Читать книгу «Безумный Макс. Том 2. Ротмистр Империи» онлайн полностью📖 — Михаила Ланцова — MyBook.
image

Глава 5

1915 год, 2 июня. Петроград

Столичная возня шла своим чередом.

Возбужденный и испуганный Император оказался достаточно умен для того, чтобы не наломать дров. Никаких резких движений. Нет. Он просто начал аккуратное кадровое движение, выбивая из-под ног своего дяди всякую почву.

Единственным острым моментом стал рапорт Михневича. Великий князь оценил визу Государя на бумаге и затеял с ним перебранку. Но очень непродолжительную. Ему успели донести, что Император на взводе. И что нужно быть осторожнее.

Но это было единственным острым эпизодом. В остальном же Николай Александрович старался избегать скандалов, ведя больше кулуарную и подпольную работу. Просто потому, что не был уверен в людях, на которых привык опираться, и боялся за жизнь своих близких, если вдруг он спровоцирует заговорщиков.

А тем временем на полях сражений Первой Мировой войны происходили грандиозные изменения.

25 марта 1915 года Рим, уступив сладким обещаниям Берлина и Вены, подписал с ними секретный договор и объявил мобилизацию. Да, у Италии были территориальные претензии к Австро-Венгрии, но Вена оказалась готова добровольно передать Риму спорную территорию в Южном Тироле и Рагузу. В случае если Итальянское королевство вступит в войну на стороне Центральных держав. Вкусно? Очень. Это ведь бо́льшая часть того, что Рим хотел заполучить по итогам войны от своих восточных соседей.

Сверху же Германия и Австро-Венгрия гарантировали передачу Италии Савойи, Прованса и острова Корсика, а также французские колонии в Алжире и Тунисе. То есть фактически обещали реализовать мечту итальянского реваншизма тех лет. Даже Бенито Муссолини, еще недавно выводивший на улицу толпы в поддержку Антанты, переметнулся на сторону австро-германского союза.

Однако Рим, несмотря на подписание договора и начало мобилизации, вел до самого конца активные переговоры с Парижем и Лондоном. И всеми силами давал им понять, что склоняется на их сторону и даже готов воевать, но ему для этого не хватает денег.

Мерзко? Может быть. Но только дождавшись доставки золота англо-французского кредита, Италия 12 мая объявила войну Франции. Ну и остальным участникам Антанты. К этому моменту Рим располагал тридцатью пятью мобилизованными дивизиями, приведенными в полную боевую готовность. Ну и пятнадцатью австро-венгерскими дивизиями, что стояли на границе с Италией, всеми силами имитируя подготовку к тяжелой обороне. В Вене ведь прекрасно понимали, что делает Рим.

И вот эта орда в полсотни австро-итальянских дивизий обрушилась на восемь французских, что затыкали брешь на юге. Быстро смяла их. И начала масштабное наступление.

Тут надо сказать, что части, размещенные на итальянской границе, оказались далеко не самые боеспособные. Фактически туда отводили соединения на отдых с Рейна. Ведь Италия всем своим видом показывала, за кого она вступит в войну. Вон, и кредит взяла огромный. И поднятые по мобилизации войска держала на австрийской границе. Так что, решительный рывок австро-итальянских сил оказался для французов полным сюрпризом.

Ни укреплений, ни готовности к войне отдыхающих, выведенных на пополнение и отдых соединений. Да, горы. Но через горный хребет шли три крупные дороги, на которых Центральные державы смогли сконцентрировать шести-семикратное превосходство в живой силе, пулеметах и тяжелых вооружениях.

В общем – чуда не произошло. В Париже вспыхнула паника! А французский флот, опасаясь захвата, экстренно покинул свою главную базу на Средиземном море – Тулон.

Но паника началась не только в окрестностях Эйфелевой башни. Ведь эти полсотни дивизий, уничтожив французские заслоны, могли спокойно наступать, не встречая никакого сопротивления. Это грозило Франции катастрофой. А значит, и всей коалиции. Понимая критичность ситуации, союзное командование стало спешно снимать англо-французские войска с позиций на Рейне и перебрасывать на юг.

