Проблема состояла в том, что аборигены, совершенно охреневшие от свалившихся на них безобразий, спасаться не хотели. Они готовы были сдохнуть, только бы без нашего участия. Наше руководство – которое бывает куда разумнее и даже гуманнее, чем иногда кажется – это тоже учло. И решило: никаких массовых операций, набираем среди аборигенов добровольцев, сколько найдём (хоть горсточку), образцово-показательно их вывозим, демонстрируем это по всем федеральным каналам. Спасённых тихонечко распихиваем по всей обитаемой Вселенной, благо она большая. И на этом закрываем тему.

Так всё и вышло. Вывезли мы с этой несчастной планетки сотни две, объявили об очередной победе деятельного гуманизма над разумом. И распихали по разным глухим углам. Кажется, они сейчас уже все перемёрли. Зато хоть напоследок пожили в относительном комфорте. Отличный результат, кстати. Я без шуток – отличный. Я и сейчас так считаю, если что.

Но это всё было потом, а в данный конкретный момент именно меня как героя Ковчега и знаковую фигуру направили на эту грёбаную Надежду, чтобы я там работал говорящей головой, свадебным генералом и грушей для битья. То есть формальным начальником экспедиции.

Я с самого начала чуял, что будет какой-то блудняк и что мне он выйдет боком. Попытался было отбояриться, но не удалось. Приказ командира – закон для подчинённого. Так что собрал я чемоданчик и поехал на космодром.

Итак, Надежда. Местечко с первого же взгляда производило впечатление не просто тухлое, а гнилое. Девять континентов, на каждом развалины цивилизации уровня земного двадцатого или двадцать первого, следы войн, экологических катастроф и стремительно вымирающее население. Отчего оно вымирало, толком никто понять не мог. Биологи под нашим давлением написали какую-то хрень про «бешенство генных структур», но на самом деле никто ничего не понимал. В довершение ко всему основную часть населения кто-то куда-то вывез – и очень похоже, что и в самом деле Странники… В общем, всё как мы любим.

Официально я был куратором прогрессора-зоопсихолога Льва Абалкина, который занимался изучением планеты и поиском желающих эмигрировать. Работал он с неким Щекн-Итрчем, голованом. Это такая инопланетная раса, типа разумных собак. Одно время они были на Земле очень популярны. Собачки эти нас презирали и не особенно это скрывали. Тем не менее их все обожали, потому что, ну как же, собаченьки, аняня и мимими. В конце концов мы им надоели, и они как-то пропали с глаз. Не знаю, что там точно было: то ли разорвали отношения, то ли просто перестали общаться с людьми. Общественность по этому поводу даже пролила какую-то слезу – мол, чем мы их обидели, чем оскорбили тонкую инопланетную душу? А по-моему, они просто сукины дети во всех смыслах. К тому же опасные. Например, я слышал от того же Абалкина, что голованы могут гипнотизировать людей и подавлять волю. По-моему, одного этого достаточно, чтобы держаться от них подальше.

Псы – они псы и есть. Я вообще собак не люблю.

Абалкин, наоборот, любил их слишком. А вот людей – не особенно. Это даже по профреестру было видно: хронически не вписывался в коллектив. Из-за этого пришлось убрать его из группы Рэма Желтухина. У него с ребятами была разница в полтора часа, которая не сокращалась. Вот совсем. Ну то есть просыпался он обычно как раз к выходу группы. Он, конечно, поднимался, умывался и выходил со всеми, но все же понимали. Так что через месяц его и Щекна отправили в свободный полёт, а меня, соответственно, поставили за ним приглядывать.

Понятное дело, большой симпатии между нами не возникло. Хотя и каких-то конфликтов тоже не было. Я читал его отчёты и давал инструкции. Он, соответственно, писал и исполнял. В общем, это было и всё, так что расстались мы почти довольные друг другом. На прощание я подарил ему пакет собачьего корма для крупных пород – специально на Земле заказал. Ну, немножко подколоть хотел, чего уж там. Абалкин и бровью не повёл: поблагодарил вежливо и оставил мне на память находочку. Старинную золотую монетку на цепочке. Сказал: нашёл в развалинах.

