Сказка о житейской мудрости

– Запомни, – строго оборвал его Карлсон. – «Пустяки, дело житейское» про пироги не говорят. Но делать нечего, попробуем обойтись булочками.

Астрид Линдгрен, «Малыш и Карлсон»

Мы изучаем предания о людях прошлого, чтобы довериться их мудрости и не быть корыстолюбивыми. Когда мы отказываемся от своих пристрастий, следуем наставлениям древних и советуемся с друзьями, наши дела идут хорошо, а неудачи минуют нас.

Ямамото Цунэтомо, «Хагакурэ»

Есть понятия, которые используют все, но которым никто не может дать однозначного определения. Если точнее, то любой человек может дать такое определение, но у каждого оно будет разным. При этом подчас различие будет кардинальным. К числу таких понятий относится и мудрость. Никто точно не знает, что это такое, и тем более не может сказать, что такое, например, мудрость житейская. Некоторые называют ее старостью, некоторые опытом, а некоторые – хитростью. И это правильно, ибо в каждом из этих определений есть смысл и каждый человек сам решает, что для него мудрость. И житейская в том числе.

А может, и нет никакой житейской мудрости?
(Рассказано самим учителем Минем)

«Тем, кто позволяет своему уму блуждать и там и сям, ничто не будет удаваться».

«Гуру Вачака Коваи» (913)

Время для меня всегда было важно. Меня учили, что есть много разных времен: обычное, или профанное, время волшебное, или «цигунское» время, «воинское» время, или время жизни и смерти… Еще есть время «здесь и сейчас», когда нет ни прошлого, ни будущего, а стало быть, вообще нет времени. Объяснять это долго и трудно, а объяснить невозможно. Поэтому скажу просто и коротко: мне всегда было интересно, как человек обращается с отведенным ему временем и как он относится к времени других, ведь правило «опоздание – это кража чужого времени» никто не отменял.

Поэтому назавтра я вышел из дому немного заранее, чтобы увидеть, когда подъедет обещанная Канем машина. Машина прибыла ровно без пяти шесть и стала аккуратно напротив подъезда. Это был неприметный серенький форд, не новый, но надраенный до блеска.

За рулем сидел тот самый, похожий на шакала вьетнамец, с которого я начал вчерашнее «показательное выступление». Это же надо, до чего крепкая у него башка, я-то думал, что он отлеживается после сотрясения мозга. Когда он вышел из машины, чтобы открыть мне дверцу (молодец Кань, как он его выдрессировал), я понял, что на этот раз он был с оружием. Не знаю как, но я «чую», когда у человека есть огнестрельное оружие. Это как запах. То ли металла, то ли пороха, то ли огня. А может, вообще не запах, а просто похожее чувство. Оно появилось у меня уже во время войны, когда я «шпионствовал» в Сайгоне. Когда я, вернувшись, спросил у Вана, что это такое, тот завел речь совсем о другом.

– Как ты думаешь, почему я такой удачливый охотник?

– Такой опыт и такое мастерство, разве этого мало?! – удивился я.

– Но есть охотники моложе, сильнее и намного злее до охоты, чем я. Тем более все они используют огнестрельное оружие. Причем на выбор, хочешь американское, хочешь советское, хочешь автомат, хочешь снайперская винтовка с оптическим прицелом.

Насчет оружия у нас с Ваном были принципиальные разногласия. У меня при упоминании АКМ губы сами растягивались в улыбке, а у «каменного» Вана начинали дрожать руки, когда он брал (с моей, разумеется, подачи) его в руки.

Вообще для меня вопрос был достаточно неожиданным. Я просто знал, что Ван – это лучший во Вьетнаме мастер, лучший учитель, лучший охотник. А как же иначе. Понятное дело: «Мой мастер лучший в мире». И точка, на этом мирная часть беседы заканчивается. Но вот почему он лучший?

Видя мое недоумение, Ван не стал тянуть и объяснил сам.

