Глава 4
РЕЛЬЕФНО-ТОЧЕЧНЫЙ ШРИФТ

6

9 апреля, среда

Сержант Литвинов, бывая в штабе, всегда останавливался у стенда, в прошлом – Доски почета, и читал то, что давно знал наизусть. Идея привести выдержку из книги Эммануила Казакевича «Звезда» принадлежала начальнику штаба подполковнику Евгению Ковалю.

«Надев маскировочный халат, крепко завязав все шнурки – у щиколоток, на животе, под подбородком и на затылке, разведчик отрешается от обычной житейской суеты, от великого и от малого. Разведчик уже не принадлежит ни самому себе, ни своим начальникам, ни своим воспоминаниям…»

Слова завораживали, вызывали чувство гордости и причастности к загадочной и трудной профессии разведчика.

«Он отказывается от своего прошлого и будущего, храня все это только в сердце своем».

Литвинов видел в них больше: молитву, обращенную не к всемогущему богу, а направленную внутрь себя, в самую глубину души, сердца, которое невольно переходило на иной ритм, будто бы сопровождаемый грохотом катящихся по склону камней.

«Он не имеет имени, как лесная птица… Он срастается с полями, лесами, оврагами, становится духом этих пространств – духом опасным, подстерегающим, в глубине своего мозга вынашивающим одну мысль: свою задачу».

Энергия хлестала через край и питала дополнительные силы, рожденные вторым дыханием. Ни капли мимо, все внутреннее топливо рационально сгорало, словно в форсажных камерах.

«Так начинается древняя игра, в которой действующих лиц только двое, человек и смерть».

Да, бескомпромиссная борьба не с противником, а со смертью, с самим собой, со своими слабостями; недочеты съедают бесшумные шаги, несовершенство уступает место проявляющейся на глазах безупречности, которая становится частью духа: «опасного, подстерегающего…»

Литвинов едва ли не физически переживал свое превосходство над товарищами, особенно когда перед глазами всплывали эти завораживающие строки. Они подпитывали еще и ту значительную часть мозга, перевешивающую остальное. У него был дар; как наяву он в очередной раз видел перед собой одну и ту же картину, он «дырявил» ее вооруженными оптикой глазами, как истинный художник, как мастер своего дела, глядя в оптический прицел на некотором удалении, не любуясь очередным кровавым мазком, а предвкушая его: еще несколько нетерпеливых мгновений, и пуля со стальным сердечником вонзится «в горячее сердце, как ветер в костер»…

– Читаем? – раздался позади чей-то голос.

Литвинов обернулся. В шаге от него стояли двое. С одним из них он бы и просто поболтал, и поговорил на профессиональную тему. То касалось старшего прапорщика Всеволода Седова по кличке Упырь, тоже классного стрелка. Упырь мог дать любому в части несколько очков вперед по стрельбе из пистолета, не говоря уже о снайперском оружии. На вооружении учебного центра было много стрелкового оружия, в частности, несколько образцов сравнительно новых пистолетов. Это и «варяг» «МР-445», сделанный на основе ижевского «грача», с рамкой из полимера и под патрон «смит-и-вессон». «Багира» с ударно-спусковым механизмом двойного действия. Автоматический «ГШ-8» с магазином на 18 патронов. И даже миниатюрные «скифы». Однако любимым, что ли, оружием для Упыря стала снайперская винтовка «ОЦ-48», сделанная на основе знаменитой русской трехлинейки. Действительно, классное оружие.

Вторым человеком, который и задал вопрос Литвинову, был старший сержант Пиебалгс. Широкоплечий, в черной шапке с кокардой и камуфлированном бушлате, он смахивал на морского пехотинца. А если сравнивать до конца, то на прибалтийского морпеха. Выражение «не наш человек» точно накладывалось и на облик латыша, и на его ленивую, слегка заторможенную манеру вести разговор. Все в нем выглядело контрастом, даже коротенькие желтоватые бачки, выглядывающие из-под иссиня-черного головного убора, и безукоризненная синева глаз. По крайней мере три разных человека сидело в старшем сержанте. Но какой он на самом деле и что скопировал с других – не ясно.

