Глава 2

Партизаны в Брянских лесах стали действенной силой в тылу у немцев. Неудачи немцев на фронтах не позволяли в борьбе с ними использовать части Вермахта. Использовались власовцы – части, укомплектованные нашими соотечественниками.

Власовцами становились люди по разным причинам. Были явные враги Советской власти, бывшие уголовники. Были слабовольные люди, старавшиеся вырваться из лагерей для военнопленных. Были военнопленные, сознательно становившиеся власовцами с целью найти момент и уйти к своим. Примеров этому было много. Уходили к партизанам целыми подразделениями.

Но тем не менее леса прчёсывались капитально. Партизаны испытывали огромные трудности. Отряды разрослись. Сформировались целые партизанские бригады. Бригады в лесах были отягощены семьями, бежавшими от расстрела.

Спасало доскональное знание местности. В каждой бригаде были местные жители. Для немцев болото, обозначенное на карте как непроходимое, непроходимым и было. Но не для местных партизан, выросших здесь.

Тяжелее всего было с ранеными. Мой сосед Иван Родионович Папсуев в блокаду был ранен в мякоть голени левой ноги. Сначала шёл по болотам сам. Затем наш сельчанин Сычёв Василий Иванович занёс его в болото под куст на какой – то старый пень – островок, где он пробыл ОДИН БОЛЬШЕ НЕДЕЛИ. Оказавшись через неделю в этом месте, Василий отпросился у комиссара отряда похоронить Ивана. Но Иван был жив. Василий размотал тряпьё на ноге Ивана, очистил сучком дерева червей из раны. Взялся за ступню. Ступня отвалилась. Василий снял с себя грязную рубаху, обмотал ногу Ивана и унёс его за 5 километров в отряд. Заражения не получилось – очевидно помогли черви.

А после блокады Ивана Родионовича поднесли к первому севшему на партизанском аэродроме самолёту. Прилетевший в отряд доктор прямо у самолёта плотницкой пилой отрезал кость ноги.

В московском госпитале Ивану Родионовичу трижды резали ногу. Врачи пытались оставить больше культи под протез. Но осталось 8—10 см левой ноги.

В 50-х годах по закону если культя ноги меньше 8 см, то была положена мотоколяска, так как протез носить нельзя. Если культя 10 см, мотоколяска не положена – протез носить можно. Но беда была в том, что медицинская комиссия была ежегодной. В один год медики при замере культи приходят к выводу, что культя – 8 см. Собес начинает оформлять документы на мотоколяску. Волокита страшная. До очередной медкомиссии мотоколяску получить Иван Родионович не успевает. А на очередной «перекомиссии» медики пишут, что культя 10 см – и мотоколяска не положена!

А семью Ивана Родионовича – мать, жену, сына и сестру немцы арестовали и расстреляли. Но дом не сожгли. Устроили в нём баню. «Повезло». Иван Родионович вернулся домой в 1944 году без ноги – семьи нет, одежда «что на коже», харчи «что в животе», в доме – баня. Выдержал. Женился, породил и воспитал двух дочерей, умер в старости в Москве.

Долгое время Иван Родионович работал в колхозе кладовщиком. В кладовой – то кроме зерна ничего и не было. Предполагаю, что правление колхоза точно не знало, сколько в кладовой было зерна. Это никому, кто стоял «у руля» было не выгодно. Самогонку —то тогда на Смоленщине гнали из зерна. У Ивана Родионовича был друг юности Лобанов Сергей Емельянович – классный самогонщик.

Механика была проста – Иван давал Сергею накладную, по которой трактористы уже получили зерно. Сергей запрягал лошадь, ехал в лес за дровами, заезжал в кладовую и требовал у Ивана выдать зерно по данной Иваном накладной, потому как в кладовой всегда были люди. Иван ворчит, что правление не думает, чем сеять весной, всё вытаскивают и выписывают зерно..

Но мешок насыпает.

Сергей завозит мешок с зерном на мельницу. Просит смолоть покрупней и побыстрей. А раз на самогонку – то без очереди. Возвращаясь из леса с дровами, Сергей забирает размолотое зерно, и заваривает дома брагу. А дальше – дело техники.

Но однажды под Троицу приизошёл казус.

В вишнях за сараем Сергей составил самогонный аппарат. Разлил брагу из бочёнка в вёдра и выварки, чтобы нести к аппарату. Но в селе появился участковый милиционер. Дело могло плохо закончится, не начавшись. Целый день Сергей не мог приступить к волшебству самогоноварения. Процесс начался к вечеру после убытия участкового. Получив первые полстакана самогону, Сергей решил провести дегустацию. Но через 5 минут сиганул в лопухи. Понесло со свистом во все «щели и дырки». Жена Екатерина Сергеевна обеспокоилась, что случилось с мужем- не заболел ли?