Честно говоря, я от этого Абалкина хорошего не ждал, вот и подумал, что тут может быть какая-нибудь неприятная шуточка, а то и пакость. Поэтому монетку тщательно проверил. Даже на химический состав.

Тут-то я и попал. Коготок увяз. Но кто ж знал-то?

День 7

Ничего ж себе я расписался! Похоже, напоследок жизни я открыл в себе талант. Литераторский, или как там это называется. Хотя нет: литератору нужно чего-то выдумывать и к тому же показывать деятельный гуманизм. А у меня этого ни на каком балансе не числится.

Ладно, дальше движемся.

Монетка оказалась самой обычной, безо всяких сюрпризов. Только золото было сверхчистым. При этом монетке около двухсот лет, и сделана она была конкретно на Надежде: это проверяется по памяти металла, которую подделать невозможно. То есть можно, если продержать монету тот же срок в условиях, идентичных имеющимся на Надежде. Что – сами понимаете.

Напрашивалась гипотеза: аборигены когда-то владели трансмутацией элементов. Как минимум на уровне нейтронных пучков, как максимум – фемптопроцессоров. Хотя если из искусственного золота делали деньги, то технология была малораспространённой и являлась госмонополией. Из чего следовало, что у них был капитализм или что-то в этом роде – и это при технологиях не ниже нашего двадцать второго века. В смысле У, конечно, а не галактического, – но всё равно круто.

Ясен перец, базовой ТИП это противоречило. Зато объясняло всё остальное, в том числе нынешнее плачевное состояние. У них же были войны, а с технологиями двадцать второго можно такого оружия массового поражения наклепать, что мы и сейчас не разберёмся. Правда, непонятно, почему эти ушлые аборигены в космос не вышли. Но и тут есть объяснение: именно что вышли и с планеты удрали, никто их не вывозил, сами справились. И сейчас где-то, стало быть, обретаются.

А между прочим, во Вселенной есть одна космическая цивилизация гуманоидного типа, как известно – наша. И другой нам не надо.

Да, я понимаю, как это со стороны выглядит. Ещё один молодой, подающий надежды представитель общественности бросился спасать мир. Ну да, где-то так. Но я же не устраивал кипеша и не бился в истерике. Потому что понимал, что, скорее всего, моя версия глупая и я просто чего-то не знаю.

Однако есть такой закон жизни: лучше перебдеть, чем недобдеть. Кажется тебе что-то подозрительным – извести начальство. Как максимум ты и в самом деле спасёшь мир. Как минимум – прикроешь собственную задницу. Но это тоже хорошо, потому что сам о ней не позаботишься – никто не позаботится.

Поэтому я сел, оформил свои соображения в виде доклада, монетку приложил как вещдок. И отправил наверх.

Отклика я никакого не получил. Из чего сделал вывод, что вопрос либо выеденного яйца не стоит, либо уже передан в надёжные руки специалистов. И то и другое меня искренне радовало. Моё дело – прокукарекать, а там хоть трава не расти.

Ну а вскоре после этого меня перевели на Землю и дали кабинет с видом на лесопарковую полосу. И поставили на хозяйственную деятельность.

День 8

Извините, вчера не дописал: сильно расстроился. Очень уж неприятно сознавать, что ты своими собственными руками разрушил то, что так хорошо начиналось.

Хотя нет. Начиналось-то как раз не очень. Я сидел в кабинете, кривил морду и считал себя несправедливо обиженным. Но потом разобрался, вник в процессы и понял, что начальство было право, а я – дурак и не понимал своего счастья. Ибо хозяйство – это моё.

Оперативник из меня, честно сказать, так себе. В большое начальство меня так и так не пустят. Да если бы и пустили – не усидел бы. Не люблю я всей этой подковёрной возни, политиканства и кипеша. Понимаю как бы расклады, могу в это играть. Но не люблю. А это важно – любить то, что ты делаешь. Меня бы в этом террариуме съели просто из любви к искусству. Разве что я надёжно закрылся бы чьим-то толстым задом. Но тогда этот толстый зад мне пришлось бы всю жизнь вылизывать. А мне такая диета кажется несколько однообразной, что ли.