– Читаем?

Литвинов на всякий случай решил ответить по форме. Пиебалгс мог докопаться до фонарного столба. Ему все равно, кто и где обкатывался – в Чечне или Дагестане: попал под определение «курсант» – получи соответствующее отношение.

– Так точно, товарищ старший сержант.

– Не слышу бодрости в голосе. В следующий раз… – Рудгер осекся, снова пристально вглядевшись в Литвинова. Шагнув к нему вплотную, он тихо сказал: – Не нравишься ты мне.

«Форма» сползала с Литвинова вылинявшей змеиной кожей – медленно, обнажая новый покров. Лицо сержанта стало розовым, костяшки сжатых в кулаки пальцев побелели. Он еле удержался от того, чтобы показать этому латышу все, на что был способен. Затылком чувствовал, как видоизменяются начертанные на стенде слова и перерождается их смысл: «Он соглашается со своим прошлым и будущим, выплескивая все это из сердца своего». И лишь одно осталось неизменным: «Разведчик уже не принадлежит ни самому себе, ни своим начальникам, ни своим воспоминаниям…»

Литвинов неимоверным усилием воли сумел взять себя в руки и ответить старшему сержанту бледной улыбкой:

– Я нравлюсь своей девушке. Мне этого хватает.

Удивительно пропорциональным было лицо Рудгера, его можно было поделить на две части и не найти отличий. Глубокие складки вокруг тонких губ ровные, словно он никогда не ухмылялся; брови находились на одной линии, что, наверное, свидетельствовало о том, что они ни разу не выразили удивления, а служили лишь для того, для чего и были предназначены природой: не давали поту попадать в глаза.

На такое лицо приятно смотреть разве что в оптический прицел: когда воображаемые линии на нем сольются с перекрестьем – все, можно смело жать на спусковой крючок, не промахнешься.

«Не нравишься…»

Сержант снова вспомнил предостережения капитана Шарова об отношении к нему, Литвинову, как к человеку, который, не пройдя жесткий отбор, все же оказался в элите элит, как окрестили новое подразделение курсанты. Но разве он не показал на индивидуальных тестах свое мастерство, выносливость, выдержку? В группе он был бы лучшим, и ему не грозил отсев. О чем, собственно, ему и сказал ротный, удивленный подготовкой Литвинова.

– Пройдемся, Сашка? – предложил Упырь, когда Пиебалгс вышел из штаба.

Старший прапорщик и сержант неторопливой походкой направились к военному городку – всего пара блочных пятиэтажек, в одной из которых с семьей проживал Сева Седов. Его соседом по площадке был Колун – Вадим Рычкалин, обладающий сокрушительным ударом; Колун мог разбить пачку противокислотных плит из десяти штук, каждая – в полкирпича толщиной.

Упырь был наблюдательным парнем, от него не ускользнула внутренняя борьба сержанта, и он мысленно одобрил его поведение. Не мог понять одного: по какой причине Рудгер Хауэр взъелся на этого боевого пацана. Спросил его и получил от латыша короткий и хлесткий ответ: «Отвали!» Вряд ли причина в дерзком ответе Литвинова, едва он переступил порог роты и выслушал «претензии» старшего сержанта: «Чего ты допиебалгся до меня?»

– Ты ничего не слышал о предстоящих учениях? – спросил Седов Литвинова.

– Нет, – покачал головой сержант.

– Меня назначили командиром группы условного противника, на техническом языке – экспертная группа спецназа, в которую входят инструкторы центра. Задача моей РДГ – диверсия на Южно-Уральской железной дороге: подрыв состава с военной техникой и уничтожение боевого сопровождения. Тебя, скорее всего, поставят во главе противодиверсионной группы. Думаю, твоя задача ясна.

