Нам кажется, что памятью мы как бы воскрешаем мёртвого, но по сути пытаемся удержать собственную ускользнувшую тень. Выуживая силой переживаний кладбищенского призрака из могилы, не возвращаем его к жизни и сами не становимся живее, а лишь налаживаем внутренний диалог со смертью. Продолжая ментально опылять собой мертвецов, год за годом исчерпываемся в них, подготавливая окончательный переход в небытие.
А счастье – самый большой наёбщик! – сокрушалась Алина. – Прикинется, допустим, норковой шубой и заманивает: “Эй! Я счастье! Возьми меня!” Подхожу, хватаю… В руках только шуба, а счастья нет. А оно уже из другого угла ржёт, дразнится: “Тут я!” И вот тогда начинаешь понимать, что на самом деле нужно было становиться водителем троллейбуса, как мечталось в детстве…
Как говорится: не знающий, но осведомлённый… Типа, в курсе про “Тихий Дон”, но не потому, что читал Шолохова, а просто помнит стишок про Деда Мороза: “Кому чё, кому ничё, кому хуй через плечо, кому штопаный гондон, кому книжку «Тихий Дон»…”
Расхожая интуиция Ницше о смерти Бога обычно трактуется с предельной вульгарностью. Когда Ницше говорит, что Бог умер, – это не значит, что у Саваофа был неоперабельный рак простаты или Иисус скончался от инфаркта. Смерть Бога – это глобальный отказ от всех высших обязательств по линейности времени! Тотальное банкротство замысла, устремлённого вперёд! Умер Великий План!..