Ну а заведовать матчастью – это прямо по моей мерке шито. С одной стороны, должность не политическая, так что во внутренних войнах я держу стойкий нейтралитет. Но при этом я всем нужен. Завхоз – это человек, к которому руководство прислушивается. Так как от него ой как зависит. Даже при наших фондах – скажем так, немаленьких – постоянно возникает ситуация, когда чего-то нет, а очень надо. И кто-то должен этим заниматься, то есть изыскивать резервы, обходить инструкции, находить варианты и всё такое прочее, что так просто и не расскажешь. Ну и, конечно, связи, потому что всем нужна уверенность, что в экстренном случае у меня найдётся планетолёт высшей защиты или батисфера класса «А». Или хотя бы наводка: где это найдётся. Поэтому хозяйственника надо любить. И все это знают. Знают и любят. Как могут и как умеют, но любят. Со всеми втекающими и вытекающими.

В общем, это целый мир, и я в него с удовольствием погрузился. Заодно привык к мягкому креслу, хорошей кухне. Сам научился готовить. На хорошем любительском уровне, скажем так. Снова курить начал. Завёл себе наконец коллекцию янтариновых трубок. Потом на сигары перешёл. Голову эпилировал: надоело стричься, да и солиднее как-то. Стал отзываться на прозвище «дядя Яша». Не век же в щенках ходить. Есть, есть свои преимущества у стабильности.

Так бы и жил себе, не зная горя, кроме как по работе. Если бы не тот журнальчик.

День 9

Вчера заснул перед экраном. Нервишки пошаливают. Ну так это неудивительно. Я две катастрофы в космосе пережил и знаете что скажу: там было проще. Потому что можно бороться за спасение. Адреналин из ушей и всё такое. А вот так просто ждать – это… нехорошо, в общем.

У меня тут, кстати, нарисовалось, кому мой мемуар может быть интересным. Евгений Маркович, можно последнее желание? Если это ничему не противоречит, отдайте файл Лене Завадской из Мирового Совета. Я Лене симпатизирую, чисто по-человечески. Поэтому – пусть знает. Может, пригодится против нашего дорогого Леонида Андреевича Горбовского. Который, похоже, всех уже достал.

Поскольку терять мне нечего, скажу про его подлую манеру. В Президиуме Мирового Совета сидят не идеальные коммунары, но хотя бы честные хищники. Которые воюют за интересы своих ведомств и своих людей. И этого особо-то и не скрывают. Ну да, космофлотовец будет биться за интересы родного Космофлота, а внутри него – за интересы своей группировки. А дэгэбэшник – за родное ему ДГБ и за свой клан в ДГБ. Но это хотя бы понятно и предсказуемо. Горби же занимает позицию над схваткой, как бы никого не представляя и своих интересов вроде бы не имея. И при этом пользуясь правами последней инстанции.

За счёт чего? За счёт репутации великого гуманиста, которую он себе долго и целенаправленно создавал. Или, выражаясь более конкретно, за умение предложить вариант, на который все могут согласиться без потери лица. Насчёт реальных интересов – другая песня, но хотя бы без позора. Или если с позором – то хотя бы с заслуженным.

Что для этого нужно? Всего-то навсего заранее блокировать все решения, кроме того, которое ты заранее наметил. Для чего, в свою очередь, надо уметь загонять ситуацию в тупик и клинч. Чем старикашка и занимается невесть сколько лет. Не вставая с кушеточки, на которой он любит прихварывать.

Как там в анекдоте про сессию Мирового Совета было? «Членам Президиума – занять места. Товарища Горбовского – внести!» В общем, не такой уж и анекдот.

Вот и в этой истории он тоже отметился, как же без него-то. И выступил он, как всегда, в своём репертуаре. Жив буду – и об этом поведаю.

Но до этого ещё далеко, а пока – журнал. Вообще-то мне его дал Григорянц. Ему он, в свою очередь, достался на очередном юбилее ИЭИ. И формально это был даже не журнал, а научный сборник, посвященный стодвадцатилетию академика Моисея Львовича Улитнера.

