Глава 4

Сегодня я чуть пораньше вышел на работы, поскольку не знал точно, как долго мы будем вдвоем собираться и как быстро дойдем, а потому сейчас беззаботно лежал на берегу реки и бездельничал в ожидании, пока подтянутся остальные. Можно было бы и самому начать работать, да, боюсь, никто не оценит. Лежал я с полным комфортом, потому что беспокоился о сестре и припас циновку из рафии, которую и раскатал на сухом песке. От реки немного тянуло ночной прохладой, но, если помнить о наступающей жаре, это было даже приятно. Поэтому расположившись с полным удобством, я развлекался тем, что рисовал на небе воображаемые картины, которые создавал в своей голове из разноцветных завихрений энергии. С каждым днем эта фантазия у меня получается все лучше и лучше. Теперь даже летающие в вышине птицы не мешают мне, наоборот, я научился с их помощью делать свои картины все более живыми. Это вообще не имеет отношения к Возвышению, но неплохо меня успокаивает и настраивает на предстоящую кропотливую работу со своим телом. Сверху начал раздаваться знакомый визг, Скирто появился, пора начинать, пока он нас не заметил. Я с неохотой начал нежно гладить по светлым волосам Лейлу, которая пригрелась у меня под боком и задремала, добирая самый сладкий утренний сон. Просыпайся, цветочек.

Это очень странно, я в ошеломлении глядел на свои руки без единого следа веревок от ведра. Эти два месяца, которые я провел, представляя себя впитывающим энергию на каждой ступеньке лестницы, принесли мне ощущение, что с каждым днем ведра становились все легче. Но я с недоверием отмахивался от любых мыслей об увеличении уровня Возвышения, списывая все на свое взросление. Но вот, полив установленные себе как веха три ряда уже почти выросших и готовых к сбору мясных корней, я по привычке остановился размять ладони, в которые обычно впиваются до белых полос ручки тяжелых глиняных ведер. И не вижу ни единого следа, да и вообще не ощущаю ни усталости, ни ломоты в плечах. Хотя еще вчера все было как обычно. Были и затекшие пальцы, и разламывающиеся плечи. Прорыв на звезду, неверующе подумал я и глупо улыбнулся. А затем меня сбил с ног пинок, утопив мою улыбку в песке.

– Почему ты отдыхаешь, отброс? – ворвался в уши визгливый крик Скирто, а вопил он с наслаждением, видно, долго ожидал момента, и я его не подвел, хорошо подставился. Не зря ведь всегда в очередь крысеныша отдыхал вне его глаз. – Почему ты, здоровый лоб, стоишь, отдыхаешь, когда все работают?

– Прости, Скирто. – Я выплюнул песок и забормотал, не поднимая головы: – Руки свело.

– Что ж ты за неженка? Ты как баба! – Скирто принялся пинать меня в сторону обрыва, а я не решался даже немного ему сопротивляться, потому что, если моя догадка верна, то я сейчас так же силен, как крысеныш. И нельзя дать ему это понять. – Катись, катись работать!

– Не бей его! – неожиданно рядом раздался тонкий голосок, и между мной и Скирто выскочила Лейла, размахивая нашим полевичком и брызгая из него водой на крысеныша.

– О, соплячка! – удивился и даже, кажется, обрадовался Скирто. – Тебя еще тут не хватало, не лезь в разговор мужчин.

– Ты бьешь его! – снова закричала Лейла, не обращая внимания на поднявшего руку Скирто. Так что мне пришлось дернуть ее к себе, чтобы он ее не ударил. Боюсь, тогда бы я не смог сдержаться.

– Я тебе сказал не лезть, соплячка? Сказал. Ты лезешь к мужчине? Лезешь, – принялся погано ухмыляться Скирто своей крысиной мордочкой, опустив руку. – И не работаешь, и твой никчемный брат не работает. Еще и голос какая-то сопля поднимает. На кого? Вы сегодня жрать не хотите? Мусор, что ты молчишь, я тебя сегодня не узнаю, ты решил теперь начать прятаться за юбкой или наконец прикусил свой поганый язык? Вот печаль!

– Все, все! – Я наконец смог стереть с лица счастливую улыбку и без опасения поднял голову от песка, прекратив оглядывать ккрысеныша исподлобья. – Сейчас мы с сестрой умоемся, заново полевичок наполним и будем работать дальше.

