«Безопаснее? – голос Артема прозвучал резко. – Где здесь безопасность, Виктор? Мы здесь медленно умираем. Ваш план – это план загнивания. Мой план – это план на движение. На жизнь». Он чувствовал, как внутри него борются прагматизм и эмпатия. Он был привык к логике, но сейчас ему приходилось сталкиваться с глубокими эмоциональными проявлениями.

Группа разделилась. Некоторые, испуганные и отчаявшиеся, склонялись к предложению Виктора, боясь неопределенности пути. Другие, вдохновленные решимостью Артема и Елены, были готовы идти.

В итоге, после долгих споров и напряженного голосования, большинство приняло решение Артема. Они двинутся. Оставшиеся запасы были распределены. Немногие уцелевшие вещи собраны в импровизированные котомки. Чувство уязвимости и неопределенности давило на всех. Но в то же время, в этом решении двигаться, был и проблеск надежды – пусть и хрупкой, почти неосязаемой, но надежды на то, что впереди, за горизонтом, их ждет нечто большее, чем этот затопленный, погребенный мир.

Глава 10: Путь в неизвестность

Раннее утро было хмурым, с низко висящим небом, предвещающим затяжной дождь. Воздух был наполнен едким запахом сырой земли и обломков, которые теперь составляли их новый мир. Группа из двадцати человек, некогда незнакомцев, а теперь связанных общей бедой, стояла у искореженного хвоста самолета – их временного пристанища, которое они были вынуждены покинуть. Вся их поклажа состояла из нескольких уцелевших пледов, остатков сухих пайков, аптечки Марии и нескольких инструментов, найденных Дмитрием. Это было ничтожно мало, но они были вынуждены нести все сами, на своих плечах.

Артем стоял впереди, его взгляд был устремлен на запад, к едва различимой гряде возвышенностей. В его глазах, усталых, но проницательных, читалась решимость, смешанная с глубоким отчаянием. Он цеплялся за воспоминания о прошлом мире – о своей невесте, о привычной жизни. Это мешало ему полностью адаптироваться к жестоким реалиям нового мира. Но сейчас он был лидером поневоле, и нести ответственность за выживание этих людей было его долгом.

«Готовы?» – спросил он, его голос был глухим, но твердым.

В ответ послышались вздохи, нервные переглядывания. Виктор, бывший бизнесмен, стоял в стороне, его лицо выражало неприкрытый скептицизм. Он пытался вернуть себе влияние, используя манипуляции, но сейчас его голос был заглушен тяжестью общего решения. Его прагматизм граничил с безжалостностью.

Елена, пожилая учительница, подошла к Саше, подростку, который нервно теребил край своей помятой куртки. Она тихонько что-то ему говорила, пытаясь успокоить и вселить надежду. Ее вера в добро и человечность столкнулась с жестокостью нового мира. Дмитрий, инженер, сосредоточенно проверял крепления своей котомки, его практические знания были бесценны. Мария, молодая врач, выглядела изможденной, но ее решимость спасать жизни оставалась непоколебимой.

«Идем, – наконец произнес Артем, делая первый шаг по вязкой грязи. – Держитесь вместе. Никто не отстает».

Группа медленно двинулась за ним. Каждый шаг был тяжелым, вязким, словно сама земля не хотела отпускать их. Самолет, их последняя связь с прошлым, с миром, который исчез, медленно скрывался за горизонтом, утопая в буром месиве. Чувство уязвимости и неопределенности давило на всех. Над ними простиралось бескрайнее, безмолвное пространство, покрытое толстым слоем ила, в котором едва угадывались очертания разрушенных городов.

Погода ухудшалась. Мелкий, моросящий дождь превратился в затяжной ливень, смешиваясь с грязью и стекая по их лицам. Холод пронизывал до костей. Путь был тяжелым, опасным. Они шли по искорёженному ландшафту, где каждый обломок мог таить в себе угрозу, а каждый шаг мог привести к падению в неизвестность.

Тишина была оглушительной, прерываемой лишь чавканьем их ног в грязи, шумом дождя и неровным дыханием. Это была тишина мира, который был смыт. Артем чувствовал нарастающую тяжесть отчаяния, но пытался сохранить внешнюю стойкость. Он оглядывался на группу, видел их изможденные лица, и понимал, что его вера в будущее постоянно подвергается испытаниям.

Они были последними людьми. Двадцать душ, затерянных в огромном, мёртвом мире. Путь в неизвестность только начинался, и каждый из них понимал: впереди их ждет еще больше испытаний, опасностей и, возможно, потерь. Но пока они шли. Шли вместе. И это было все, что имело значение.

Глава 11: Город под грязью

Утро, следующее за их исходом, не принесло облегчения. Небо оставалось затянутым, тяжелые, свинцовые тучи висели низко, словно обещание нескончаемой сырости. Воздух пропитался едким, затхлым запахом, который казался самой сутью нового мира – смесью влажной земли, разложения и скрытой, удушающей опасности. Каждый вдох отзывался в легких горечью, заставляя мышцы скукоживаться от промозглого холода, который пробирал до самых костей.

