам видишь, сиденье – клеенка, да еще и продавлено малость. А ему на рации работать надо срочно, он и сел с размаху, не глядя. Как думаешь, много там натечь успело?

– Наряда на два точно. – Широкое сибирское лицо расплылось в ехидной ухмылке. – Так что выспись сегодня получше, завтра не получится. Слушай, а вообще-то прикольно, что мы сюда попали, точно? Будет о чем дома рассказать – все-таки на войну съездили!

– Вот погоди, обратно приедем, тогда и говори, – проворчал Резинкин. – Как оставят нас тут до самого дембеля… А потом кто-нибудь возьмет и приколется. И нас заодно приколет. Ну его на хрен, такое приключение, и без него будет чего вспомнить… Скажешь, нет?

– А чего такого вспоминать-то? – Леха задумался. Крепко задумался. Как всегда, этот процесс затянулся надолго…

В это время лейтенант Мудрецкий занимался одновременно двумя важными делами – укладывал на мокрое сиденье пятнистый бушлат, снятый со спинки водительского сиденья, и пытался настроить рацию. Старенькая рация хрипела из последних сил, иногда горестно подвывала, но соединять взвод спецсредств с командованием отказывалась напрочь.

– Сорок два полста один, Сорок два полста один, я Сорок два тридцать пять, прием. – Мудрецкий поплотнее прижал черные кожаные «пилюли» ларингофонов к шее. – Сорок два полста один, ответьте Сорок два тридцать пятому, прием…

Рация насмешливо заулюлюкала, потом раздался отчетливый и узнаваемый звук сливаемой в унитаз воды. В наушниках побулькало, потом помолчало минуту-другую и начало задумчиво насвистывать.

– Сорок два полста первый, Сорок два полста первый, отвечайте Сорок два тридцать пятому, прием…

Рация сердито зарычала и неожиданно откликнулась хриплым, смутно знакомым голосом:

– Задолбал ты, Сорок два тридцать пятый! Если так приспичило поговорить – мотай в комендатуру и по телефону позвони! Ну не слышат тебя, не слышат! Чего орешь-то, чего эфир засоряешь?

Мудрецкий от неожиданности подпрыгнул так, что крышка люка, встретившаяся с упакованной в шлемофон макушкой, зазвенела и чавкнула раскисшим уплотнителем.

– Я Сорок два тридцать пять, кто на связи?!

– Ага, не узнал! Богатым буду! – радостно хихикнули наушники. – Я Триста шестьдесят шестой, помнишь такого? Заходи, поговорим, тут как раз новостей пачка. Один черт: не докричишься до начальства – твою Сто двадцать третью и в Гудермесе не слыхать уже, а Полста первый сейчас в Ханкале. С московскими дружками водку пьянствует.

– А ты-то откуда знаешь? – изумился Юрий. – Что, в пачке новостей и эта есть?

– Есть, конечно. Приедешь, могу даже сказать, с кем именно. Три часа назад прилетели, а местные уже и звездочки на плечах пересчитали, и по должностям знают. Секретность у вас в армии, блин… Давай подваливай. Будем проводить профилактику терроризма, преступности и простудных заболеваний. В такой сырости они очень хорошо распространяются, так что надо срочные меры принять. У меня все снаряжение уже готово, но можешь и свое прихватить, чтобы никому мало не показалось. Как понял, Сорок два тридцать пять?

– Триста шестьдесят шестой, вас понял! Понял хорошо, жди! Сейчас подъеду! Конец связи! – Мудрецкий быстро вырубил рацию, приоткрыл люк и заорал: – Резинкин!!! Отдых отменяется – хватай Заботина, берите оружие и быстро сюда! Простаков! Я уезжаю, остаешься за старшего!

Юрий прислушался к топоту и мату, бурным потоком хлынувшему из двери. Вздохнул и покосился на баранку руля. В сотый раз прочел вырезанное на ней мрачное предупреждение: «Кто в жизни счастья не нашел, тот в химвойска служить пошел!» Кивнул, соглашаясь. От этого нехитрого движения что-то сдвинулось в голове, встало на место, и Мудрецкий припечатал вовремя пришедшую мысль звонким шлепком по лбу. Заначка! Пока Резинкин возится, заначку надо достать!

Хорошо, что «БРДМ» – машина тесная, это вам не какой-нибудь «Хаммер» Филиппа Киркорова: вагон размера и на две гайки смысла… Не-ет, наш родной армейский уют как-то ближе. И функциональнее. А всяческие прибамбасы… Ну есть там у него встроенный бар со всякими джинами и висками, и что? Чем мы хуже? Ничем. Юрий перегнулся через спинку сиденья, придирчиво оглядел висящий на борту серый ящик со странным для посторонних названием «АСП». Прислушался к происходящему за бортом броневика, не отметил ничего подозрительного и решительно открыл прибор. Пошарил в нем, извлек хищно булькнувший пластиковый пакет и удовлетворенно запихал подальше за пазуху. Захлопнул крышку. Шкафчик получился удобный, а главное – сразу не видно, есть ли там что-то постороннее. Знать нужно, где в нем искать…

Тут лейтенантский взгляд упал на соседний небольшой зеленый ящичек. Точнее, на защелку крышки, подозрительно ярко блестевшую в полумраке боевого отделения.