– А я разрешал вам уходить? – поразился Скирто и, расправив узкие плечи, задрал нос в небо. – Поглядите на него, люди, – картинно развел он руками, обращаясь к замершим на грядках мелкой ребятне и подросткам. – Я только сделал ему замечание, что он много отдыхает, как он решил вообще свалить проветриться к реке. Конечно, там сейчас прохладно!

– Хорошо, – тоже развел я руками. – Давай я отолью прямо на грядки.

– Ах ты, сучонок, – Скирто оскалил свои кривые желтоватые зубы, как никогда становясь похожим на свою кличку. – Самый умный, да? Иди, отливай и можешь не возвращаться назад. Будешь вечером пустую воду хлебать.

– Умный? Нет, – насмешливо покачал я головой, редко, когда эта пронырливая сволочь так глупо подставляется, да и зря он руку поднял на мелкую. – Я самый сильный здесь. Я уйду, но останутся мои неполитые девять рядов. И их польет, польет… – Я начал водить пальцем по свидетелям нашей стычки, а потом ткнул в подходящего: – Следующий по возрасту после меня, Тукто!

– Скирто, сразу говорю, – тут же подал тот голос, – иди в жопу! У меня и так уже руки отрываются. Девять рядов, это просто до хрена. Да даже ряд сверху мне на хрен не нужен. И ты, Леград, иди в жопу со своим пальцем. Не хрен в меня тыкать.

– Нет желающих? Что же тебе делать? Ах, прости, прости, – замахал я руками. – Ведь самый сильный здесь не я. Ведь здесь есть ты, четыре звезды!

– Сука! – выдохнул взбешенный Скирто и шагнул ко мне.

– Ты просто сам польешь их и честно получишь мою пайку, да? – Я одновременно с крысенышем отступил, утягивая за собой сестру, продолжать дальше я не буду, хотя на языке многое вертится, он и так уже на грани. Нужно знать меру.

– Отливай. Возвращайся. Поливай, – коротко выплюнул Скирто слова и, пнув песок так, чтобы он обсыпал нас с сестрой, повернулся ко мне спиной.

Я с глупой улыбкой потянул пищащую и трущую глаза сестру к спуску. Да, в следующий раз Скирто оторвется на мне за свое унижение, подсунув ведро со щелью или просто сбив с ног, но это того стоило. Я два месяца вел себя как пугливая мышь или квартик, терпеливо снося все унижения. Пусть это будет мне награда за мою первую звезду.

– Лейла, хватит дуться, – я шутливо брызнул в нее водой.

– Ты сказал, что мне нужно в туалет, – ткнула она в меня пальцем и снова отвернулась.

– Не обманывай, – я сгреб ее в охапку и начал обнимать. – Я сказал, что тебе нужно умыться.

– Не сильно лучше, – сестра сначала делала вид, что вырывается, а затем буквально влипла в меня, стараясь крепче прижаться.

– Родная, тебе уже почти шесть, а потому ты будешь все чаще попадать работать со мной. Я часто ругаюсь с шайкой Виргла.

– Вначале ты тоже ругался? – перебила меня Лейла.

– Кхе, кхе, ладно, – я решил быть проще с этой мелкой врединой. – Меня часто бьют. Не смей вмешиваться. И я, и мама боимся, что станет хуже. Терпи и не смей никуда влезать. И бойся старших, запросто могут тебя ударить. Ты поняла?

– Ты злой, – обвинила меня Лейла, не переставая обнимать.

– Ты поняла меня? – уточнил я, приглаживая макушку мелкой. Несколько прядей вырвались из-под шнурка, что стягивал ей косичку на затылке – вечно у меня убегают пушистые волосики, когда я ее заплетаю.

– Поняла, – грустно ответила сестра.

– Раз поняла, то беги к своей тяпке и не забудь про полевичок, – я легонько хлопнул ее по попе, дождался в ответ показанного языка и подхватил свои ведра. Нужно проверить свою догадку и заодно порадовать Скирто ударной работой.