Седов, принимавший участие в планировании учебной задачи, легко представил ситуацию, когда группа «противодиверсантов» попадет в руки экспертной группы спецназа (а попадет она стопроцентно): «опеку» над Литвиновым (боевым парнишкой, повторился в мыслях Упырь) возьмет на себя Пиебалгс. И это казалось старшему прапорщику, умеющему разбираться в людях, ценящему в солдатах боевые и профессиональные качества, несправедливым. Точнее, не совсем правильным. Неизвестно, чем руководствовался Седов, назначенный командиром ЭГ, – скорее всего симпатиями к младшему товарищу, его мастерству и трепетному отношению к оружию, – когда предложил Литвинову зайти к нему в гости.

Жена Упыря работала в парикмахерской и находилась на своем рабочем месте. Так что их беседе, которая началась с чашки горячего чая, никто не мешал. Всеволод положил перед собой чистый лист бумаги, взял карандаш. Глянув на подчиненного и спрятав за густыми бровями и склоненной головой усмешку, он размашисто начеркал на бумаге несколько штрихов.

– Вот смотри, Сашка. Это место нашей выброски – забрасывают нас завтра. Твою группу доставят в район 14 апреля. В этот же день получишь подробную карту местности и сможешь наложить на нее мои наброски – а пока это рельефно-точечный шрифт для слепых, – черно сострил Упырь. – Не думаю, что планировщики изменят решение, – продолжил он, – хотя как знать. Смотри, здесь путь, которым мы пойдем к основной базе. Тут сама база. Вот здесь и здесь планируется выставить секреты. Удобнее всего подходить к базе с запада, фактически по дороге, если таковой считать распашную полосу и грунтовку. Теперь дальше. В ста метрах к юго-западу от базы – место тайника с письменным указанием о дальнейших действиях группы. Но это тебе совсем ни к чему.

Литвинов лишь раз взглянул на прапорщика, «выдававшего военную тайну», все свое внимание он сосредоточил на листе бумаге, по которому сновал карандаш и оставлял на нем отметки: полосы-дороги, квадратики-базы, прямоугольники-лесопосадки, овалы-рощи, крестики-дозоры, цифры-расстояния, цифры-даты, цифры-высоты…

И все же, зная, в чью пользу закончится противостояние между экспертной группой и подразделением сержанта Литвинова, Седов пожелал последнему удачи:

– Постарайся сделать так, чтобы на борт «вертушки» ты взошел на своих двоих.

– Нас будут забирать вертолетом?

– Обе группы, – кивком подтвердил прапорщик. – А что, неплохой приз для твоей команды и тебя лично: собственным голосом доложить в штаб об успешном завершении операции и вызвать борт в заданный район. Короче, я даю тебе возможность искать ключи там, где потерял, а не там, где светло, понял?

Да, кивнул сержант, глядя на прапорщика благодарными глазами.

Упырь глянул на часы и предложил Литвинову прогуляться до тренажерного зала.

Учебные классы в центре подготовки спецназа были оборудованы по высшему разряду. Компьютеры, тренажеры, новейшие программы к ним. Тренажеры с большой точностью имитировали работу, например, на БТРе, БМП, даже нагрузка на руль, рычаги и педали была достаточно реальной; о панорамах (ландшафтах местности) разговор особый, загружаемых «карт» было несколько десятков.

Иные тренажерные комплексы (ЦНИИТочмаш, «ЦЕЛЬ-12»), примечательны тем, что полностью имитируют стрельбу боевыми патронами: одиночные выстрелы и очереди сопровождаются реальной отдачей и подбросом оружия вверх. А на мониторе тут же отображаются отметки выстрелов. Все просто, запускаешь под Windows-98 программу – к примеру, простенький «электронный тир-тренажер» – и берешь в руки оружие.

