– Какого чёрта?! – вырвалось из меня.

Я вскочил на ноги, не чувствуя под собой пол. Грудь сжалась, дыхание стало прерывистым. Словно кто-то разжигал во мне пламя, горячее и неуправляемое.

– Почему ты молчишь?! Кто ты?! – Я бросился к стенам, яростно ударяя кулаками.

Удары раздавались громкими хлопками, но не оставляли даже следов. Никакой реакции. Ничего.

– Слышишь меня?! ВЫПУСТИ МЕНЯ!!!

Я кричал до хрипоты, бил кулаками, пока костяшки не стали мокрыми от крови. В какой-то момент я схватил один из воссозданных предметов – деревянный стул – и с размаху швырнул его в стену. Стул разлетелся на куски, но куб оставался таким же неподвижным и холодным.

Это было началом конца.

Я не останавливался. Всё, что было вокруг, становилось оружием в моих руках. Посуда, книги, созданные мною вещи – всё летело в прозрачные стены. Раз за разом. Как если бы они могли почувствовать мой гнев. Как если бы это могло хоть что-то изменить.

Дни сменялись ночами, недели сливались в месяцы. Я боролся с тишиной, с холодной, непроницаемой пустотой, ломая всё что создавал, пока не понял: ничего не поможет.

Первая зима, которую я встретил в этом аду, пролетела незаметно. А затем пришла ещё одна. И ещё. Лет через десять я бросил все попытки. Усталость сменилась безразличием, а бессилие – ледяным принятием.

– Ты победил, – прошептал я, лёжа на полу.

Всё вокруг погрузилось в абсолютную тишину. Только моё дыхание нарушало её, еле слышное, словно чужое.

Я начал забывать, как дышать. Все казалось таким… пустым. Я больше не смотрел на природу, не смотрел на небо – или на то, что я думал, что оно было. Внутри меня не было времени. Его больше не существовало, как не существовало и мира. Были только стены. Бесконечные стены. Я не знал, сколько лет прошло.

Мои попытки выбраться становились всё более отчаянными и нелепыми. Я ловил себя на мысли, что забываю, как управлять кубом, ведь я не двигался уже несколько лет. Сперва это было странным – ощущение, что ты потерял что-то важное, но потом оно исчезло, как и всё остальное.

Временами мне казалось, что я даже не помнил, как выглядел мир за этими стенами. Я знал, что был человеком, знал, что когда-то был богат, важен, что мой мир был большим, полным, но это всё теперь стало таким же удалённым, как и свет, что когда-то проникал сюда через невидимые щели.

Я сидел на полу, облокотившись на стену, с пустой бутылкой в руке. Мой взгляд блуждал по комнате, но я ничего не видел. Лишь пустота.

Было легче пить. Я чувствовал, как алкоголь пропитывает меня изнутри, как каждый глоток забирает у меня остатки разума и оставляет лишь туман. И хотя я знал, что это не может быть выходом, хотя я понимал, что не уйду от этой пустоты с бутылкой в руке, я не мог остановиться. Я пил.

В минуты наибольшей остроты отчаяния, когда алкоголь не мог затмить боль, я пытался бороться с этим миром. Я лез на стену, разбивая, всё что создавал, снова и снова, но уже не пытался пробить её, не пытался найти за ней выход. Я пытался просто вызвать ответ. В пустоте. В этой тишине, которая казалась более болезненной, чем любой звук.

– Может, ты меня слышишь? – спрашивал я, глядя в угол, находясь в полном бреду. Но ответа не было. Я знал, что не получу его. Всё, что я слышал, – это мой собственный голос.

Не знал, как двигаться. Мои мысли блуждали. Я осознавал, что я просто… здесь. Пребываю в каком-то временном промежутке, что ничего не имеет ни смысла, ни выхода. Моё тело было беспомощным, как и мой разум. Я стал тенью, при том незримой. Слишком долго я пытался выбраться, что забыл, что вообще могу что-то сделать. А теперь и сил уже не было. Я сидел и пил.

– Почему? – я шептал раз за разом, но даже эти слова казались лишними. Они умирали на языке, не доходя до моего сознания.