Следующие два часа, которые я без отдыха таскал ведра, ясно показали, что я действительно шагнул на следующую ступень закалки. Я не ощущал тяжести ведер, почти не уставал, а на моих руках так и не появились следы от переноски тяжестей. Внимательно оглядев свое отражение в реке, я решил, что новых мышц почти и незаметно, а значит, моя закалка проходит идеально. Разрушая свой образ, я зачерпнул воды ладонью и изобразил на старой джутовой рубахе следы пота, чтобы не давать повода для подозрений Скирто. Ничего, крысеныш, пинай меня, пинай. Если два месяца назад я мог только успокаивать себя надеждами, то сегодня я знаю точно, что придет день, когда я отомщу всей вашей шайке. А возможно, и убийце. Я за два месяца сделал то, на что у тебя, шавка Виргла, ушло три года. А может быть, я потратил даже меньше времени. Месяц назад как-то само вышло так, что светящаяся пыльца стала сливаться в моем воображении в тонкие нити. И я ничего с этим поделать не мог, а затем и не захотел, потому что такой образ возникал в моей голове гораздо легче. Возможно, именно поэтому в наставлении и не указывалась верная картина поглощения энергии. Практик, начавший поглощать силу миру, сам оказывается на верной дороге. И, похоже, она у каждого своя.

В подавленном настроении я снова сидел в своем тайном убежище и печально бросал камешки в воду, ставя точки в своих мыслях. Несколько дней я был счастлив от совершенного прорыва, от надежд на будущую месть. В своих мыслях я предавался мечтаниям и строил планы на будущее. Затем я обратил внимание на свои руки. На ладонях кожа не стала толще, не превратилась в чешуйки или еще что. Даже старые мозоли остались на месте. Но проведя несколько опытов со все теми же ведрами, я выяснил, что эффект сопротивления повреждениям был только на кистях. Если ладонь сопротивлялась даже ножу, который только после сильного нажатия оставлял царапину, то остальная кожа осталась прежней и после попытки пронести ведра на предплечьях, сцепив руки в замок, остались глубокие следы. От открывшихся перспектив у меня захватило дух. Орикол болтал о техниках усиления тела, которые позволяли переносить удары мечей и укусы зверей. Но это же были техники Воинов Развития Духа! Техники, которым учатся если не годами, то многими месяцами! А тут я стал обладателем схожего эффекта лишь после двух месяцев работы с меридианами. За четыре года можно значительно развить эту способность! Я начал придумывать способы, которыми можно было бы закалить все тело, как вдруг меня пронзила страшная мысль. Что я делаю?! Чем мои действия будут отличаться от действий Виргла, который старательно напрягает мышцы, обрастая ими все больше и больше? Вот теперь я сидел и переживал о том, что, похоже, сделал всего шаг в своем Возвышении и уже споткнулся о вторую преграду. Причем о такой уникальной проблеме я даже намека не видел в наставлении по закалке. Впрочем, кто будет описывать редкие случаи в наставлении для отбросов! Вероятно, есть миллионы практикующих, которые подняли вес, но в итоге не сдали экзамен, потому что развили не меридианы, а мышцы. А я, видимо, стану первым практикующим, который не сдаст экзамен, потому что развил не меридианы, а кожу. Я бросил очередной камушек: «Идиот! Отброс!»

А затем я замер с поднятой для броска рукой. Стоп, стоп, стоп. Упершиеся во вторую преграду развивают мышцы, а не меридианы, и все равно становятся сильнее. Сложно не стать сильнее, когда мышцы вспухают буграми, напитанные энергией. Но если я развиваю кожу на сопротивление и это действительно преграда, то за счет чего я стал сильнее? И второй вопрос, а за счет чего мама поднимает шесть своих весов? Если предположить, да что значит предположить, по-другому и не выходит! Если развитые меридианы усиливают те мышцы и кости, которые уже есть у практикующего, на степень своего Возвышения, если они могут позволить стать в несколько раз быстрее, а об этом прямо указано в наставлении, то почему они не могут усилить кожу? Ведь она у меня совсем не изменилась! И если я прав, то мне смело можно закаливать все моё тело, потому что никакой второй преграды у меня нет и в помине. Но кое-что нужно уточнить у мамы, когда я недавно спрашивал у нее, поднимала ли она тяжести в своем детстве, то об этих вопросах я даже не додумался. Поскорее бы вечер! Надеюсь, со шкурами время сегодня пролетит быстро.

– С возвращением! – Я снова, как и всегда, помог маме расстегнуть ремни переноски, но на этот раз еще и попробовал украдкой ее приподнять и, почувствовав, как огромная, выше мамы, переноска, набитая лепешками и камнями, шевельнулась, удовлетворенно улыбнулся.

– Мам? – Сидя спиной к шкуре-занавеске, я, не в силах больше терпеть, начал задавать вопросы: – А ты сколько сдавала экзаменов?

