Глава 6

1928 год, февраль, 17. Москва

Относительно небольшой зал был заполнен серьезными мужчинами в военной форме. Ни одного случайного человека – каждый присутствовавший был важен и нужен для дела. Более того – к залу этому посторонних не подпускали: в радиусе 20–30 метров от него все помещения освободили от людей и выставили постовых. Окружив таким образом своеобразной полосой отчуждения.

Фрунзе часто так делал, проводя секретные совещания. Причем не в одном конкретном месте, опасаясь монтажа там какого-нибудь звукозаписывающего оборудования. Нет. Каждый раз место было новым. И о помещении для проведения такого совещания сообщалось за полчаса до его начала людям, собранным на специальной контрольной точке. Может быть, это и были излишние меры, но Михаил Васильевич все равно перестраховывался. Сорвать задуманное из-за того, что лишние слова утекли куда-нибудь через английскую разведку, хотелось меньше всего.

Понятное дело, что главное уязвимое место – это всегда сами люди. Но эти ребята у него в болтунах или ненадежных не числились. Он ведь загодя постарался каждого проверить. Просто стравливая через него интересные и уникальные «совершенно секретные» сведения. И смотрел – всплывет или нет? Причем сведения такие, что те же англичане или французы были просто обязаны отреагировать. Стопроцентной гарантии такой подход не давал, но открытых шпионов отсеивал. Да и вообще – позволял понаблюдать за важными сотрудниками.

Люди тихо переговаривались, ожидая начала совещания.

Нарком же опаздывал.

Банальность – живот скрутило. Хотя скажут, скажут обязательно какую-нибудь гадость. Зазнался или еще что.

Наконец он вошел быстрым шагом в помещение.

Все замолчали.

– Здравствуйте, товарищи, – бросил он на ходу, направившись к своему месту.

В ответ раздались встречные приветствия.

– Что вы такие кислые сидите?

– Так, Михаил Васильевич, все устали, – ответил Триандафиллов.

– Устали, – фыркнул нарком. – Вот скажите, вы знаете, почему у гориллы такие ноздри большие?

– Никак нет.

– Это же элементарно, Владимир. Ты пальцы его видел? Как колбаски. Вот и попробуй такими в маленьком носу поковыряться.

В помещении заулыбались.

Фрунзе рассказал еще несколько анекдотов. Начались смешки. Да и вообще потеплело как-то.

– Ладно. Пошутили, пора и к делу. Ну что, Сергей Сергеевич, – обратился нарком к начальнику Генерального штаба Каменеву, – докладывайте, как у нас обстоят дела.

– Планы по развертыванию и комплектованию четырех корпусов^[10] постоянной готовности мы завершим в марте. Если предприятия не будут срывать поставки.

– Только предприятия?

– Да. Личным составом они укомплектованы полностью. Подготовка в целом удовлетворительная или выше. Вооружение все необходимое имеется, как и оперативные запасы боеприпасов, топлива и прочего.

– А с чем затык?

– Грузовики. Планы бы выполнили раньше, но активные учебные мероприятия привели к выходу из строя некоторого количества грузовиков, из-за чего пришлось запрашивать их сверх лимита. Осталось около двенадцати процентов дефицита.

Фрунзе кивнул, делая у себя пометку.

– Что с БТГ^[11]?

– Развернуто и полностью укомплектовано восемь таких батальонов, сведенных для оперативного управления в три бригады.

– Восемь БТГ и три бригады? На девятую у нас техники не хватает^[12]?

– Личного состава. Не успели подготовить. Заявленные нормы квалификации достаточно высоки. У нас попросту пока еще нет ни командиров, ни военных специалистов, ни прочего подходящего личного состава. Вы ведь требования для них выставили едва ли не как для спецназа.

– И что, резервы для восполнения потерь не сформированы?

– Мы работаем над этим. К июню ожидаем десять процентов резерва по военным специалистам и пять – по младшему и среднему командному составу. Как раз из свежих выпускников училищ и курсов.

– Девятую БТГ не получится сформировать до конца весны?

– Никак нет. Если только фиктивную. Но она станет обременением, – вместо Каменева ответил его первый заместитель – Триандафиллов.

– А просто моторизованную часть?

– Возможно. Точно пока сказать не могу.

– Доложите мне в течение трех дней. Само собой, держа в уме приоритет по резерву дефицитных специальностей. Это важнее.

– Так точно.

– Что у нас с легкими силами^[13]?

– Развернуто семьдесят две отдельные роты и девять батальонов. Сейчас мы работаем над оперативным управлением этими силами. Формируем штабы сводных частей.

– Проблемы?

– Радиосвязь. Остро не хватает специалистов. Мы выгребли все для корпусов и особенно БТГ. Готовим. Ожидаем, что к маю около семидесяти процентов закроем. К июлю – все сто.