Я забыл, как управлять кубом. Я забыл, что когда-то мог создавать вещи, манипулировать пространством. Я не помнил, что я мог просто захотеть чего-то и оно появится. Единственное, что создавалось, уже машинально, это крепкий алкоголь, это было не осознано, что-то на уровне рефлексов. Чувство, что всё возможно, которое некогда царило во мне – оно исчезло, как будто оно никогда и не существовало. Мои руки стали беспомощными, и в них не было силы. Я не был уверен даже в том, что когда-то был тем человеком, что жил полную и насыщенную жизнь, мечтая только об одном, чтобы жизнь никогда не кончалась.

Я выпивал. Забывая. Забывая, что было раньше. Забывая, как это – жить. Однажды я осознал, что забыл, как быть живым. И тогда я понял, что уже давно умер. Я просто не знал этого.

И вот я снова стоял, не зная, как и почему, не зная даже причины того, почему это происходит. Это было настолько естественно, что я даже не удивился. Конечно, я мог двигаться, всегда мог. Но я не думал об этом давно. Я мог перемещаться, двигать куб, и он подчинялся мне так, как мне хотелось. Я мог идти в любую сторону, мог выбирать путь, и это было, как всегда, просто часть меня. Не было ничего удивительного в том, что я начал двигаться.

Я сделал шаг. Нет, даже не шаг, а движение, как будто некое чувство усталости от бездействия вдруг заставило меня действовать. Как будто мои руки, мои ноги сами по себе начали двигаться, и я позволил себе идти. Просто шёл. Я не осознавал, что делаю это в полной пустоте. Я не знал, что меня ждёт за пределами этой белой, безликой изоляции, уже не то, чтобы куба, а моего разума. Я был всё так же человеком с помутнённым разумом, но что-то внутри меня толкало вперёд.

Может быть, я забыл всё, но в этих движениях было что-то привычное. Я просто шел.

Я чувствовал странное желание выйти из тех мест, в которых провел по ощущению не один век. На самом деле, я никогда не думал, что мне нужно быть среди людей. Но теперь, как будто сама мысль о том, чтобы выйти из этой пустоты и увидеть хоть какую-то жизнь, казалась мне самым важным. Я не знал, почему решил пойти туда, за пределы бескрайних лесов, туда, где когда-то, может быть, были живые люди или, может быть, есть сейчас. Это было какое-то желание, какое-то наваждение, не обоснованное логикой или здравым смыслом. Всё просто внезапно стало значимым. Я, наконец, осознал, что был окружён не просто пустотой, а безвременьем. Не было ни дня, ни ночи. Лишь затмение. Внутри куба это затмение никогда не менялось.

Я вспомнил, что в прошлом, в своей жизни, видел людей. Много людей. Их радости, их боль, их страдания, их существование – всё это казалось таким далёким, но отчего-то таким важным. И теперь, стоя на краю этой пустоты, я решил, что пришло время увидеть их снова. Сколько времени прошло с тех пор, как я был среди людей? Я не знал. Может, сотни лет, а может – только мгновение. Но мне нужно было увидеть их. Почувствовать этот вкус жизни, от которого я так отдалился.

Я снова вспомнил, как это было – быть среди людей. Как их глаза смотрят на тебя, как они разговаривают, как их слова касаются твоего сердца. Я не чувствовал страха. Было даже немного легче. Что могло меня испугать? Это были люди. Я хотел вернуться к ним. Хотел вновь ощутить эту тесную связь, которой я так давно лишился, это естественно. Все эти мысли стали почти навязчивыми.

Я не думал, куда иду, но, как всегда, куб двигался с той же лёгкостью, как и раньше. Я не переживал. Как будто я всегда был в пути.

Местность, по которой я двигался, менялась, и я понимал, что перешёл какое-то невидимое пространство. За границами куба открывался мир. Я оказался в лесу под покровом темноты, посмотрел вперёд – по ту сторону леса мерцали огни. Я двигался туда, должен был понять, что это, не мог просто взять и остановиться. Вдруг там, среди людей, я смогу найти то, что потерял. Может, их жизни, их чувства… что-то, что могло бы вернуть мне смысл. Или, может быть, мне нужно было просто почувствовать, что я не один?

Выйдя из леса, я увидел деревню. Деревянные дома с соломенными крышами теснились друг к другу, словно защищаясь от ветров. В центре деревни, на небольшой площади, горел большой костёр. Его свет заливал всё вокруг тёплым оранжевым сиянием, и это место казалось живым: люди пели, смеялись, танцевали. Кто-то, обнявшись, качался в такт мелодии, а кто-то заливался громким хохотом, размахивая кружкой.