– Мастерство, это, конечно, само собой. – Он самодовольно разгладил бороду. – Никто из нынешних сопляков не убьет тигра одной стрелой и не выйдет на него с ножом, если одной стрелы окажется недостаточно. На это способен только старый Ван. Но есть еще одно. Никому из них не удается так легко подойти к тигру на расстояние выстрела, как старому Вану. Почему?

– Ну это-то как раз вполне понятно: старый Ван умеет передвигаться в джунглях незаметнее тигра.

– Конечно. А еще?

– Не знаю, – начал раздражаться я. – Если старый Ван захочет, он сам мне скажет.

– Скажет, скажет, – засмеялся Ван. – Теперь ты не тот сопляк, которому можно было отвечать или не отвечать. Теперь ты и сам охотник хоть куда. – Тут он вдруг перестал смеяться и тяжело вздохнул. – Увы, не на тигров… Но к делу. Я намного легче подбираюсь к тигру, потому что он не боится меня. Он вообще не слишком боится человека, он боится оружия. Как он понимает, что человек вооружен, я не знаю. Я думаю, что он чует запах металла, пороха, смазки, гари… Но что чувствует тигр, знает только тигр. А я, вопреки тому, что многие обо мне думают, простой старик. И при себе у меня только лук, который если чем и пахнет, так только сухим деревом. Еще нож с деревянной ручкой и лезвием, упрятанным в кожаные ножны. Так что я пахну лишь старым безобидным человеком, деревом и кожей. Чего тут бояться царю джунглей?

От слов «старый безобидный человек» мне стало так весело, как не было давно. Я не знал никого, кто назвал бы Вана безобидным. Ну разве что он сам…

– Итак, я ответил на твой вопрос? – поинтересовался Ван.

– Выходит, что я чую огнестрельное оружие, как тигр? – удивился я.

– Точно сказать не могу, потому что я не знаю, как его чувствует тигр и как его чувствуешь ты. Но вообще очень похоже. А давай-ка мы купим черной и желтой краски и раскрасим тебя в полоску? Приделаем тебе веревочный хвост, усы и будешь зарабатывать, демонстрируя деревенщине номер под названием «голозадый тигр Минь».

Ван шутил так редко, что я остолбенел. Только растерянно спросил:

– А почему голозадый?

– А ты когда-нибудь видел тигра в штанах? – серьезным голосом произнес Ван.

Ну, голозадый я или нет, но о присутствии оружия я знаю точно. А тут и знать было нечего: Шакал неумело закрепил кобуру и, когда он брался за ручку, открывая мне дверцу машины, кобура выпирала у него из-под пиджака. Дверь он открыл мне грамотно: заднюю правую. Конечно, в личном автомобиле самым почетным считается место рядом с водителем, в служебном же – правое заднее. А в Ирландии, как я заметил, таксисты вообще не любят, когда пассажир сидит рядом с ними. Так что Шакал делал все правильно: деловая поездка, беседовать ему со мной явно не хотелось, так что почетное «задне-правое» место было в самый раз.

Но вышло несколько иначе. Заглянув в салон, я увидел, что Шакал оставил ключи в замке, – видимо, не всему его успели научить. Я обошел машину, сел на место водителя, завел мотор и, уже трогая с места, махнул ему:

– Садись.

Едва он успел плюхнуться на заднее сиденье, как я нажал на газ. Машинка было ухоженная: она и заводилась мгновенно, и разгонялась быстро. Шакал (я все время наблюдал за ним в зеркало) сидел совершенно ошеломленный. Может, у него и правда сотрясение мозга. Тогда ему за руль точно нельзя, и я его правильно заменил. Куда ехать, я знал, еще вчера выяснил у хозяина ресторана, где офис Каня, так что добрались мы быстро. Городок маленький, здесь в любой конец 15–20 минут. А тут вышло и того быстрее. На то, что за мной всю дорогу от самого дома следовал еще один серенький неприметный фордик, я решил не обращать внимания: уважать начали – езжу с эскортом.