С огромным трудом к 23 мая удалось остановить наступление итальянского фронта, взявшего к тому времени уже не только Тулон, но и Марсель. А вместе с ним и весь юго-восток Франции. Да и то французы справились потому, что австро-итальянские войска устали, а их тылы чрезвычайно отстали.

Удача? Конечно. Но в Париже не успели толком порадоваться своему счастью. Уже 28 мая начало свое наступление германское командование. Оно бросило все свои ресурсы и резервы на прорыв флангов чрезвычайно ослабленных англо-французских позиций по Рейну.

Фронт рухнул.

Англо-французские и бельгийские соединения спешно отходили, бросая тяжелое вооружение и обозы. Ибо над ними висела угроза окружения. Началось новое германское наступление на Париж. Намного более осторожное и сдержанное, чем в 1914 году. А потому и опасное.

Главнокомандующий Русской Императорской армией стал стягивать на Северо-Западный фронт силы отовсюду. Даже с Кавказа. Вся Россия начала лихорадочно готовиться к наступлению.

Максим осознавал весь трагизм положения намного лучше прочих. Падение Франции означало поражение России в войне. Потому что Германия, Австро-Венгрия и Италия единым фронтом развернутся на восток и сомнут Империю. Более того, в этом случае, безусловно, включится и Турция. Так что поражение станет удивительно тяжелым. И нужно что-то делать. Поэтому он подал рапорт на имя Императора с планом операции. Разумеется, с участием себя любимого и своего отдельного эскадрона.

Николай Александрович спустил этот рапорт Главнокомандующему. Но тот нашел способ его завернуть под самым благовидным предлогом.

Ссылаясь на доклады своих генералов, Николай Николаевич указал на то, что сейчас идет лихорадочное пополнение личного состава. Что кошмарные потери в 1914 году и в феврале-марте 1915-го не позволяют Северо-Западному фронту обеспечить прорыв эскадрона в тыл и закрепление его успехов.

Кроме того, огромные потери потребовали мобилизации слишком большого количества призывников. А запасов вооружения и снаряжения на складах для них просто не хватало. Даже обычного обмундирования и особенно сапог.

И вообще – все плохо. Все очень плохо. А тут еще этот клоун со своими машинками. Как он посмел наглец?! Болван! Дилетант!

Николай Николаевич красиво и эффектно описал всю трагичность положения Русской Императорской армии. Которую, кстати, сам до этого состояния и довел. Хотя эту деталь Великий князь благоразумно опустил. Впрочем, Максим прекрасно понимал, что отказ был дан не столько по объективным причинам, сколько из-за личного отношения к нему. Их противостояние набирало обороты, и с каждым новым витком Ник Ник ненавидел Меншикова все сильнее и сильнее. Настолько, что готов был «вставлять палки в колеса» любым, даже самым разумным и полезным его идеям.

Почему Максим пришел к такому выводу? Так с тем же Ренненкампфом, командующим 1-й армией, он продолжал переписываться. И не только с ним. А потому прекрасно знал реальное положение дел на фронте. Как и то, что германские силы хоть и окопались по Варте и Одеру, но очень немногочисленны. И если бить их не в лоб, а маневром, то…

В общем – отказ Николая Николаевича он воспринял слишком близко к сердцу. Словно красную тряпку и личный вызов…

Глава 6

1915 год, 8 июня. Петроград

Получив окончательный отказ от Главнокомандующего, Меншиков не отчаялся, а скорее разозлился. И отправился к Александру Ивановичу Гучкову – злому гению российской общественности тех лет.

– Добрый день, – произнес тот настороженно. – Признаться, не ожидал вас увидеть.

– Отчего же?

– Вы держитесь партии Императора.

– Именно по этой причине я к вам и пришел, – с усмешкой заметил Максим. – Пригласите в кабинет? Или у вас есть более удобное место для приватной беседы?

– Вот как… – немного растерянно буркнул Гучков и потер глаза с переносицей. – Пожалуйста. Проходите.

Они прошли по просторному помещению и осели в богато обставленной небольшой комнате. Друг напротив друга. В оппозицию. Глаза в глаза. Не близко, но и недостаточно далеко.