А Сергей тем временем выгнал всю самогонку – и не пьян! А на следующий день – Троица… По улице шествуют Иван Родионович и Михаил Купреев по прозвищу Михва, так как рост у него был за два метра. Михва человек не посторонний – счетовод. Сводит концы с концами с зерном.

В открытое окно Сергей приглашает:

– Заходи!

– Готово?

– Да, готово!

Чинно расселись за столом. Сергей наливает всем по стандарту – по гранёному стакану. Гости выпили. Сергей медлит.

Иван кричит:

– Сергей, подай костыль! – и во двор, за сарай.

За ним – Михва.

…Когда сели за стол снова, провели консилиум специалистов. Пришли к выводу, что произошло окисление цинка из вёдер, так как в них долго стояла брага. Для дезинфекции желудков Сергей принёс от соседа Максима Корнеевича Лобанова графин классной самогонки. Но тут заметили – по улице идёт колхозный конюх Горбунов Семён Николаевич по прозвищу Симагуж, годов около шестидесяти, участник войны, с негнущейся ногой.

Пригласили Симагужа. Налили ему алюминиевую солдатскую кружку самогонки. Он выпил, закусил холодцом, и говорит:

– Если бы вы ещё одну мне налили, я бы и лошадей пошёл убирать. Так Самогуж и попил всю дефектную самогонку.

Глава 3

Среди немцев – оккупантов тоже были люди разные. Некоторые угощали детей конфетами, давали хлеб, а он у них был чёрствый, в целлофане (Иногда давали выпечки годичной давности). Но нам казался очень вкусным.

Иногда солдаты предупреждали население о предстоящих акциях. Подростки активно помогали немцам в быту. Но с выгодой для себя. Немцы не допускали мысли, что у них кто – то, что – то может украсть. Пацаны особенно охотились за зажигалками, таскали конфеты – они у немцев входили в паёк.

Мой двоюродный брат Дмитрий Никонов с приятелями подрядились «помогать» в мастерской стрелкового вооружения. Стащили две винтовки. А первым приказом пришедших немцев был приказ «населению сдать любое огнестрельное оружие и радиоприёмники». За неисполнение – расстрел. Недостатка в патронах у пацанов не было.

В селе днём не было минуты без выстрела. В одном месте немцы организовали стрельбище. Стреляют. В другом месте – перепились самогоном власовцы. Стреляют.

Дмитрий с приятелями организовали в колхозном сарае своё стрельбище из украденных винтовок. Сарай стоял на поле на отшибе от села напротив дома нашего с Дмитрием дяди Никанора Захаровича. Дядя, бежавший из плена, находился дома. Услышав выстрелы из сарая, дядя Никанор не без основания предположил, что один из стрелков сарае – его племянник Витя. Рискнул. Взял здоровый дрын и пошёл к сараю. При подходе через стену услышал спор – кто стреляет лучше. Открылворота сарая и обнаружил четверых стрелков.

Племянник здесь.

Стрелкам дядя сказал, что лучше всех дрыном стреляет он:

– Подходи по – очереди!

Не подходят.

А ворота в сарае большие. Сделали для проезда воза со стопами или сеном. Ловить стрелков в сарае – всем дрына не достанется. Тогда дядя потребовал, чтобы шёл первым племянник, так как ему всё равно достанется. Дмитрий подошёл. Но один из четверых дрына миновал.

Немецкие карабины были сразу спрятаны, и потом переданы партизанам.

Мы, пацаны, чётко понимали, что за наличие огнестрельного оружия – расстрел. Безусловный. Но по наличию патронов и других взрывчатых веществ у нас было соревнование – у кого их больше. В их применении мы достигли большого совершенства. Володя Писарев (Кузьмич) заметил, что с их изгороди пропадают жерди. Он был убеждён, что жерди таскает на дрова Терентьевна – беженка из Рославля.

В тонком конце жерди я просверлил дырку и вставил в неё патрон из крупнокалиберного немецкого пулемёта типа нашего ДШК. На следующее утро жерди на месте не оказалось. У пробегавшей дочери Терентьевны спросил:

– Что у них в доме взорвалось?

Та ответила, что никто в доме не знает, что взорвалось, но чугунки из печи вылетели. Володя сказал Гале, чтобы передала матери, что ВСЕ ЖЕРДИ НА ИХ ИЗГОРОДИ СТРЕЛЯЮТ.

