***

– Папа хочет поговорить… – сообщила Марина вечером того же дня, поочередно приоткрыв две двери в необъятной квартире. – В столовой.

В торце большого обеденного стола, уже возвышался Анатолий Антонович. Вика пришла босиком, в одной длинной футболке, и уселась, поджав ноги, на кушетку у стены. Эдик явился с руками, засунутыми в карманы светлых шорт, и, не вынимая их, сел за стол напротив отца. Марина присела на краешек стула между ними.

– Новости читали? – спросил Анатолий Антонович.

– Новости? – нахмурилась Вика.

Она никогда их не читала.

– Про чипы-то? – хмыкнул в ответ Эдик.

Он не только читал, но уже успел их обсудить. «Хватит хныкать, – возражал он паническим настроениям свидетелей апокалипсиса. – Будущее неотвратимо. Чуть раньше, чуть позже, но это должно было случиться! А тут еще и за казенный счет!» «Технологии развиваются, – объяснял он напуганным на всякий случай гуманитариям. – В телефоне у вас датчик GPS, в фотографиях геотеги, теперь будет прямо в теле. В чем принципиальная разница?». «Это смешно, – обличал он вспомнивших о Большом Брате любителей антиутопий. – Чего еще про вас такого не знают, чего вы сами не выкладываете в сети?» Как видите, Эдик был человеком прогрессивных взглядов.

– Про устройства местоположения, – подтвердил Анатолий Антонович, используя корявый официозный эвфемизм.

Он хотел поговорить с детьми основательно и взвешенно. Слово же «чип» волокло на себе столько негативных ассоциаций, что могло расстроить беседу с самого начала. Однако его неуклюжие попытки не помогли.

– Про какие чипы? – не поняла Вика.

– Объявили поголовную чипизацию, – и брат коротко обрисовал ей ситуацию.

– И чего? – подала сигнал Вика, что положение вещей уяснила.

– Это все очень серьезно. Это важный и нужный шаг, – сказал Анатолий Антонович веско. – И надо, чтобы наша семья правильно отнеслась к этому. И чтобы вы установили устройства вовремя и как положено.

Эдик открыл рот, намереваясь спросить: «И это все, зачем звал?!», но к собственному удивлению услышал нечто противоположное:

– Да ни за что!

Отец нахмурился. Эдик и сам изумился, набрал воздуха, чтобы сказать, что не то имел в виду, но выпалил:

– Пусть они эти чипы себе в задницу засунут!

От собственной резкости он даже оторопел, хотя с помощью теории мысленных картинок, такое поведение вполне можно было объяснить. Эдик видел себя независимым, хотя и не очень удачливым молодым человеком, устремленным в будущее, лишенным предрассудков прошлого, с ясным и свободным умом. Он видел себя как бы немного впереди всего остального человечества, которое уныло и ожидаемо завыло об ужасах тотальной чипизации. Это положение делало его привлекательным для самого себя, выделяло из массы. Каждому же приятно быть уникальным!

Однако, пока он открывал рот для первой фразы, ситуация драматически изменилась. Рядом с собой, буквально плечом к плечу, в группе лидеров человечества Эдик вдруг обнаружил собственного отца, который, по его мнению, никаким лидером не был и вести к светлому будущему и свободе мысли, разумеется, не мог!

Увидев такую картину, Эдик почувствовал себя обманутым, запутанным и неприятно удивленным, и первой спазматического характера реакцией было бежать в любую другую сторону.

Все это произошло у него в голове и теле так быстро, что он и сам не успел ничего понять.

– Не ругайся! – тихо сказала мать.

– Они и засунут! – повысил голос отец. – Написано было – в ягодичную мышцу устанавливать будут.

– Вот пусть себе и ставят! – Эдик был непреклонен.

– Это нужно для безопасности, – подбирал аргументы отец.

– Для чьей?! – язвил Эдик. – Для их же собственной! Уж не для нашей точно.

– Это на сложный случай, чтобы разные там службы могли помочь!

– Это ограничение личной свободы!

– Это все равно произойдет, это всего лишь вопрос времени. Это даже не мы изобрели, а голландцы! – Анатолий Антонович даже и не думал, что он такое думает, но надо же было как-то этого юнца поставить на место.

У Эдика было странное ощущение, что он спорит с самим собой. Однако уступить он уже не мог. Придерживаться противоположных позиций в разное время в разных спорах – еще туда-сюда, но не в одном же разговоре! Такой пластичности убеждений Эдик еще не достиг.

– Разница в том, что голландцы решают сами!

Анатолий Антонович похлопал себя пятерней по круглому затылку, пытаясь понять, почему его собственный сын не может просто послушать по-житейски мудрого отца? В поисках ответа он перевел взгляд на Вику.

– А ты что молчишь? Какое твое мнение?

Вика приоткрыла рот и пошевелила глазами, переводя их с одного конца стола на другой. Никакого мнения у нее, разумеется, не было. С одной стороны, это было простительно – она про всю эту затею с чипами узнала-то три минуты назад. С другой стороны, объяснимо – она никогда не придавала значения тому, что решает и делает городская управа.

Вика вообще существовала в условиях некоторой данной данности. Солнце светит с неба, зимой падает снег, мэрия принимает решения. От того, что на солнце набегали облака, зима выдавалась бесснежной, а река, как этим летом, выходила из берегов – ничего кардинально в этом мире не менялось. Временным неудобством больше или меньше – не стоит того, чтобы обращать внимание. И уж тем более странным было иметь мнение по поводу каких-то там городских законов. Она никак не влияла на то, чем там люди занимаются в управе, и не видела никакой связи между их деятельностью и своей жизнью.

– Мнение? – переспросила она, чтобы выиграть время и придумать, как она хочет выглядеть в этой ситуации.