Александр Иванович был удивительный человек. Его род вышел из крепостных. Выкупившись, через старообрядческие общины. Потом семейство занималось торговлей и промышленными делами. Но не он. Совсем не он. Вся его жизнь, вся его сущность выдавала в нем человека совсем из другой эпохи. Максиму он даже казался коллегой из XXI века. Кроме каких-то невероятных, прямо-таки чудовищных амбиций, он был быстр, энергичен и деятелен, просто кипуч. Такие в будущем только в мегаполисах водились. А еще смел и решителен. Любил острые ощущения и даже под пулями сохранял хладнокровие и рассудительность. Но главное – все, за что он брался, как правило, доводил до конца.

Это был танк. Это был паровоз. Это был трицераптос, диссонирующий со всем окружающим его политическим ландшафтом.

По сути, главная трагедия Российской Империи 1910-х годов заключалась в том, что Гучков не вошел в команду Николая Александровича. А потому этот человек оказался вынужден ему оппонировать…

– Вы хотите изменить Россию? – после долгой паузы и игры в гляделки спросил Максим.

– А вы?

– Вы не ответили.

– Хм, – после небольшой паузы усмехнулся Гучков. – Хочу.

– А я уже меняю. И вы тоже можете.

– Что вы имеете в виду? – прищурился Александр Иванович.

– Вы знакомы с учением Льва Толстого о роли личности в истории?

– Разумеется.

– Тогда вы должны понимать, что это полный бред. Роль личности в истории абсолютна. И чем выше она находится, чем больше у нее ресурсов и возможностей, тем сильнее ее влияние на окружающий ее мир. Посмотрите на то, что я сделал в Восточной Пруссии. Фактически в одиночку я изменил ход всей кампании. И победитель стал проигравшим.

– Вам просто повезло.

– Вы так думаете? А почему же мне тогда повезло на Пиллау? Вы ведь, я надеюсь, знаете, что автором операции и ее главным паровозом был я.

– Вы?

– Я пришел к Колчаку и предложил ему эту безумную идею. Убедил его. Потом убедил Эссена. Потом разработал план сухопутной части операции и способы взаимодействия десанта с кораблями. Ну и под финиш выступил инструктором десантной команды. Вы разве не знали?

– Нет, – ответил Гучков. – Слухи ходили, но… но почему вас тогда не наградили?

– А чем меня награждать? Все оставшиеся Отечественные ордена мне либо не по чину, либо уже висят. Да и дядя, признаюсь, меня искренне ненавидит. Он костьми лег на пути к моему награждению и поощрению. Любому. Но не это главное. Я хочу менять этот мир. И я иду и меняю его. А вы – нет. Но ведь хотите?

– Допустим, – кивнул Гучков, улыбнувшись. – Полагаю, сейчас вы тоже хотите его изменить. Я прав?

– Абсолютно, – кивнул Максим. – Давайте я обрисую диспозицию. Вот у нас есть Император. Оставим в стороне его личные качества. Главное, что для него семья – это суть всей жизни. В нем нет амбиций. В нем нет жажды славы или величия. Он просто хочет больше времени проводить с любимыми людьми. И он охотно бы взвалил весь тот груз повседневного государственного управления на верного, умного и деятельного человека. Но таких подле него нет. И он, как ответственный человек, вынужден тащить эту ношу сам…

– Вы уверены, что ничего не перепутали? – повел бровью Гучков.

– Назовите мне навскидку десяток умных и деятельных людей в окружении Императора. Из числа тех, кому бы он доверял.

– Сложный вопрос, – усмехнулся Александр Иванович.

– Нет. Очень простой. Таких людей нет. Император, может быть, и готов что-то менять. Но как? И главное, с помощью кого? Петр Великий не смог бы модернизировать Россию, не будь у него Александра Даниловича Меншикова и иных сподвижников. Тех, на кого он смог опереться. Тех, кто составлял его команду. Команда нынешнего Императора вам известна…

– Я смотрю, вы их не любите…

– Хм. Давайте зайдем с другой стороны. Допустим. Только допустим, что монархию свергли. В России установилась республика. Кто бы смог стать президентом? Вот прямо сейчас. Ну, кроме вас, разумеется. Вы слишком умны и деятельны. Вас туда просто не пустят. Испугаются.

