Шойна – наша малая Родина

Родина… Родина…

тропы оленьи…

Родина –

в сопках родное селенье.

Дома выбегают

к студёному морю…

Есть лучше места

в этом мире, не спорю.

Есть звёзды иные,

есть скалы покруче,

есть в небе иные,

высокие тучи.

А здесь ни берёзки,

лишь травы густые

растут, просолённые

яростным ветром.

У моря

окраина милой России

последним лежит

на песке километром.

Родина… Родина…

тропы оленьи…

Родина –

в сопках родное селенье.

Алексей Пичков

Эту книгу я посвящаю нынешним и бывшим жителям заполярного посёлка Шойна – полуостров Канин, Архангельская область. Сам я прожил здесь более тридцати лет. На моих глазах происходили события конца сороковых, пятидесятых годов – расцвет Шойны. В те годы в этом рыбацком посёлке находилась база флота рыболовецких колхозов Архангельской области.

Жил я здесь и в шестидесятых годах, когда запретили морской промысел тресковых рыб в районе полуострова Канин и жизнь в посёлке начала затухать, люди стали разъезжаться. В 1965 году окончил здесь среднюю школу. В 1976 – 84 годах работал директором этой школы. Выехал из посёлка в 1984 году и с тех пор проживаю в городе Новодвинске. Для меня, как и для многих других, Шойна была и остаётся малай Родиной.

Дом детства моего

Моё первое знакомство с посёлком, в те годы становищем, Шойна, происходило летом 1948 года, когда меня в возрасте двух лет мать привезла сюда морем из поморской деревни Койда, что в Мезенском районе. Воспоминания тех далёких лет, конечно, очень туманны и не полны. И лет было маловато, да и период времени уже прошёл большой. И всё же кое-что я помню, в том числе и из рассказов моих родных.

Барак – первое пристанище

Помню барак с длинным общим коридором. Бараки в те годы были довольно распространёнными жилыми зданиями для проживания людей. Таких бараков в становище Шойна было не меньше десятка. В них жили не только постоянные жители семьями, но и прибывающие для работы на обработку рыбы в летний период сезонные рабочие. Читаем в Википедии – “Барак – временное, быстро возводимое, дешёвое строение. Как правило, одноэтажное и деревянное”.

В одной из комнат барака, который располагался ближе к маячной сопке и первой базе, жила семья сестры матери Сусанны Мироновны. Они-то нас и приютили на первое время. Нормально, у них семеро и нас шестеро. И жили. Мать всегда вспоминала об этом времени с благодарностью и говорила: “В тесноте, да не в обиде жили”. Я в те годы был ещё совсем маленький, в семье самый последний. Старшие братья и сёстры стали работать на рыбозаводе и вскоре нашей семье выделили отдельную комнатку в жилом доме. Кроме нескольких семей, живущих в этом доме, в нём располагалась пограничная часть.

Мансарда под крышей

Дом стоял в центре посёлка на песчаной горке. В годы войны этого дома ещё не было. Его можно было считать двухэтажным. Треть первого этажа здания занимала казарма для пограничников. Пограничники тогда жили в посёлке. Весь поток приезжающих отовсюду людей шел морем, теми судами, которые швартовались в Шоинском порту. Особенно много приезжало людей на сезонные, летние работы, на обработку рыбы. Помещение казармы представляло собой одно большое помещение, без перегородок. Был отдельный вход с улицы в это помещение. Остальную часть первого этажа занимали четыре отдельных квартиры (комнаты). Сюда был отдельный вход, небольшой общий коридор, общий туалет и с коридора шла крутая узкая лестница на чердак. В этих маленьких четырех комнатах проживали вначале семьи Селиверстовых, Гайдудиновых, Немановых, Чистяковых, Баракулевых, Ханзеровых ….

“Второй этаж” – чердак здания с двумя “мансардами” под крышей здания. В одной из этих мансард первые годы и жила наша семья.