– Да какое у нее мнение… – вздохнул Эдик.

– Не надо так, – тихо сказала мать.

– Да я как-то не думала… – призналась Вика. – Это так важно?

– В твою ягодичную мышцу собираются вогнать чип, а тебе неважно? – осклабился Эдик.

– В мою?! – в голосе у Вики обозначилось искреннее беспокойство.

– В твою, – подтвердил Эдик. – Выбирай, в левую или в правую?

– Прекрати! – скомандовал отец. – Вика, нужно будет это сделать на этой неделе.

К этому моменту у Вики внутри созрело некоторое возмущение. В центре мысленной картинки она по-прежнему видела себя в непринужденной, но изящной позе. Однако вместо романтичного, шикарного или просто веселого окружения она вдруг обнаружила склизкое зеленое щупальце, тянущееся сзади к ягодичной мышце. Связь между ее жизнью и городской управой неожиданно стала остро очевидной.

– Я не стану! – сказала Вика. – Что за бред?

Никаких отчетливых планов на собственную ягодицу Вика не имела, но вшивания в нее чего-либо по решению кого-либо точно в них не было. Она даже поерзала, поплотнее вжимаясь в кушетку.

– Выбора нет! – начал сердиться Анатолий Антонович. – К концу месяца начнут задерживать, как вы тогда запоете? Сейчас нельзя…

– Как раз сейчас и можно! – Эдик встал и даже вытащил руки из карманов, чтобы подкрепить слова жестом. – Потом будет поздно! Приходит время сказать «нет»!

Это прозвучало неплохо. Эдик уже видел себя на крыше какого-нибудь автомобиля перед собранием сограждан.

– Есть предел!

– Я не буду вытаскивать тебя из кутузки! – поднявшись навстречу, пригрозил в ответ отец, но темницей настоящего бунтаря не напугаешь.

– Всех не запрешь! – воскликнул Эдик.

– Вика! – снова попытался вовлечь дочь в дискуссию Анатолий.

Вика чувствовала себя так, будто оказалась персонажем какого-то триллера: сзади подбиралась с нехорошими намерениями городская управа, прямо перед ней ближайшие родственники приобретали вид обезумевших зомби. Однако у персонажа был сценарий, в котором написано, что случилось дальше. У Вики сценария не было.

– Что «Вика»? – спросила она, болезненно осознавая, что она не главная героиня триллера, а из тех тупых, которых съедают первыми.

– Скажи мне, что ты пойдешь и поставишь чип! То есть… Устройство! – Анатолий был уже не на шутку раздражен.

Вика чуть ли не впервые в жизни оказалась ответственной за принятие какого-то судьбоносного семейного решения. И ей это совершенно не понравилось. Как если бы вовремя посадки самолета пилот вдруг завел ее в кабину и спросил: «Выпускать закрылки или нет? Говори быстрее! Сейчас или позже?» При всем желании быть решительным и разумным, на такой вопрос не ответишь, потому что не знаешь, что такое закрылки и зачем они нужны.

Вика видела себя кем-то наподобие суслика, который вытянулся вверх глянуть через кочку и обнаружил, что там буря: ветер дул в нос, наползали черные тучи, в глаза летел песок, а мимо выдранная из земли трава. Она и сделала то единственное, что только и мог сделать суслик – юркнула обратно в норку.

– Да не буду я ничего! – выпалила она, пытаясь отступить в привычное, понятное и удобное.

– Это же модная – как это говорится – фишка! В телефоне можно будет смотреть… Приложение там… – пытался встать на позиции молодого поколения отец.

– По-твоему, любое приложение, какое выйдет – сразу топовое?

– А разве не так? – спросил отец, искренне уверенный, что молодежь ведет себя не умнее падких на блестящее сорок.

– Ты меня прости, папа, но это дичь какая-то. Это уже давно не так!..

Так Анатолий Антонович устарел прямо во время попытки стать современным.

– Виктория! – воззвал он так, словно настоящая Вика спряталась где-то глубоко внутри головы его дочери и поэтому плохо слышала.

– Не надо на меня кричать! – заслонилась Вика ладонью и спустила ноги с кушетки. – Это все вообще уже!

– Молодец, сестренка! – заулыбался Эдик.

– Куда?! – грозно вопросил отец, глядя как Вика удаляется по направлению к коридору.

– Если вы еще орать будете, я от вас в общагу съеду! – Вика даже не обернулась. – Даром, что пустая стоит!

Анатолий Антонович прикрыл глаза. Все пошло не так. Ему никак не удавалось донести простую мысль, что сейчас не время философствовать, что сейчас надо сидеть тихо, пригнувшись, как в окопе во время обстрела, и не привлекать к себе внимания, потому что…

На этом месте простота заканчивалась, потому что Анатолий Антонович не мог им рассказать про фундаменты. Это ведь повредило бы образу мудрого главы семьи. И хотя сейчас реальность разительно отличалась от желаемой картинки, Анатолий Антонович в глубине себя надеялся, что дети все же одумаются. Мысль о том, что «одуматься» могут не только они, но и он сам, конечно, его не посещала.

Зато он четко видел систему распределения ресурсов. Она напоминала схему разводки воды по квартирам: большой насос – он сам – выкачивал ресурсы из окружающего пространства, а от него широкие трубы вели к семье и другим нужным людям, ветвясь на мелкие патрубки. Сейчас на схеме пульсировала красным не самая толстая, но все же заметная трубка. Невозможно было оторвать от нее взгляд, и Анатолий послушно соскочил на понятную ему тему:

– Вот что, Эдуард. Раз ты такой свободный и умный, может хватит на моей шее сидеть? Иди-ка заработай себе на свои эти… Взгляды! От меня ты больше денег не получишь!