Сверх того, Любинька была рассудительна и как-то совершенно ясно сообразила, что жить даже и расчета нет. Совсем ничего не видится впереди, кроме позора, нищеты и улицы. Позор – дело привычки, его можно перенести, но нищету – никогда! Лучше покончить разом со всем.
– Надо умереть, – сказала она однажды Анниньке тем же холодно-рассудительным тоном, которым два года тому назад спрашивала ее, для кого она бережет свое сокровище.
– Зачем? – как-то испуганно возразила Аннинька.
– Я тебе серьезно говорю: надо умереть! – повторила Любинька. – Пойми! очнись! постарайся!
– Что ж… умрем! – согласилась Аннинька, едва ли, однако же, сознавая то суровое значение, которое заключало в себе это решение.