– А артиллерия? Вы решили вопрос усиления ею легких сил?

– Все упирается в наличие грузовиков. Мы решили на каждый легкий батальон выделять по батарее 76-мм легких гаубиц.

– А конные упряжки?

– Они не будут поспевать за велосипедистами и мотоциклистами. А отставшая артиллерия – это утраченная артиллерия.

– Какие-то ориентиры?

– Мы ожидаем к маю, край – июню, закрыть этот вопрос по девяти легким батальонам. Но мы ведь продолжаем развертывать легкие силы…

– А в роты?

– Пока мы туда не можем поставить ничего. Все упирается в грузовики. Их остро не хватает. Переход на новые трехосные грузовики снизил производство полуторок и сорвал многие наши планы. Тот же выпуск бронеавтомобилей. Мы их хотели придавать легким силам, но план по их производству отстает на сорок семь процентов. И как там все сложится – пока неясно.

– Ладно, – дернул щекой Фрунзе – это был камень в его огород. – Кстати, что там с трехосными грузовиками? В войска они начали поступать?

– Первые семнадцать машин приняли. Передали артиллеристам.

– А бронеавтомобили на их основе?

– Им пока платформ не хватает.

– Они разработаны?

– Да. Пока только базовый с 76-мм легкой гаубицей и спаренным с ней 7,92-мм пулеметом в башне. Все остальные варианты в разработке.

– Испытания пройдены?

– Полностью. Весь цикл.

– Тогда перенаправьте платформы с завода на это дело. Столько, сколько потребуется.

– А грузовики?

– Бронеавтомобили важнее. Или вы учитывали эти 5-тонные грузовики в планах укомплектования корпусов?

– Никак нет. Они идут сверх плана. Сами видите – их пока немного, и, как пойдет наращивание их выпуска, неясно. Проблем пока хватает.

– Вот и хорошо. Пускай из них делают столько бронеавтомобилей, сколько успеют. И нужно ускорить зенитную САУ на их основе. Тоже очень полезный вариант. Его бы я в БТГ по возможности направил.

– Слушаюсь, – произнес Триандафиллов, делая пометки у себя в блокноте.

– Что с лояльными территориальными частями?

– Здесь все интересно… – начал вещать Каменев с куда бо́льшим энтузиазмом.

Он не был сторонником идеи частей постоянной готовности. И считал, что СССР нужна большая призывная армия. Так что охотнее уделял время именно всем этим учебным и территориальным формированиям. Да еще и лоббировал создание хотя бы полков старого образца, а лучше дивизий. Ну это когда у части есть ядро командного состава, все остальное же меняется в рамках текучки. Младший и средний начальствующий состав проходит обязательную службу после училищ или курсов после высшего образования, а нижние чины – это призывники.

И надо сказать – давил он вполне успешно. Настолько, что Фрунзе подписал приказ о создании трех таких дивизий с 1 июня. На базе территориальных частей. Но при условии, что корпуса постоянной готовности и БТГ будут развернуты как надо. А то знает он, как любят иной раз манкировать своими обязанности увлеченные люди…

С территориальными частями все было ожидаемо. Низкая или очень низкая выучка. Слабое оснащение и вооружение.

Все было по старинке.

Ну почти.

Потому что дешевый самозарядный карабин поступал в них в достаточном количестве. Позволив к началу 1928 года изъять на мобилизационные склады все трехлинейки и прочее.

Пулеметы тоже туда поступали нормальные.

А вот артиллерия… тут да, тут все было плохо. Новых систем на их долю не хватало^[14]. И приходилось применять старые орудия. Те же трехдюймовки. Заодно потихоньку сжигались запасы накопленных для них боеприпасов.

Но даже для такого добра не хватало персонала, способного с ним управляться. Отдельные артиллерийские учебно-территориальные полки были созданы только под Ленинградом, в Средней Азии и на Дальнем Востоке. И все. Еще хотелось как-то усилить Кавказ. Но на него уже сил не оставалось, и там приходилось ограничиваться лишь легкими вооружениями…

– Артур Христианович, – обратился Фрунзе к Артузову, – а что у поляков происходит? Удалось уточнить численность их полевой армии?

– 273 тысяч 241 солдат и офицер, – рапортовал тот. – На первое января сего года численность была такая. Они сведены в оперативное управление четырех армий: 1-й, 2-й, 3-й и резервной.

– Откуда же такая точность?

– От французов, – улыбнулся Артузов. – Мы задействовали наши связи в эмигрантской среде и сумели получить копию отчета, переданного поляками французам. Вряд ли они там сильно грешили против истины. Это не в их интересах в текущей ситуации.

– А мобилизационный резерв?