Осторожно, словно мину неизвестной конструкции, Мудрецкий вскрыл знакомый еще с военной кафедры прибор. Запустил руку в пластиково-металлические потроха, не обнаружил ничего постороннего, не полагающегося по инструкции и принципиальной схеме. Хотел уже облегченно вздохнуть – но воздух в горло не пошел. Вместо этого пришлось невольно задержать дыхание, пока пальцы осторожно свинчивали резьбовую крышечку и нашаривали нечто совсем уж в этом устройстве лишнее – только вот непонятно – что именно. На ощупь резиновое… Брезгливое воображение Юрия уже представило себе использованный презерватив… а пальцы между тем уже сделали свое дело.

И в самом деле – «резинотехническое изделие номер два», как его когда-то называли в советских аптеках. Завязанное узелком. Вот только содержимое этого изделия было для него несколько необычным.

Мудрецкий аккуратно развязал узелок, вытащил темный шарик, чуть потер пальцем и понюхал. Она, родная… Резинка с изъятой контрабандой отправилась вслед за персональной лейтенантской заначкой, а прибор был приведен в изначальное состояние. Небоеспособное, разумеется. За что сегодня кто-то получит отдельную премию. Не Нобелевскую, конечно, но все равно мало не покажется. А еще надо бы не забыть выяснить, где бойцы ухитрились саму упаковку достать. С учетом того, что ближайший ларек – да и аптека, если уж на то пошло, – в четырех километрах отсюда. Если по прямой, то есть через лес, два канала и минное поле.

Простучали доски крыльца, потом гулко ухнули по броне подошвы солдатских ботинок. В соседний люк вместе с потоками дождя ворвался Резинкин, плюхнулся на свое место и тут же захлопнул за собой крышку. Обернулся, чтобы повесить на спинку автомат, несколько секунд соображал, чего же не хватает на привычном рабочем месте, а потом жалобно обратился к Мудрецкому:

– А… Это… Товарищ лейтенант, вы мой бушлатик не видели?

– Вот этот, что ли? – Взводный чуть приподнялся и вытащил из-под себя изрядно промокшую камуфляжную тряпку. – Держи, спасибо. Сильно пригодился. А то тут какой-то мудак криворукий люк забыл закрыть, натекло на сидушку. Найду козла – два наряда вне очереди получит. Ты не знаешь, кто бы это мог быть?

– Никак нет, товарищ лейтенант! – поспешно отрапортовал Витек. – Может, из молодых кто?

– Не знаешь, значит, кто у тебя в машине последним был. – Мудрецкий вздохнул и покачал головой. – Эх, Резинкин, Резинкин, а ведь это твой броневик, ты должен и во сне чувствовать, когда кто-то даже рядом проходит… Ну, раз не знаешь, кто без тебя вверенную тебе боевую технику гоняет, да еще и в зоне боевых действий…

Лейтенант несколько секунд любовался, как лицо водителя меняет цвет от красного до молочно-белого. Дождавшись, когда физиономия засветится лунным сиянием, Юрий сменил гнев на милость:

– Ладно, не будет тебе трибунала, хотя дисбат по тебе, раздолбаю, не плачет даже – нервно всхлипывает, все ждет и никак не дождется в свои крепкие объятия… Шлепнуть бы тебя на месте, да патронов жалко, пригодятся еще. Так что два наряда возьми себе, будешь нашу развалину в жилой вид приводить. При помощи ведра и тряпки. А то натоптали за последние дни, свиньи, наляпали грязи, прямо как коровы какие-то… Только сначала потолочек подбелишь, да и стены тоже кое-где не помешает. Да, а Заботин где пропал? Ты его вызвал?

Снова застучали доски крыльца, кто-то плюхнулся на броню и начал скрести ногтями крышку командирского люка. Потом в стальной блин вежливо постучали.

– Занято! – откликнулся Мудрецкий. – Так, Резина, время не ждет – заводи и поехали к воротам!

Постучали настойчивее и звонче – похоже, прикладом. Пришлось открывать и смотреть на фигуру в плаще, мрачной тенью нависающую над люком. Из-под капюшона выглянул встревоженный Заботин – единственный «дед» взвода.

– Товарищ лейтенант, чего тут у вас?

– У нас? – Мудрецкий удивленно оглянулся на Резинкина. – Да в общем-то ничего особенного, все как всегда. Вот, Валета сменить нужно, со мной поедет. А что случилось-то?

– Да вот… – Заботин замялся и зачем-то высунул из-под плаща дуло автомата. – Говорят, воевать скоро будем.

– И кто говорит?

– Леха сказал, еще до того, как… В общем, сразу, как вы крикнули. А чего, товарищ лейтенант,