Артур Зимов стал обходить корабль дотрагиваясь до него и поглаживая, как большое животное. Ему не встречалось ни одного одинакового корабля серии «Дельта», каждый последующий имел свои изменения и улучшения по сравнению с предыдущими. А этот корабль, к тому же, оказался самым маленьким из всех, что он видел. Неизменным оставалось лишь то, что все эти корабли были тёплыми на ощупь и снаружи, и внутри. Кто-то даже высказывал предположение, что они больше живые существа нежели механизмы. Особенно этим подозрениям способствовало использование в этих кораблях синтетического разума для взаимодействия с ними. Причастные, на вопрос: «Живые это существа или механизмы?», ответили, что ни то, ни другое и предложили самим придумать для них определение.

Артуру Зимову почему‑то особенно нравились первые корабли этой серии: все их поверхности состояли из подобия очень маленьких чешуек, из-за чего корабль напоминал ему большую ящерицу. К тому же, первые корабли серии «Дельта» были почти чёрными и блестящими, а этот корабль был светло-серым и в лучах солнца переливался радужными бликами. С каждым новым кораблём чешуйки становились всё меньше и теперь корабли стали едва шероховатыми на ощупь и к тому же более мягкими. А в последнем корабле, на котором он летал, мягкость ещё и регулировалась. Он даже экспериментировал во время полёта и пробовал ставить мягкость на максимум, но ходить босиком по тёплому полу, утопая в нём по щиколотку, Зимову не понравилось. Но зато можно было в любом месте корабля сесть на некое подобие стула или даже лечь, всё могло принять нужную форму и вообще могли создаваться любые произвольные внутренние объекты из пола, стен и даже потолка.

Ещё Зимову нравилась не просто аскетичность, а даже какая-то внутренняя пустота корабля: не было нужды в мебели – в любом месте можно было сесть или лечь; не было нужды в приборах – всем можно управлять либо при помощи нейротрансмиттера, когда видишь приборы словно настоящие, либо общаясь с синтетическим разумом корабля голосовыми командами.

Сам нейротрансмиттер, как универсальный нейроинтерфейс, был придуман представителями Поколения Надежды давно и очень широко использовался. Благодаря ему теперь уже нигде не встретишь кнопок или экранов, всё необходимое возникает виртуально прямо перед тобой, когда требуется чем-то управлять или получить какую-то информацию, и всё это, благодаря технологии, кажется вполне реальным и даже осязаемым. Вариантов исполнения нейротрансмиттеров тоже существовало немало, но Зимов носил один из первых, он выглядел как обруч, висевший над головой, это позволяло в случае надобности снять его, что было очень важно в работе. Единственное, что выдавало такое подключение, так это восемь небольших светлых точек на голове: по две на лбу, по бокам и затылке. У Север Инги был другой вариант нейротрансмиттера, более современный, он состоял из четырёх небольших отдельных частей, но тоже снимаемых. Однако из-за её пышных волос внешние части нейротрансмиттера и так не были видны.

Артур Зимов обошёл весь корабль довольно быстро и вернулся к Хирону.

– Хороший корабль, – сказал Зимов. – Всегда интересовало, а почему он тёплый?

– Потому что его поверхность постоянно в движении, это незаметно глазу, но вся она будто кипит, а это вызывает выделение тепла. На кораблях предыдущего поколения чешуйки просто дрожали, но у этих кораблей феноменальная пластичность, а значит они могут преодолевать большие расстояния и ещё быстрее. Он даже может на части делиться, но не меньше четверти объёма. А чешуйки настолько мелкие, что могут преломлять падающий на них свет и даже менять окраску корабля в некоторых пределах. Ты заметил эти переливы цвета?

– Да. Но мне старые корабли больше нравились, они были похожи на больших чёрных ящеров.

– А меня наоборот из-за этого старые корабли немного пугали. Прогресс не стоит на месте, – заметил Хирон.

– Можно последний вопрос? – спросил Зимов не сводя глаз с корабля.

– Конечно.

– Почему на это задание отправляют меня? Я даже не успел перевести дух после предыдущего. Едва закончил с отчётами.

– Правильный вопрос. И если бы ты не спросил, мне пришлось бы передать тебе эту информацию как есть, без пояснений. И раз ты его всё-таки задал, то с удовольствием отвечу, – с некоторым облегчением сказал Хирон. – Предыдущее твоё задание потребовало максимального подключения не только твоих сил, но и наших возможностей тоже. Я понимаю, тебе тяжело после такого задания сразу включаться в другое, но решение принято. И должен сказать совершенно точно, оно не случайно.

– Они связаны?

– Можно сказать, что, да. И единственная связь между ними – это ты.

– Я?

– Да, куратор цивилизаций Артур Зимов.

– Как? – удивлённо спросил куратор.

– Сам подумай.

Зимов в задумчивости посмотрел на Хирона.

– На последнем задании я помогал восстановить почти погибшую двух планетную цивилизацию, ничего необычного: экология, технологии, культура.

– Но всё-таки было, что-то…

– Да, мне не легко это вспоминать: учёные пытавшиеся создать машину времени. Точнее даже учёный…

– Они ошиблись, – сказал Хирон.