– Здесь ясности меньше. Они утверждают, что 1,5 миллиона. Но товарищи считают это абсурдом.

– Почему?

– Население Польши сейчас, – произнес Шапошников, – около тридцати миллионов. Полтора миллиона – это пять процентов населения. В теории возможно мобилизовать и больше, но на практике – это очень много. Дело в том, что Польша сильно пострадала от Империалистической войны. Точной статистики у нас нет. Мы отталкивались в оценке от косвенных сведений – от послевоенного прироста, которые составил три-четыре миллиона человек за восемь лет. Что позволило оценить количество мужчин репродуктивного возраста. Приблизительно.

– Мы немного сгладили оценку, – добавил Триандафиллов. – Где-то больше, где-то меньше рождается, у кого-то вообще детей нет. Кроме того, возвратилась часть эмигрантов. Сравнив эти данные с довоенной царской статистикой, мы пришли к выводу, что Польша реально в состоянии мобилизовать от одного до двух процентов населения.

– Сохранив хоть какие-то тылы, – подытожил Шапошников. – И скорее один процент, нежели два, то есть их реальный мобилизационный потенциал около трехсот, максимум шестисот тысяч.

– Разумно, – кивнул Фрунзе, принимая доводы.

– Это очень много, – вклинился Каменев. – И я предлагаю начать под любыми предлогами формировать дивизии. Обычные стрелковые дивизии. Например, для защиты Кавказа, Средней Азии или Дальнего Востока.

– Вы хотите, чтобы поляки не напали?

– Но их вдвое больше!

– А мы в несколько раз лучше вооружены, чем они. Любая наша пехотная рота имеет огневую мощь, сравнимую у них с батальоном, а то и больше.

– Может быть, начать плановые сборы резервистов? – не унимался Сергей Сергеевич.

– На переподготовку?

– Именно. Это, считай, скрытая мобилизация.

Михаил Васильевич задумался.

– Хорошо. Давайте с 1 апреля ее и начнем. Трехмесячные учебные сборы резервистов. С Украины. Вывозите только их вглубь Союза. Например, в лагеря Поволжья или еще куда. Подумайте над этим.

– А они поедут? – усмехнулся Артузов.

– До тех пор, пока компартия УССР не решилась на отделение, у них оснований отказывать не имеется. Например, у нас есть серьезные проблемы в Средней Азии и на Дальнем Востоке. Хунхузы ведь и басмачи все еще представляют угрозу. Да и Амануллы хан просит помощи в Афганистане. Вот, кстати, Сергей Сергеевич, в Среднюю Азию их и вывозите. Там переводите их со сборов на полноценную мобилизацию и формируйте части. Полки да батальоны для начала. С перспективой в 1929 году пошалить.

– Горнострелковые? Там ведь одни сплошные горы.

– Вообще отлично! Именно их. Там как раз потребуется много общей подготовки. И оружие им долго выдавать в руки будет не нужно.

– Будет много уклонистов, – заметил Шапошников.

– Это не так важно. Главное, чтобы ребят эти авантюристы в качестве пушечного мяса не решили использовать. Вытащим хотя бы сто тысяч – уже отлично. Ладно. С этим решили. Что там у поляков по оружию?

– Его везут. Много. Разного. Через Данциг, – сразу как-то помрачнел Артузов. – Оценить не представляется возможным. Агентурной сети у нас там нет. Во всяком случае, серьезной, достаточной для получения оперативных сведений. Да и бардак. Скорее всего, правительство Польши само не знает, сколько у них чего есть сейчас.

– Румыния будет участвовать?

– Вряд ли. Ради чего? Защищать независимость УССР им не с руки. Какие-то интересы у них есть только в южной Бессарабии. В частности, они не отказались бы забрать Одессу. Но кто ж им даст? Англичане и французы, насколько я знаю, резко против. В остальном им незачем сражаться. Цели нет.

– А если она появится?

– Тысяч сто они выставят. Плюс по мобилизации еще столько, край – двести. Не по людям. По оружию, которого тупо нет. Но подготовка у них никакая. Да и их никто не планирует использовать – поставок вооружения нет. И быстро его не завести.

– Ясно. А наши «прибалтийские тигры»?

– Примерно три корпуса на всех. После мобилизации. Да, у них есть определенные территориальные интересы, но незначительные. И в войну они вступят только в том случае, если увидят, что мы проигрываем. Финляндия – аналогично. Финны очень мотивированы и заряжены национализмом, но их всего три миллиона. Даже если мобилизовать шесть процентов, то есть хватать всех подряд подходящего возраста, то сто восемьдесят тысяч. Но оружия хватит едва на две-три дивизии. Да и указанная численность мобилизационного резерва носит теоретический характер – подготовленного резерва у них, по сути, нет. Во всяком случае, пока.

– С Маннергеймом удалось переговорить?