Они шли уже много часов, мерно отмеряя каждый шаг. Ботинки вязли в глинистой жиже, а каждый вытянутый из трясины ботинок издавал утробный чавкающий звук, словно земля не хотела отпускать их. Ландшафт менялся неуловимо, но неотвратимо: пологие, усыпанные обломками холмы постепенно сменялись более плоскими участками, на которых угадывались призрачные очертания того, что когда-то было городскими пейзажами. Здесь, где слой грязи достигал десяти метров, мир старой цивилизации был похоронен, погребен под безжалостным покровом нового времени.

Артем, несмотря на жгучую усталость, держался прямо. Его взгляд был прикован к горизонту, туда, где сквозь пелену дождя и ила проступали неясные силуэты высотных зданий. Это были не привычные бетонные джунгли, а скорее исполинские надгробия, пронзающие небеса, занесенные грязью до самых шестых, а порой и седьмых этажей. Контраст между прошлым величием и нынешним ничтожеством был настолько разителен, что обжигал глаза. В том, как безмолвно и равнодушно стояли эти исполины, чувствовалась насмешка самой судьбы.

Мария шла рядом с ним, ее лицо было бледным, но взгляд оставался сосредоточенным. Она пыталась различить что-то знакомое в этом апокалиптическом пейзаже, но все было чужим, искаженным, лишенным привычных ориентиров. «На что это похоже?» – ее голос был едва слышен, почти шепот, растворяющийся в шуме дождя. Артем на мгновение замедлил шаг. «На то, что осталось, Мария. На то, что смыло, но не унесло». Он не хотел углубляться в детали, чувствуя, как вина выжившего снова сжимает его горло. Почему он? Почему не другие, кто был ближе к земле, к родным, к невесте? Этот вопрос, тяжелый и безмолвный, давил на него сильнее, чем любой физический груз.

Постепенно, по мере их продвижения, контуры становились четче. Здесь и там из-под слоя бурой массы торчали верхушки светофоров, покореженные знаки дорожного движения, искореженные остовы машин, казалось, застывших в последнем, отчаянном танце. Все было покрыто толстой коркой грязи, словно забальзамированное в могиле из ила. Мир застыл, не дышал, лишь ветер, проносящийся над руинами, выл свою вечную, безмолвную песню.

Саша, до этого шедший молча, вдруг споткнулся и упал. Елена тут же бросилась к нему, помогая подняться. «Осторожнее, Саша, – мягко произнесла она, отряхивая грязь с его куртки. – Смотри под ноги». Подросток лишь кивнул, его обычно необузданная энергия сейчас казалась притупленной. Он огляделся вокруг, и на его лице отразилось полное отчаяние. «Здесь… ничего нет, да? Просто грязь. И смерть». Виктор, шедший чуть поодаль, усмехнулся, его голос был пропитан цинизмом. «Что ты ожидал, мальчик? Дворцы и фонтаны? Это конец. Нужно привыкать». Артем резко обернулся. «Перестань, Виктор. Мы здесь, чтобы выжить, а не чтобы оплакивать». «Оплакивать то, что было, – это роскошь, которую мы себе позволить не можем», – парировал Виктор, в его словах сквозила скрытая угроза. «Нам нужны ресурсы, а не воспоминания».

Дмитрий, инженер, наконец подал голос. «В центре города, там, где были самые высокие здания, часть верхних этажей могла уцелеть. Или по крайней мере, быть не полностью занесенной. Возможно, там есть что-то, что можно использовать». Артем кивнул. «Это наш лучший шанс. Будем двигаться к центру. Посмотрим, что осталось от этого… города».

Они продолжили свой путь. Каждый шаг был погружением в то, что когда-то было прошлым. Среди грязи они начали замечать обрывки человеческого существования: кусок яркой ткани, застрявший на ветке дерева, наполовину погребенная детская игрушка, фрагмент керамики с едва различимым узором. Эти находки были немыми свидетелями трагедии, которая обрушилась на мир, и каждый из них чувствовал их тяжесть. Сердца сжимались от горя и ностальгии.

К полудню дождь начал стихать, превращаясь в мелкую морось, но видимость оставалась плохой. Воздух был настолько влажным, что казалось, можно пить его. Открылись новые, ужасающие детали: скелеты деревьев, обломанные, как спички, искореженные стальные конструкции, похожие на кости гигантских животных. В этом безмолвии, наполненном лишь шорохом дождя и их собственным неровным дыханием, одиночество ощущалось особенно остро. Они были двадцатью последними людьми, потерянными в огромном, мертвом мире.

Артем остановился у того, что когда-то было проезжей частью. Открылась ужасающая картина: огромные воронки, наполненные грязью, словно гигантские раны на теле земли, и повсюду – разбросанные, изуродованные обломки. Он почувствовал, как к горлу подступает ком отчаяния, но тут же подавил его. Он должен был быть сильным. Для них всех.