Я устремился вперёд. Как же давно я не видел людей. Пусть меня и не могли заметить или увидеть, но это было неважно. Я хотел быть ближе, слышать их голоса, чувствовать тепло их смеха.

Я ходил от одной группы к другой, вслушиваясь в их разговоры, первыми оказались двое мужчин на лавке.

– Ванька, балбес мой младшенький, – начал рассказывать один мужчина своему собеседнику, тяжело покачиваясь от выпитого. – Отправил я его конюшню убирать. Ну, что ты думаешь? Не прошло и десяти минут, как он плюхнулся в навоз и весь уванялся. Отправил его в речку купаться, так он там чуть не потонул!

Собеседник рассмеялся так громко, что чуть не уронил кружку.

– Ха! А мой Петька-то! – воскликнул он. – Решил на кобыле прокатиться вчера. А та заботы не оценила. Как дала копытом промеж глаз – так он потом полдня косым ходил!

– Ахаха, ой, – икнул первый, вытирая слёзы. – Давай за наших непутёвых ещё по кружечке!

Я не смог удержаться и засмеялся вместе с ними. Эти простые разговоры, наполненные теплотой и жизнью, были такими живыми, настоящими. Я чувствовал, будто снова стал частью этого мира, хотя никто и не замечал меня.

Ощущение единства переполняло. Я создал для себя кружку выпивки, чтобы стать частью этой радости.

И вот я пил вместе с ними, танцевал у костра, забыв обо всех своих страданиях. Смеялся, подпевал песням, даже хлопал в такт музыке. В эту ночь я был свободен.

Когда гуляние подошло к концу, люди начали расходиться по домам. Я отправился на ближайший холм. Сел на вершине, откуда открывался вид на всю деревню. Костёр постепенно угасал, но в небе уже зажигался новый рассвет.

Рассвет мягко растекался по горизонту, золотя крыши домов. Я смотрел на него, чувствуя тепло, которого не испытывал уже долгие века.

А дальше, а дальше я отправился в путь. Я продолжал путешествовать, и с каждым шагом передо мной разворачивались новые города и деревни. Старые каменные стены, обвитыми лианами, массивные деревянные ворота, тянущиеся на многие мили дороги, мощёные булыжником. Природа менялась, в одном месте я ощущал запах свежести от сосновых лесов, в другом – стойкий аромат морской соли. Я наблюдал, как меняются люди, их образы, их жизни. Но я не был с ними по-настоящему. Я был не зрим, не осязаем. Я был частью их мира лишь как прохожий, как чужой наблюдатель, не имеющий права ни на участие, ни на вмешательство.

Радости первой встречи с людьми уже не было, опять пришла тоска, я чувствовал, как пустота снова заполняет меня, как невыносимая тяжесть от горечи прошедших лет снова накрывает. И хотя я мог идти, куда хотел, и наблюдать всё, что происходило, я не мог почувствовать в себе ни привязанности, ни связи с этим миром. Это стало невыносимым. Моя душа, охваченная туманом одиночества и боли, начала требовать освобождения. Но что я мог сделать? Я мог только пить. Пить, чтобы забыться.

Я сосредоточился, и передо мной возникла привычная бутылка. Густой, тёмный напиток заполнил пространство. Я мог создавать его силой мысли, как и любой другой предмет, что когда-то видел. Но это было не то, что могло бы дать мне успокоение. Это была всего лишь иллюзия утешения.

Я взял в воздухе воображаемую бутылку и, медленно откупорив её, наполнил стакан. Горечь алкоголя проникала в моё сознание, унося меня в состояние полудремы. В этом состоянии я мог хотя бы на время забыться. Хоть немного освободиться от тяжести своего существования. Питьё было привычным способом справляться с тем, что невозможно было изменить. Не было боли, не было тоски – лишь воспоминания о тех временах, когда всё казалось живым, настоящим, когда я не был заключён в этот куб, в эту тюрьму времени.

И вот я пил. Долгое время, не помня ни дня, ни ночи. Каждый глоток утягивал меня в пустоту, но каждый из них приносил с собой хотя бы временное облегчение. Я пил, как это всегда делал, и знал, что это лишь отсрочка. И всё равно, я продолжал искать выход.