– Да. И он решительно против войны. Опасается повторения приснопамятной Парагвайской войны^[15] в случае серьезного конфликта с нами. Хотя горячие головы в Хельсинки имеются, жаждущие отрезать у нас всю Карелию и Кольский полуостров. Однако единства в финском обществе нет. И, как я уже сказал, в войну они полезут, только если увидят – мы ее проигрываем. Причем явно и решительно. Чтобы отхватить свой кусок пирога. Как и эти, как вы говорите, «прибалтийские тигры».

– Насколько вероятно, что в войну вступят англичане или французы?

– Сложно сказать. Их общество к войне не готово. Оно все еще очень уставшее от Империалистической мясорубки. В народе превалируют сильные пацифистские настроения.

– Но, если впишутся, нам конец?

– Именно так, – кивнул Каменев. – Их флот легко размажет нас на Балтике. Походя. Не заметив нашего сопротивления. После чего перебросят дивизий пятьдесят. И все. Нам их останавливать нечем. Тем более что десант они высадят либо в Прибалтике, либо в Финляндии. И довольно быстро отрежут, а возможно и возьмут, Ленинград. А там наши основные военные производства.

– И мы окажемся в ситуации белогвардейцев, – мрачно заметил Михаил Васильевич, – за тем исключением, что нас никто оружием с боеприпасами поддерживать не станет.

– Да.

– К счастью, ни англичане, ни французы не рвутся в бой, – встрял Артузов. – Я почти уверен, что, даже если мы начнем топить их корабли, не факт, что они решатся объявить нам войну. Хотя я не рекомендовал бы так поступать. Мины поставить у берегов поляков можно. А вот открывать огонь и топить их транспорты или охранение открыто – нет. Рискованно. Могут и психануть.

– А США с Японией что?

– Тут все хорошо. США спит и видит, как занять Владивосток. И через него осваивать наш Дальний Восток с Сибирью. У японцев аналогичные интересы. Они друг друга сдерживают. Собственно, и не смогли развернуться в годы Гражданской из-за этого. Я почти уверен – они будут сидеть тихо. И проблемы нам если и создадут, то китайцы. Но с ними у нас относительно нормальные отношения. Мы вывели инструкторов, перестали поддерживать компартию Китая, и оснований бодаться с нами у них нет. Хотя англичане могут это простимулировать, и тут никаких гарантий.

– М-да… – подвел итог Фрунзе. – Не так все плохо.

– Мы ведем опасную игру Михаил Васильевич, – возразил Каменев.

– Кто не рискует, тот не пьет… хм… питательный раствор через трубочку в реанимации.

Слащев нервно хохотнул, а Каменев поморщился.

– Не смешно.

– У нас огневая мощь превосходит их в несколько раз.

– Мы не знаем этого доподлинно, – заметил Артузов. – Англичане и французы поставляют им много оружия.

– И они уже изменили штатное расписание частей и подразделений?

– Насколько я знаю, нет.

– Значит, они укомплектованы как Российская Императорская армия конца Империалистической войны. С поправкой на ветер. Французы и англичане им бы подсобили, но у них и у самих эти штатные расписания довольно архаичные. Так что эти вооружения скорее идут на мобилизационные склады.

– Танков много.

– Рено?

– И «Ромбы».

– Ну и ладно, – махнул он рукой. – Они же картонные. Зря, что ли, мы патроны с бронебойными пулями изготавливаем?

Основным противотанковым средством РККА являлась 13-мм крупнокалиберная винтовка, пробивавшая со ста метров около 22 мм брони^[16]. Не бог весть что, но этого за глаза хватало для поражения любых серийных танков тех лет.

Им в поддержку шли 13-мм пулеметы и 76-мм легкие гаубицы, способные неприятно покарать практически любую бронетехнику неприятеля. Фугас массой в 6,5 кг для 8–12-мм брони был во многом ультимативным «подарком». И где не хватало энергии самого снаряда, аукнется полтора килограмма взрывчатки. Для клепаных корпусов из тонких броневых пластин такого хватало с запасом.

Ну и наконец, был налажен выпуск 7,92-мм бронебойных пуль для ручных пулеметов. Ту самую немецкую пулю «К», которая в годы Первой мировой войны вполне уверенно пробивала около 10–12-мм брони на небольших дистанциях.

Так что Фрунзе был спокоен.

Противотанковых средств в войсках хватало. И максимум, что с бойцами могло случиться, – это паника и танкобоязнь. Но тут уж ничего не попишешь. Во всяком случае, сейчас. Ввести в каждую дивизию, а лучше полк, маленький отряд САУ для огневой и моральной поддержки он пока не мог. Даже в войсках постоянной готовности. Да и, наверное, никто не смог бы. И придется играть эту партию с тем, что есть…