Цитаты из книги «Нас звали смертниками. Исповедь торпедоносца»

самый подкованный в философии и психологии авиатор, скорее всего, не сможет дать исчерпывающий ответ на кажущийся на первый взгляд простым вопрос: «Что же заставляет вас стремиться в небо?» Может быть, безграничная страсть к самоутверждению, желание бросить вызов безжалостной стихии и самому человеческому естеству или какая-нибудь другая причина… Ясно одно: отними у летчика жажду полета, и ты уничтожишь его самого как класс…

Но даже самый крепкий и закаленный человек может сломаться в определенной ситуации, и никто не застрахован от этого. Ведь в процессе жизни человеческий организм и его нервная система необратимо изнашиваются, чем больше стрессов и испытаний, тем быстрее. Невозможно предвидеть, когда их возможности, кажущиеся в молодости безграничными, окончательно исчерпаются. В одном из учебных полетов «Ту-14Т» начальника летной инспекции авиации Северного флота, имевшего перерыв в полетах около месяца, при заходе на посадку попал в снежный заряд и рухнул, не долетев до взлетно-посадочной полосы, пропахал землю брюхом и замер в пяти метрах от большого пня. Слава богу, все остались живы, но сидевший в штурманской кабине Герой Советского Союза подполковник Геннадий Писарев был настолько потрясен пережитым, что больше не смог заставить себя подняться в воздух…

Воспоминания об этом дне никак не хотят отпускать меня до сих пор. Признаюсь честно, я рад был бы полностью забыть о событиях 30 октября, но увы… Вновь и вновь мне приходится идти в этот злосчастный второй заход… и каждый раз просыпаться в холодном поту, сжимая в руках одеяло. И хотя с тех пор прошло уже почти семьдесят лет, боль этих мгновений с ничуть не меньшей силой разрывает мое сердце…

Честно говоря, я никак не мог предположить, насколько тяжело окажется идти в атаку второй раз. Если бы и сумел, вряд ли смог заставить себя сделать это. В ушах шумит, как после тяжелого удара по голове, все мускулы и жилы сводит лихорадочная дрожь, тело превращается в сплошной неистово пульсирующий кровеносный сосуд, бешеное биение сердца отдается даже в капиллярах, легкие задыхаются от нехватки воздуха, глаза заливает соленый пот… Изо всех сил прикусив нижнюю губу, мчусь навстречу судьбе…

Но идти в атаку второй раз… Выдержу ли я подобное напряжение? Ведь даже после одного захода чувствуешь себя настолько опустошенным, что долго еще не можешь прийти в себя. Недаром же левый торпедный держатель всегда оставался пустым, и на моей памяти никто даже и не заикался о том, чтобы подвесить на него еще одну стальную сигару. Конечно, лишний груз требовал дополнительных затрат топлива, существенно снижавших наши тактические возможности, но, забегая наперед, скажу, что даже в самые последние месяцы войны, когда от нашего аэродрома до врага было рукой подать, мы так и продолжали брать с собой одну-единственную торпеду.

Конечно, не обходилось, да и никак не могло обойтись, без ошибок, и причем довольно грубых, но здесь, как и в пилотировании самолета, главное – сделав правильные выводы из каждой конкретной ситуации, двигаться дальше. Других рецептов успеха жизнь не знает…

Но постоянное балансирование между жизнью и смертью неумолимо подтачивает твою психику, тем быстрее, чем больше товарищей гибнет в сражениях. Поэтому нельзя исключить вероятность того, что однажды может наступить момент, когда моральные силы человека окажутся исчерпанными и он будет не в состоянии сохранить контроль над собой.

каждый раз, прежде чем направить свой самолет в сторону врага, тебе необходимо пройти сквозь чистилище извечного противостояния долга и страха, исход которого заранее гарантировать абсолютно невозможно.

Леонида Великая Отечественная. Белоусов прикрывал от налетов вражеской авиации спасительную для Ленинграда Дорогу жизни, наносил штурмовые удары по немецкому переднему краю, вел воздушную разведку… В декабре 41-го его самолет был сбит, а Леонид воспользовался парашютом. Немцы не сочли для себя зазорным попытаться расстрелять повисшего на стропах беззащитного человека. Несмотря на тяжелые ранения, Леонид все же остался в живых, но из-за начавшейся гангрены спасти его перебитые вражескими пулями ноги врачи так и не смогли. Одну из них пришлось отрезать выше колена… Казалось бы, все. С авиацией покончено раз и навсегда. Но настоящий пилот, всей душой влюбленный в небо, никак не мог смириться с этим суровым приговором, и в начале 44-го Белоусов вернулся на Балтику, в свой родной 4-й Гвардейский истребительный полк. – Представляешь, Миша, – восторгался Бажанов, – он на «Ла-5» все необходимые тренировки прошел! Скоро на боевые задания летать будет! Без обеих ног! Железный мужик! – Да, – восхитился я, – настоящий летчик! …Забегая наперед, расскажу о дальнейшей судьбе Белоусова. Ему действительно удалось осуществить задуманное, и наравне с другими летчиками своего полка он стал принимать участие в воздушных сражениях, сбив несколько вражеских самолетов. После окончания войны Леонид уволился в запас, но из авиации так и не ушел, став начальником ленинградского аэроклуба.

…Именно тогда я окончательно понял: крылатая машина – такое же живое существо, как и любое другое. Она – не просто металл, по воле человеческого разума принявший форму летательного аппарата. Она – живая душа, жаждущая от летчика такта и уважения, в награду за это отвечающая искренней любовью и преданностью, вынося его на своих крыльях из, казалось бы, безвыходных ситуаций. Может быть, человеку, далекому от авиации, подобные рассуждения покажутся несколько фантастическими. Скорее всего, скажет он, чудесное спасение экипажа от неминуемой гибели – заслуга лишь конструкторов, талантливо спроектировавших планер и двигатель, и летного мастерства пилота, да и вообще, нет в этом «бездушном железе» ничего такого, чего нельзя было бы оценить формулами аэродинамики и прочности… Очень может быть… Но, думаю, бывалый летчик, услышав подобные рассуждения, просто многозначительно промолчит, не желая вступать в бесполезные споры…