Сержант Литвинов на второй или третий день своего пребывания в учебном центре и на электронном стенде зарекомендовал себя искусным стрелком. Было видно, что он не раз и не два пользовался тренажерными комплексами. Не совладал лишь с «узкопрофильным» «ОЭТ-МА»; сделанный на базе пистолета Макарова, он нес все функции управления этим оружием: усилия нажатия спускового крючка и взведения курка полностью соответствовали боевому «ПМ». После первого же выстрела справа от мишени на мониторе высветилась правка: «Прицел сбит влево и вниз. Давите целик вправо и опускайте мушку». Обидно, конечно, получать указания от бездушной машины. Капитан Шаров – спец по стрельбе именно из пистолетов – и в тот раз показал безукоризненный результат, красиво держа в руке лазерное стреляющее устройство. И даже пошутил, похлопав Литвинова по плечу:

– Вот так, Сашка: безопасно, бесшумно и экологически чисто.

А позади сержанта раздался слегка насмешливый голос:

– Экологически чисто?

Литвинов боялся повернуться, дабы снова не встретиться с колючими глазами Миротворца. Мельникова нередко опасались свои, откровенно боялись и желали его смерти «духи». У Литвинова с кем-то из сослуживцев состоялся разговор на тему: почему Миротворца ни разу не ранили, хотя засад на него было предостаточно. Ловили, но не поймали. Собеседник Литвинова отшутился: «Потому что не ловили, а просто давали обещания». Ведь и чеченцам нельзя было молчать, видя, что творил при зачистках Миротворец. Нагнал страху, одним словом. А вот от него мало кто уходил живым. И раненым.

– Экологически чисто? – переспросил Миротворец, покивав. – Это ты правильно заметил, товарищ капитан: чисто, бесшумно, безопасно. Для меня это как газы спускать через подгузник.

Мельникову даже капитан Шаров не возразил: «Тогда чего ты, такой умный, сидишь за компьютером, а не долбишь по клавишам пишущей машинки или старого шифровального прибора? Отчего ты в горах пользовался рацией, а не орал и не махал, как ветряная мельница, руками, подавая знаки товарищам? Нагоняешь, совершенствуешься? Вот и нагоняй, и совершенствуйся. А стосковался по горам, канонаде, зачисткам и крови – пиши рапорт и вали ко всем чертям».

Может, Литвинову показалось, что ротный еле слышно произнес: «Обуза».

Курсанты учились пользоваться Интернетом, электронной почтой, работой со сканерными планшетами, факсами и прочим оборудованием. Причем если есть желание, жертвуй свободным временем, приходи в любой из тренажерных классов и совершенствуйся. Только не забывай оставлять запись в тетради посещений.

…Слегка заскорузлые пальцы не совсем уверенно, словно тренируясь, набрали на факсе марки «LG» номер, нажали еще одну кнопку, и корейский аппарат покорно взял губами-валиками вначале один стандартный лист… потом другой… третий. Через считанные мгновения на факсе получателя (Самарский «КАМАЗ Волга-Центр») зажглась лампочка, и ролик термобумаги начал медленно вращаться.

А в учебном центре «многостаночник» «LG», наоборот, успокоился. Номер, введенный ранее, был стерт из памяти, которая хранила лишь предыдущую информацию: кто-то из курсантов или офицеров отсылал факс, набирая код города Тулы.

Дело сделано.

Ни шагу назад.

Хотя кто сказал?

В последний момент можно отступить – это как пойдут дела общие.

На приказы Магомедова плевать. Хотя бы по одной причине-постулату: «Приказами сражения не выигрывают».

Оставив этот класс, где за мониторами корпели несколько курсантов, человек, отправивший факс командиру диверсионно-террористической группы Адлану Магомедову, с которым он познакомился в начале июля прошлого года, прошел в другой. Там, взяв в руки лазерное стреляющее устройство, он в режиме «пристрелка» и с дистанции 12 метров положил все восемь «пуль» в десятку. Буквально вычистил центр мишени.

Дело сделано.