– Да и очень серьёзно. Из-за ошибочной модели эксперимент пошёл не так, и в ловушке времени остался один из учёных – Сонорх. Внутри созданного ими, как они говорили, “темпорального поля”, время стало бежать быстрее, и случайно оказавшийся там Сонорх это понял, и несмотря на то, что он мог прожить ещё не меньше тысячи лет, из-за их ошибки ему осталось жить всего несколько дней. Мы не успели ему помочь, неправильное вмешательство могло привести к уничтожению их планеты. Мы смогли остановить эксперимент только через десять дней, он уже давно был мёртв, так как внутри прошло не меньше полутора тысяч лет.

– Никак не отпускает миссия? – участливо спросил Хирон.

– Да. Все миссии не похожи друг на друга, но эта… Часто о ней вспоминаю.

– Ты осуждаешь планету учёных?

– Я уже давно никого не сужу, – спокойно ответил Зимов.

– И правильно. Я думаю, ты знаешь, они хотели помочь той второй планете, но всё не так просто. Взаимные претензии, накопившиеся разногласия и обиды. Навестим их лет через пятьсот, посмотрим, как они воспользовались тем шансом, который мы им дали. И не переживай, ты сработал максимально быстро и эффективно.

– Да, но не смог его спасти. Несмотря на их общее показное равнодушие к тому, что я делал, Сонорх мне очень помог в этой миссии, мне кажется, он хотел возрождения планеты, которую они оставили. Он был одним из самых авторитетных учёных на их планете и, как он сам говорил мне по секрету, всё это благодаря его страсти к математике. И это было странно, ведь в их культуре не было места проявлению чувств, это считалось очень неприличным, почти табу. И тем не менее… Если бы я знал, что они затевают, то остановил бы их. Всё, что осталось от него, это лишь данные экспериментов со временем, которые он успел провести за эти несколько дней внутри сферы темпорального поля.

– Не только, совсем недавно нашли листок бумаги в его архиве, он адресован тебе. И на этом листке стихи.

– Мне? Стихи? Странно, из-за особенностей их языка, поэзии как таковой у них не было. Сонорх узнал о таком от меня.

– Видимо, поэтому, то, что он написал, назвать стихами можно лишь условно, но всё же я должен тебе это передать.

Хирон достал из кармана небольшой листок бумаги, исписанный чем-то похожим на формулы, и протянул его Зимову.

– Узнаю этот листок, – сказал Зимов. – Это один из первых бумажных листов, сделанных восстановленной на второй планете цивилизацией. В отличие от других его коллег, Сонорх был очень благодарен мне за возрождение оставленной ими планеты и помощь её жителям. Несмотря на то, что на планете учёных относились к ним с нескрываемым равнодушием, многие, и Сонорх в том числе, желали им другой участи. И я подарил ему этот листок, мне даже показалось, что Сонорх едва сдержался, чтобы не прослезиться. Но написать стих?!

– Перевести? – спросил Хирон.

– Да, конечно, – ответил Зимов и протянул ему листок.

– Не надо, я помню наизусть.

В конце скитаний, долгого пути,

Вернувшись в дом родной,

Ты встретишься с собой.

И пусть былого не вернуть,

И вспять не обратим бег времени –

Вперёд течёт, сметая всё, поток,

Но всё же в памяти своей

Ты властвуешь над ним, тебе оно подвластно,

И слепо веришь ты, что всемогущ.

Но беззащитен,

Едва ты вспомнишь дом, который был покинут

И колыбель, в которой тебя качала мать.

– И всё‑таки стихи, – сказал Зимов.

– Вот тебе и ответ на твой вопрос, почему на это задание летишь ты.

– Я всё равно не понимаю.

– Прилетишь, поймёшь. Тебе уже пора. Не забудь про книгу, – напомнил Хирон.

– Не забуду.

– В добрый путь.

Артур Зимов вошёл в корабль и приготовился к полёту на очередное задание, которое даже после встречи со смотрителем Хироном или легендарным армариусом Совета Мимиром, осталось покрыто тайной.

– Дельта, здравствуй. Какая готовность?

– Корабль к перемещению готов. Меня зовут Рэй Ни, приветствую куратора цивилизаций Артура Зимова.

– Тогда отправляемся. Ты уже знаешь место прибытия?

– Да, координаты получены. Но вам они пока недоступны. Напоминаю, пронос на борт корабля личных вещей запрещён, так как их работоспособность после перемещения не гарантируется. Займите место в статис-камере.

Корабль был небольшой и Зимов сразу прошёл в специальный отсек, где ему предстояло пережить перемещение.

– Приятного полёта, сказал Рэй Ни, закрывая дверь в отсек.

– Когда же вам юмора добавят. Какой же “приятный полёт”, когда потом от боли на стену лезешь, – проворчал Зимов. – Или это был сарказм, Рэй Ни?

– Никакого сарказма, “приятного полёта” – стандартная фраза предполётной процедуры. Но возможное совпадение с сарказмом подтверждается. Данные отправлены. Скорректированы. Протокол изменён. Фраза “приятного полёта”, может быть заменена. Предложен вариант: “комфортного перелёта”.

– Принимается, – устало сказал Зимов, снял одежду, нейротрансмиттер и погрузился в тёплый вязкий матрикс статис-камеры.

– Вариант добавлен, – было последним, что услышал куратор.

По эту сторону перемещения корабль ведёт специальное устройство. А во время самого прыжка или, как сказал Хирон: “сабтемпларной транслокации”, пассажир полностью без сознания. Но пока Артур Зимов был ещё в сознании. Он уже ничего не видел и не слышал, а только чувствовал вибрацию, и как его сознание постепенно угасает.