«Мы должны быть крайне осторожны, – сказал он, обращаясь ко всем. – Земля нестабильна. Любой шаг может стать последним. Ищите все, что можно использовать. Но не рискуйте ради хлама». Они начали прочесывать местность, их глаза, натренированные катастрофой, теперь искали не привычные дорожные знаки, а лишь признаки выживания. Здесь и там они находили ржавые банки, обрывки проводов, куски пластика – все, что могло быть хоть как-то полезно. Но большая часть была бесполезной, лишь напоминанием о потерянном мире.

Когда солнце, пробиваясь сквозь облака, наконец показалось на мгновение, оно отбросило длинные, искаженные тени на руины. И в этом свете обнажилась еще одна ужасающая реальность: не только здания были погребены. Среди обломков и ила проступали контуры того, что раньше было людьми. Смытые, искаженные, они лежали там, где их настигла волна, словно восковые фигуры, застывшие в предсмертных муках. Невыносимый запах разложения, который до этого был фоновым, теперь стал ощутимым, пронзительным.

Мария ахнула, закрывая рот рукой. Елена отвела взгляд, ее лицо побледнело. Даже Виктор замолчал, его цинизм на мгновение отступил перед лицом такой всеобъемлющей смерти. Саша сбледнул, его глаза наполнились ужасом. Артем чувствовал, как его желудок сжимается. Это было то, о чем он знал, но не хотел видеть. Реальность, которую он пытался отсрочить. «Идем дальше, – глухо сказал он, его голос дрожал. – Здесь нечего делать».

Они прошли мимо этих безмолвных свидетельств, стараясь не смотреть, не дышать глубоко. Каждый шаг теперь казался осквернением могилы. Тишина давила еще сильнее, наполненная невысказанными ужасами и призраками миллиардов. Воспоминания о невесте, о старой жизни, нахлынули с новой силой, смешиваясь с этой ужасной реальностью. Артем крепко зажмурился на мгновение, пытаясь отогнать образы, но они уже въелись в его сознание. Они были в городе под грязью, и этот город был их безмолвным, страшным учителем.

Глава 12: Болезни и ранения

Следующие дни стали чередой испытаний, невидимых, но оттого не менее коварных. С каждым часом, проведенным в промокшей одежде, с каждым глотком воды, очищенной в лучшем случае через скомканную ткань, с каждым шагом по вязкой, отсыревшей земле, невидимый враг крепчал. Им был не зверь из диких лесов, не мародер с дубиной, а вездесущая зараза, порожденная антисанитарией и царящим вокруг разложением.

Первыми симптомами стали легкое недомогание, знобящая дрожь, которую списывали на холод, и непреходящая тяжесть в мышцах. Затем начались лихорадки. Саша, самый молодой из них, слег первым. Его тело горело, а на губах проступили лихорадочные пятна. Мария, несмотря на собственное измождение, не отходила от него. Её медицинское образование, некогда подкрепленное современным оборудованием и стерильными условиями, теперь казалось насмешкой в этом мире.

Она осматривала Сашу, её пальцы ощупывали его пылающий лоб, а проницательные глаза осматривали каждый сантиметр кожи. Набор медикаментов, чудом уцелевший в аптечке, был до смешного мал: несколько упаковок антибиотиков, обезболивающие, бинты – крохи надежды против целого океана болезней.

«У него сильное переохлаждение и, кажется, какая-то инфекция, – тихо произнесла Мария, обращаясь к Артему, который стоял рядом, с тревогой наблюдая за подростком. – Нужны чистая вода и покой. И хотя бы немного еды, чтобы восстановить силы».

Чистая вода была роскошью. Они собирали дождевую, процеживали через тряпки, но её чистота оставалась под вопросом. Еда… каждый сухой паек был на счету, делился скрупулезно, до крошки. Отдать Саше больше означало лишить кого-то другого. Это была жестокая арифметика выживания, и Мария, обученная спасать жизни, сталкивалась с бессилием, которое давило на неё сильнее, чем физическая усталость.

Вскоре после Саши, кашель, изначально редкий и отрывистый, стал донимать Елену. Её пожилое тело, привыкшее к комфорту городской жизни, теперь с трудом переносило лишения. Она пыталась не подавать виду, но её вера в добро и человечность сталкивалась с жестокостью нового мира, и это отражалось на её лице – глубокие тени под глазами, напряженные уголки губ.

Виктор, который до этого держался особняком, вдруг начал жаловаться на боли в животе. Его прагматизм, доходящий до цинизма, теперь оборачивался против него самого, когда он чувствовал свою беспомощность перед лицом банального недуга. Он привык к контролю и власти, но теперь его деньги и связи ничего не значили перед лицом обычного поноса, который мог оказаться смертельным в этих условиях.