Гучков ничего не ответил, промолчав, лишь остро взглянув на собеседника.

– Не знаете? Да любой. Потому что кто бы им ни стал в текущей ситуации, он не удержит власть. И страна погрузится в пучину хаоса. А возможно, и вялотекущей революции. Как во Франции. Сколько там эта кровавая каша длилась? Десять лет?

– Да…

– Все ядро нашей либеральной оппозиции – люди хорошие, но бестолковые чуть более чем полностью. У них просто нету подходящего опыта и знаний. Навыков нужных нет. Кто-то из них замечен в эффективном управлении крупным бизнесом? Или, может быть, был министром и смог достигнуть по-настоящему выдающихся результатов? Нет. Это совершенно неквалифицированные администраторы. Прямо-таки разнорабочие от политики. Но поболтать они горазды. Особенно любят популизм, не понимая, что это верная могила.

– Почему? – хмуро спросил Гучков, ему не понравилась такая мрачная характеристика элиты либеральной тусовки Российской Империи, но возразить по существу он не мог. Во всяком случае, сейчас.

– Я приведу пример. Вот берем крестьянские массы. Они хотят черного передела. То есть пусть небольшого, но увеличения своих земельных наделов за счет латифундий. Отлично. Человек, жаждущий власти, обещает им этот передел. Они за него голосуют, он становится президентом и вынужден претворять эту реформу в жизнь. Допустим, получилось все сделать бескровно и полюбовно. Раз и все. Что само по себе нереально. Но не суть. Получилось. И к чему это приведет? Правильно. К тому, что заводы встанут. Ведь сельскохозяйственное сырье на них не будет поступать. Мелкий частник его не производит. Красивая картина?

– Не очень…

– Дальше хуже. Толпы рабочих оказываются на улице без средств к существованию. Чтобы выжить, они сколачиваются в банды и идут грабить село. Крестьяне, защищаясь, тоже собираются в отряды. И что мы получаем на выходе? Правильно. Гражданскую войну. Причем меньше, чем через год. И прекрасную иллюстрацию роли личности в истории. Лучше и не придумаешь! Один пустоголовый кретин, не понимающий последствий своих поступков, в состоянии развязать такую бойню, что в страшном сне не приснится…

– Странный вы человек, – после долгих размышлений произнес Гучков.

– А что во мне странного?

– Вы ведь не любите демократию. Так?

– Я считаю, что честный человек и не может ее любить. Если, конечно, он достиг достаточного уровня личного развития.

– Серьезно? Почему?

– А вы пойдите и поговорите пять минут с каким-нибудь типичным избирателем. Он же ничего не смыслит ни в государственных делах, ни в экономике… Этот обыватель делает свой демократический выбор на основе лозунгов, красивой болтовни и прочей шелухи. И кого он выбирает? Правильно! Того, кто будет лучше ему в уши заливать красивые сказки. Как там говорил Бисмарк? Никогда столько не врут, как перед выборами, во время войны и после охоты.

– Да, – кивнул Гучков. – Монархия, вы считаете, лучше?

– Смотря какая…

– А какая?

– Не будем трогать больные вопросы нашей страны. Посмотрим на Францию. Последний ее взлет был связан с Наполеоном Бонапартом. Первым, разумеется, а не с его недалеким племянником. После этого Франция умерла. Монархия возрождалась. Но это уже была декорация, а не Империя. Франция погрязла в дрязгах и потеряла всякую энергию, всякую жизнь, всякую цель. Еще двести лет назад Людовик XIV мог в одиночку воевать практически со всей Европой. И вполне успешно. А сейчас, что?

– Увы, Николай не Наполеон, – грустно усмехнулся Гучков.