– Начиная с четвертой, на каждую звезду сдавала. В Арройо всех сдавших экзамен досыта кормили, да еще и мясо выдавали как награду. Ну, на первых двух звездах. Да и потом… В общем, я всегда два раза в год ходила на экзамены.

– Два раза? – удивился я.

– Арройо – большой поселок, главный в Черной пустыне. Я же говорила тебе, что у нас даже Воин постоянно живет. Именно он и объезжает такие дыры, как эта, – зло закончила мама, как всегда, когда вспоминает, где сейчас мы живем.

– А сдавала с первого раза?

– Нет, если честно…

Я внимательно слушал еле слышную за звуками льющейся воды маму.

– Никогда с первого раза не получалось. Лучший результат был со второго раза на шестую звезду. Счастливое время.

– А мозоли у тебя бывают? – перебил я ее.

– Кхе, – откашлялась мама. – Странные вопросы. Нет, я восьмая звезда, я уже и забыла, что такое мозоли.

– Ага, – я даже начал подпрыгивать на скамье, услышав подтверждение своим домыслам. – А когда они исчезли?

– Не помню, – задумчиво протянула мама, выходя из-за шкуры и скручивая влажные волосы в пучок. – После экзамена на пятую звезду, когда меня взяли учеником к Кривому Олу, я, наверное, еще года два мучилась ими при работе со шкурами.

– Так, значит…. – начал я бормотать себе под нос, примеряя узнанное из разговора к себе, но меня отвлекли.

– С чего такие вопросы, родной, что случилось? – мама схватила меня за руки и начала внимательно осматривать мои ладони.

– Да так, – я помялся, но под тревожным взглядом серых глаз мамы сдался и, убедившись, что Лейла возится, наводя порядок в умывальном углу, за шкурой, потыкал в руку подхваченным со стола ножом.

– Так! – удивленно протянула мама. – Я видела подобное, но там, у охотника, кожа была больше похожа на коросту. Говорят, съел какой-то алхимический ингредиент. И приятного у него в жизни с такими руками было мало. У тебя же, – мама еще раз провела тонкими пальцами по моей ладони, – нормальная кожа, мягкая, еще детская. Надеюсь, ты не ел никакую траву?

– Чего вы там шепчетесь? – к нам выскочила возмущенная Лейла, сверкая зеленью любопытных глазенок.

– Я спрашиваю у Леграда, почему он забросил читать? – строгим голосом ответила ей мама, а затем развернулась ко мне, ткнув пальцем в грудь. – А, родной? Почему я уже месяц вижу закладку на одном месте?

– Мама! – я возмущенно застонал, ошеломленный такой быстрой, а главное неприятной для меня сменой темы. – Я почти весь день на работах, могу я хоть вечером немного отдохнуть?

– Ты, конечно, можешь отдохнуть, – мама показала рукой на мой лежак, покрытый шкурами. – Лечь, полежать, а потом, приехав в Арройо, разговаривать как дикарь, только вышедший из пустыни!

На эти слова я привычно закатил глаза, выражая свое отчаяние.

– Не изображай небесную скорбь! Иначе я начну рассказывать, как мне пришлось тяжело в прошлом! Тебе осталось только три книги!

– А потом ты опять выменяешь новые у торговца. Знаем, проходили такое, – сморщился я. – Но ты права. Я постараюсь читать каждый день.

– Я тебя не узнаю, – подняла брови мама, даже Лейла, уже начавшая раскладывать немудрёный ужин по простым красным толстым мискам, посмотрела на меня удивленными глазами, не услышав моего обычного брюзжания.

– Не уверен, что мы вернемся в Арройо, – я напоказ покрутил перед собой рукой. – Но выглядеть в чужих глазах косноязычным нулевиком совсем не хочется.

– Ты опять не веришь, что твоя мама насобирает нам денег на караван! – возмущенно начала мама и вдруг замолчала. – Подожди, как странно ты построил фразу. Лейла, дочка, сходи в сарай, возьми из оплетенной хранушки три куска сладкого корня, ты сегодня умница у меня.

– Ух ты! Спасибо! – сестренка с горящими глазами отбросила со своего пути циновку, исчезая за порогом.

– Ты намекаешь своей маме, что ничего не ел, а успешно практикуешь, и твой успех в Возвышении всего за два месяца не только странная кожа? – у мамы начали блестеть глаза от рождающихся слез. А я молча подошел к ней и, обняв ее, легко оторвал от пола. – Римило, ты видишь это? – мама смеялась, вытирая слезы со щек, и не сводила с меня глаз.