Хотя я был еще совсем маленьким, хорошо запомнил эту комнатку на чердачном помещении под двускатной крышей. В ней мы жили год, возможно больше. Вообще-то была еще такая же комнатка – мансарда, с другой стороны чердака дома. Там проживала ещё одна семья, в то время семья Головиных. Чтобы попасть в эти комнаты, нужно было подняться вначале по высокой лестнице на чердак. В комнате, помимо большого окна, меня привлекала небольшая печь, согревающую помещение. Мать постоянно хлопотала возле неё приготавливая пищу. Ведь старше меня было еще пятеро. Я любил смотреть в это единственное окно, где можно было что-то увидеть на улице. Комната в как раз находилась над казармой и на крыше тамбура, перед самым окном, был прикреплен и развевался на ветру красный флаг. Внизу, под нами жили пограничники.

Выйти на чердак из комнаты было для меня занятием не из приятных. Темные проемы между стенками комнаты и крышей, крутая лестница, идущая вниз с чердака, пугали детское воображение. Похоже, познание мира у меня началось с чердака. Чердак я конечно постепенно освоил. Заползал и в самые темные углы и выглядывал в небольшое оконце под козырьком в крыше. Долго боялся спуститься самостоятельно по крутой лестнице. А очень хотелось, ведь там был “большой мир” для меня, были еще четыре комнаты, где проживали люди, с которыми впоследствии мне предстояло познакомиться.

Помню, как один раз приезжал отец, который после возвращения с фронта постоянно лечился то в больнице города Мезени, то в Архангельске. Запомнились отцовские медали и знак “Отличный связист”, которые сохранены у меня до сих пор. В октябре 1949 года отца не стало.

Возможно приезд отца-фронтовика, а возможно то, что вскоре мать поступила на работу на рыбокомбинат, повлияло, на то, что нам выделили большое помещение казармы на первом этаже этого дома. Пограничники к тому времени переехали в другое здание.

Жизнь в обустроенной казарме

Помещение казармы, которое занимали пограничники, стало для нашей семьи пристанищем на многие, многие годы. Большое, но холодное помещение, требовало ремонта и обустройства. Мне запомнилось, что в Шойне в каждом деле были свои специалисты. Сломанные стекла нам заменил Шмаков, имени, к сожалению не запомнил. Проводку для домашнего репродуктора провел Фролов Василий. Каждое лето ремонт печей после ежедневной многоразовой топки зимой ремонтировал печник Шишкин Александр. Все они были мастерами высокого класса для того времени, с золотыми руками. У Александра Шишкина была правда одна рука, но он и одной ремонтировал печи так, как другой и с двумя руками не сделает. Люди были очень довольны его работой и спокойно переживали сильные зимние морозы. Стены здания мать конопатила сама вместе со старшими братьями и сестрами. Мать любила чистоту и порядок. Полы всегда были намыты, печи побелены. В комнате, правда кроме кроватей, стола да тумбочки в начале ничего и не было. Для меня эта комната, конечно, производила больше пугающее впечатление, особенно зимой. Но все-таки ее стены спасали от вьюг и метелей, очень сильных ветров с моря, укрывали от дождя и снега.

Вскоре сделали перегородку, и казарма превратилась в двухкомнатную квартиру. В комнатах этого дома мы прожили до 1974 года, пока не выехали в город Нарьян-Мар. К сожалению, дом этот не сохранился. В 1989 году случился пожар и от дома ничего не осталось.

Итак, моё дошкольное и школьное детство проходили уже в этом новом жилье. Я подрос и мог сам свободно выходить на улицу. Началось познание окружающего мира.

Сейчас понимаю, насколько здорово распорядилась судьба, нашей семьёй закинув сюда, в Шойну. Во-первых, это край Земли и в прямом и в переносном смысле. Во-вторых, здесь экзотические природные особенности. В одном месте и пустыня и море и тундра. К тому же, чуть подальше на север, каменистый кряж. Здесь дни с сильными ветрами и морскими штормами осенью, песчаными бурями летом, сильными морозами и метелями зимой, вдруг сменяются днями со штилем на море, голубым безоблачным небом, приятным для ног, нагретым солнцем, песком и каким-то обманчивым ощущением, что лучше места на Земле нет. В-третьих, это место богатое и морским зверем и рыбой и птицей и грибами с ягодами, помогало выжить людям в голодные послевоенные годы.

Шойна, как своеобразный магнит, притянув однажды к себе человека, не отпускает его всю жизнь.