– А вы думаете, Наполеон смог бы стать самим собой без своих верных маршалов? Да, Николай не Наполеон. Но посмотрите, какие люди его окружают. Короля играет свита. А король реализует интересы тех, на ком зиждется его власть. Николай не дурак. Пилить сук, на котором он сидит, глупо. В этом и противоречие. В этом и беда. Торговцы и промышленники хотят, чтобы Государь поддержал их? Отлично! Но разве они сами поддерживают Государя? Что они сделали для того, чтобы Николай Александрович доверял им? Ничего. Только галдят, как голодные чайки. Только возмущаются. Только отдаляются от Императора, вверяя его в руки весьма специфических людей. И пропасть между прогрессивной общественностью и Государем растет. Не из-за него. Отнюдь.

– Вы считаете?

– Я уверен, – твердо произнес Максим. – Как и в том, что вы нужны ему. Эти верные тупоголовые пеньки не хотят ничего менять. Им и так хорошо сидится. А мир – меняется. Мир – развивается. И чтобы просто не свалиться с корабля современности, нужно непрестанно бежать вперед.

– Вы же понимаете, что Император считает меня врагом…

– Так идите к нему и покайтесь. Скажите, что были не правы. Скажите, что поняли все глубину своего падения. И начните оказывать ему услуги. Безвозмездные услуги. Демонстрируйте верность. Поверьте, Николаю Александровичу сейчас очень нужны верные люди.

– Это прозвучало как намек, – подобрался Гучков.

– Так и есть, – многозначительно улыбнувшись, произнес Максим, глядя своему визави прямо в глаза. – Александр Иванович, вы думаете, я пошел бы к вам просто так? Сейчас вы можете стать русским Жаном Ланном[33]. На что вы готовы пойти ради этого? Бисмарк, желая славы и величия, не постеснялся собрать толпу крестьян и привести их на защиту своего монарха. А что сделаете вы? – спросил Максим и внимательно посмотрел в глаза Гучкову. Смелому, решительному, жесткому и беспредельно амбициозному человеку. Наконец, после долгого молчания и игры в «гляделки» тот спросил.

– Император знает, что вы здесь?

– Нет.

– Тогда, может быть, все это лишь пустая болтовня?

– Может быть. Возможно даже, что я ошибся и вы уже состарились. Скисли. Перегорели. И забыли, что «невозможно» – это слово из словаря глупцов[34].

– Ха! – не выдержав, усмехнулся Гучков. Такого ему еще никто не говорил. А потом внезапно переменил тему. – Вы верите в Бога?

– Не знаю. Но иногда я хочу его найти.

– Найти? – удивился Александр Иванович. – И что бы вы сделали, найдя Бога?

– Если Богу нужна помощь – я помог бы ему.

– А если не нужна? – оживился Гучков.

– Тогда я надрал бы ему задницу, – пожав плечами, невозмутимо и максимально серьезно ответил Максим. – Потому что этот мир – та еще помойка и кто-то за этот бардак должен ответить[35]

Гучков поперхнулся от услышанного. Выпучил глаза, подавшись вперед, к невозмутимо смотрящему на него ротмистру. И засмеялся. Истерично. Безумно. Заливисто. Минут пять хохотал. Потом остановился. Вытер выступившие слезы платком. И куда как более благожелательно посмотрел на того, кого все вокруг считали правнуком Николая I.

Максим улыбнулся.

Его расчет удался. Он долго не мог разгадать секрет Александра Ивановича. То монархист, то либерал, то октябрист, то кадет, то вообще с левыми путается. Он метался по политическому полю России неприкаянно, нигде не находя себе приюта. И оно было понятно, потому что не было в России тех лет группировки бонапартистов…

Ничего сильно хитрого и сложного Максим не сделал. Он просто предложил Александру Ивановичу то, что он желал. В рамках действующей конъюнктуры, разумеется.

Всю свою жизнь безумно энергичный, деятельный и амбициозный Александр Иванович жаждал признания. Отчаянно, прямо-таки самоубийственно стремясь к славе и величию.

И далеко не сразу он встал в оппозицию к двору. Отнюдь.

Карьеру свою он начал в 1886 году и в сжатые сроки добился удивительного прогресса на службе Государя. Борьба с голодом. Судебные дела. Управление Московской губернией. И многое, многое другое.

1
...