Академик Улитнер был кем-то вроде ответственного за ТИП. То есть базовую теорию исторических последовательностей. На каковой основана вся деятельность Института Экспериментальной Истории. То есть чем Институт прикрывает свою задницу перед общественностью. Так как она, общественность, никак не может вот просто взять и согласиться, что в некоторых делах применим исключительно метод проб и ошибок. Причём некоторые ошибки бывают дорогостоящими. Нет, что вы, как можно. Общественности нужна какая-то объясняловка, какая-нибудь всепобеждающая супертеория, которая где-то есть и что-то собой обосновывает. Нельзя же просто так, грязными лапами, лезть в исторический процесс, да ещё и чужой. А ИЭИ занимается именно этим, уж извините. Во имя того самого деятельного гуманизма, который озаряет нам путь.

В общем, академик работал вот таким официальным толкователем единственно верного учения. Каковое толкование на практике сводится к переводу исторических фактов с обычного языка на жаргон ТИП. Который специально так сделан, чтобы делать понятное, но неубедительное – непонятным, но убедительным.

Я учил ТИП дважды – в лётном и в «трёшке». Естественно, учили очень по-разному. В лётном нам просто вбивали формулы и отбивали желание в них вникать (что и составляло цель обучения). В «трёшке» нас учили по-другому, а именно: объясняли, как устроен язык ТИП, что в нём имеет смысл, что – нет, и как его нужно понимать на самом деле.

Тонкостей там много. Я для себя запомнил главное: чтобы перевести обычное высказывание про историю на язык всепобеждающего учения, нужно выучиться двум вещам. Первое: к любому голословному утверждению нужно добавлять слово «объективно». А если нужно как-то состыковать между собой два утверждения, которые друг с другом не вяжутся, одно не вытекает из другого и вообще, то надо закрывать дырку словом «диалектически». Если из какого-то А согласно ТИП следует Б, но есть парочка примеров, когда вместо этого получалось никакое не Б, а хрен знает что, то надо писать «в данном случае из А следует Б в форме хрен знает чего». И если ещё что-нибудь добавить про историческую роль и законы развития, не забывая также про деятельный гуманизм, – то всё будет отлично.

Ну вот, допустим. Есть факт: на Земле за периодом феодальной раздробленности последовало появление централизованных государств. Примерно то же самое происходило и на других планетах. Но вот на Гиганде вместо государств возникли кланы-корпорации. В рамках ТИП это звучит так: «Согласно объективным законам развития, за периодом феодальной раздробленности объективно следует появление централизованных государств. В некоторых случаях – например, на Гиганде – они диалектически развились в форме кланов-корпораций, объективно играющих ту же историческую роль, что и государства, что не противоречит общим законам истории, имеющим объективную природу».

Это, конечно, самый примитивный уровень. Настоящий знаток ТИП может доказать, что дважды два – объективно четырнадцать, причём так, что не подкопаешься. Улитнер этим и сам занимался, и руководил людьми, которые этим занимаются. Работа, конечно, объективно имеющая мало общего с наукой, но диалектически неизбежная и к тому же вознаграждаемая согласно законам исторического развития в форме всяких ништяков и преференций. В каковых объективно проявляется деятельный гуманизм, это уж точно.

При этом Моисей Львович был совсем не дурак. И, что особенно важно, отличный игрок. Я имею в виду административные игры. Во всяком случае, всех своих конкурентов он съел, выпихнул или просто пережил. Правда, к описываемому моменту большую часть времени он уже проводил на даче, грея ножки в тазике с тёплой водичкой. А через пару месяцев тихо-мирно скончался. Скорее всего, без посторонней помощи, хотя не поручусь. Всё-таки он дошалился.

Какой-то я голодный. Пойду пропихну в горло шоколадку. Потом прикорну.

Надеюсь, меня за это время не уконтропупят.

День 9

Да, всё ещё девятый день. Сутки-то ещё не прошли.