В период отступления немцы бросили большое количество миномётных мин калибра 80 – 100 мм. Головки с мин мы откручивали, и успешно использовали детонаторы от взрывателей. Но нам этого показалось мало. Развели большой костёр, заложили несколько мин. Одна взорвалась, а остальные мины выбросило из костра. Тогда мы развели огромный костёр в стрелковом окопе у большака, заложили 6 мин. Зажгли. Ждём. По нашим расчётам пора минам взрываться. А тут по большаку идут женщины. Человек пять. По – женски громко разговаривают, в лесу слышно далеко. Что делать? Если кричать чтобы не шли – матери устроят большую порку. Не кричать – погибнут женщины. Мы грамотные. Учитываем, что мины в яме, и осколки пойдут вверх. Но каково расстояние безопасности? Решили, что если мины не взорвутся, пока женщины не дойдут до кривой сосны, то будем им кричать.

Женщины не дошли до сосны десять метров. Мины взорвались все.

Время было кошмарное. Из сожжённых вокруг Сещи деревень уцелевшие жители сбегались в уцелевшие от огня сёла. В каждой хате жили по две – три семьи. Прибегавшие в село были в «чём стоят», без одежды и еды. Потребляли то, что было у хозяйки дома. Никто ничего не считал. Ночью в дверь стучат партизаны. Днём по селу ходят немцы. А кто стучит рано утром или вечером – женщина не знает. Дрожит с детьми.

Сразу не открывает. Наконец дверь отпёрта. Спрашивают:

– Как, партизанам – открываешь сразу? – ясно, полицаи.

В другой раз открывает сразу. Опять вопрос:

– Что, думала партизаны?

Попробуй правильно определить…

Партизаны – лесовики к немцам попадались редко. Смелые и находчивые люди находили выход практически из любого положения. После войны моя тётя Александра Захаровна (та, что сбежала из Рославльской тюрьмы), с мужем – партизаном Горбуновым Василием Ивановичем и двумя детьми жили в нашем доме. Их дом был разграблен. Я – ученик 6 или 7 класса. Читал вечером газету, где была статья про Валерия Брумеля. Дядя Василий спросил:

– Кто такой Брумель?

Я объяснил, что это знаменитый прыгун в высоту.

Дядя говорит:

– Ему до меня далеко. Вот я один раз прыгнул – если бы кто измерил! И начал рассказывать – зимой 1941 – 42 г. в селе было много мужчин, бежавших из плена, местных, и осевших в селе (иногородних). Время тревожное, собирались группами, обсуждали ситуацию. Собрались шестеро мужчин днём у Афонаса Писарева. Благо у него была самогонка. Среди мужчин был и пришедший из партизанского отряда дядя Василий. Глянул в окно, а во двор уже заходят два немца, прочёсывающих село. Бежать некуда. Среди мужчин был Василенков Афонас, семья которого была в Донбассе, а он из плена бежал на Родину. Переодеться не успел. Был в шинели. Войдя в дом, немцы сразу начали обыск с Афонаса Василенкова.

А у дяди в наружном кармане пиджака лежал пистолет. Решил – если фашисты направятся к нему, стрелять через пиджак. Но немцы увлеклись обыском Василенкова.

Дядя сидел на скамье у стола. За столом обедала семья хозяина. Рядом с дядей оказалась старшая дочь хозяина. Дядя вытащил пистолет из кармана, и под столом сунул его старшей дочери. Та не берёт. Боится. Но сообразила, что если обнаружат оружие в доме, всю семью расстреляют.

На ней повязан фартук. Всё —таки взяла пистолет, руки с ним под фартук, бочком вышла в сени. Пистолет сунула в ящик с мукой.

От оружия дядя избавился. Но надо бежать. Соберут всех задержанных в селе в общую камеру, а там полицейские из райцентра. Опознают. Дядя ведь до войны был председателем сельсовета.

Обыскав всех, немцы ничего подозрительного не нашли. Стали выводить мужчин из дома. Один немец пошёл впереди, второй сзади всех подталкивает автоматом. Дядя затесался в середину группы. В сенях две двери. Одна – слева, через которую постоянно ходили. Вторая – справа, в огород и овражку, к колодцу.

Выйдя в сени, дядя резко сиганул в правую дверь. Разогнался по тропке к колодцу и совершил НЕИМОВЕРНЫЙ ПРЫЖОК в крутой овраг, забитый снегом. По склону оврага под снегом проскользил до дна оврага. Снаружи – обвала снега не видно никакого! Выведя на улицу мужчин, немцы не обнаружили даже следов беглеца. Перевернули всё подворье, но человека не нашли.

Под снегом дядя пролежал до темноты, боясь пошевелиться. Ведь сколько над ним снега было – неизвестно.