У меня какой-то рваный ритм образовался. Вот когда курсантом был, спал как по будильнику, секундочка в секундочку. Ну да, в училище дисциплина была. Девять часов протикало – рота па-адъём! Заправка коек, ионный душ, одеваешься и бегом на построение. Семнадцать часов – сиеста, положение сидя, две минуты на засыпание. Я в двадцать секунд укладывался. Глаза закрыл – и уже подъём. И дальше до тридцати трёх занятия, потом личное время и отбой. Порядок. А в мягком креслице сидючи – разбаловался. Вот и результат.

Ладно, продолжу по теме. Остановились мы на шалостях. Шалости академика Улитнера были связаны с его главным увлечением. Смешно звучит, но это была история. Ну, в смысле не официальная история, а настоящая.

В отличие от того же Юмизавы, у Моисея Львовича на плечах была крепкая аидише копф. В астрологию и уринотерапию он не уверовал бы, наверное, ни под химией, ни под дулом скорчера. Зато у него был нюх на всякие дурнопахнущие дела, закопанные по углам. А он обожал их раскапывать. Причём свои открытия не обнародовал, но и не держал при себе, а как бы сигнализировал: а я знаю, а я знаю, бе-бе-бе.

Первый раз он попал в поле зрения нашей конторы, когда вписал в официозную статью, посвящённую очередному юбилею первого контакта с тагорянами, несколько слов про «в меру тёплую атмосферу нашей первой встречи». Выглядело это невинной оговоркой. Если не принимать во внимание, что тагоряне пошли на контакт только под угрозой немедленного сожжения атмосферы планеты. На Земле об этом обстоятельстве было осведомлено где-то с полсотни человек, в основном космофлотовских. Моисей Львович в их число не входил. Тщательная проверка показала, что старикан вытянул информацию из двух случайных разговоров, одного документа, который ему зачем-то показали, и вполне официальных отчётов, лежащих в БВИ в открытом доступе, но содержавших кое-какую интересную информацию. Всё это он распутывал чуть ли не год, чтобы потом написать несколько слов и похихикать в кулачок.

Потом Улитнер пошутил насчёт Леониды. Шуточка касалась её океанов, которые скрывали, по выражению академика, «уже не одну сотню тайн и загадок». Публикация последовала после печального юбилея – двухсот первого следящего спутника, которого леонидяне вывели из строя неизвестным нашей науке способом. Тут источник информации обнаружился довольно быстро: ученик Моисея Львовича услышал обрывок разговора двух техников в баре. Из чего прямо следовало, что ближайшие знакомые об увлечении профессора осведомлены или хотя бы догадываются.

Дальнейшее разбирательство показало, что старикан уже довольно давно шалит подобным образом. Просто раньше он дёргал за вымя совсем уж дряхлых священных коров прошлого-позапрошлого века. А под старость, видать, захотелось чего-нибудь поактуальнее.

Однако конспирацию академик блюл и дальше намёков не заходил в принципе. Посторонние вообще не понимали, о чём он пишет. Причастные нервничали, но ничего конкретного предъявить не могли. И в конце концов все решили, что старик, при всей его вредности, безопасен.

Тем не менее с тех пор все статьи профессора кем-нибудь да просматривались. И кое-где находили намёки разной толщины на разные обстоятельства. От каковых намёков, по расчётам академика, у всяких больших шишек должен нервно дёргаться глаз.

Данный сборник мне предложили посмотреть потому, что в него почтенный юбиляр дал небольшую заметочку, где упоминался Ковчег. Арам Самвелович хотел знать, что Улитнеру на сей счёт известно.

Скажу сразу: вот именно на эту тему я не нашёл ничего. Тут старик был не Копенгаген. И я совсем уже было собрался выключить планшет, если бы мне на глаза не попалась иллюстрация – золотая монетка, очень напомнившая мне ту самую, с цепочки. За каким-то псом я взялся смотреть, к чему она относится, и тем самым сделал ещё один шажок сюда.

Иллюстрация не имела никакого отношения к тексту. Зато на неё вела сноска, в которой было сказано несколько слов про давно доказанную неэффективность реморализации через гипноиндукцию.