© Бондаренко М. Е., 2025

© Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2025

Предисловие

Шла весна 698 года от основания города Рима, или 56 года до н. э. Лучи ослепительного южного солнца щедро ласкали плоское и каменистое побережье Троады, что в Малой Азии. На небе не было ни облачка. Над небольшим приморским некрополем, расположенным недалеко от Ретейского мыса, витали в воздухе пряные запахи южных трав и крепкий дух морской соли, а грохот морских валов и крики чаек, доносившиеся издалека, напоминали о близости великого пролива Геллеспонт.

Было уже далеко за полдень, когда на узкой тропинке, ведущей к некрополю, показался ослик, которого под уздцы вёл мальчик-подросток. Верхом на ослике сидел молодой человек приятной наружности, с любопытством обозревавший окрестности. Звали его Гай Валерий Катулл. Он знал, что на этом выжженном солнцем бедном кладбище был погребён его родной брат, несколько лет назад скоропостижно скончавшийся на чужбине, и поэтому специально приехал сюда, чтобы посетить его могилу.

Достигнув цели, Катулл спешился и, оставив мальчика караулить ослика, медленно побрёл среди могил, пытаясь отыскать последнее пристанище брата. Наконец на самом краю некрополя, неподалёку от свежих погребений, он обнаружил невысокую каменную стелу, на которой было высечено латинскими буквами знакомое ему с детства имя. Вырвав колючие растения, выросшие на неприметном холмике у основания стелы, Катулл, по римскому обычаю, совершил скромный обряд поминовения. Затем он долго стоял у могилы брата, и беззвучные рыдания сотрясали его узкие плечи. Он вспоминал своё детство, весёлые летние дни, проведённые им в совместных играх с братом, их рыбалку и купания на Бенакском озере и многое другое, что не вернётся уже никогда.

Солнце тем временем стало клониться к закату, и на жёлтую каменистую землю ложились длинные тени надгробных стел. Катулл последний раз бросил печальный взгляд на могилу брата и медленно направился в обратный путь, чтобы навсегда покинуть это унылое место.

Пройдёт совсем немного времени, и он сочинит в память о брате одно из самых пронзительных своих стихотворений:

 
Много морей переплыв и увидевши много народов,
Брат мой, достиг я теперь грустной гробницы твоей,
Чтобы последний принесть тебе дар, подобающий мёртвым,
И чтобы имя твоё, пепел печальный, призвать.
Рок беспощадный пресёк твою жизнь, он навеки похитил,
Брат злополучный, тебя, сердце моё разорвав.
Что же, прими эти жертвы! Обычаи древние дедов
Нам заповедали их – в грустный помин мертвецам.
Жаркой слезою моей они смочены, плачем последним.
Здравствуй же, брат дорогой! Брат мой, навеки прощай!^[1]
 

Катулл не знал, что скоро и сам он вслед за братом отправится в печальную обитель мёртвых, ведь жить ему оставалось немногим более двух с половиной лет…

Глава первая
Детство и юность

Гай Валерий Катулл (Gaius Valerius Catullus) родился в провинции Цизальпинская Галлия (Северная Италия) в городе Вероне^[2]. «Гай» – это обычное римское личное имя (praenomen). «Валерий» – родовое имя (nomen gentile), указывающее на происхождение из знатного рода Валериев, весьма известного в Вероне и очень богатого. «Катулл» – семейное прозвище (cognomen), которое, вероятно, происходит от латинского слова catulus, что означает «детёныш», «щенок» или «котёнок».

Святой Иероним (347–420 н. э.) в своей «Хронике» отмечает, что Катулл родился в 87 году до н. э. в Вероне, а умер в Риме «тридцати лет отроду» – в 58/57 году до н. э.^[3] Однако сам поэт в своих стихотворениях 29, 11 и 45 сообщает о первом военном походе Гая Юлия Цезаря в Британию, который состоялся в 55 году до н. э.^[4] Более того, в стихотворении 113 он упоминает второе консульство Помпея – это тоже 55 год. Выходит, Катулл скончался не раньше 54 года до н. э. По мнению некоторых учёных, Иероним, указав, что Катулл умер в возрасте тридцати лет, либо округлил цифру, либо спутал даты, ведь и в 87-м, и в 84 году до н. э. консулом был Луций Корнелий Цинна. Скорее всего, поэт родился позже, то есть в 84 году, а умер, соответственно, в 54 году до н. э., в возрасте тридцати лет. Этого мнения сегодня придерживается большинство исследователей.

Верона, где появился на свет Катулл, – это небольшой город на севере Италии, уютно расположившийся на берегу полноводной реки Атесис (ныне Адидже). Точная дата основания города неизвестна. По мнению учёных, первые поселения на месте Вероны возникли ещё в доисторические времена. Катулл в стихотворении 67 (ст. 34) указывает, что Верону основали выходцы из соседней Бриксии (современная Брешия) – города галлов-ценоманов, который находится в семидесяти километрах к западу. Археологические исследования позволили установить, что галлы-ценоманы пришли на эти земли в IV веке до н. э. и прочно здесь обосновались^[5]. Однако известный древнеримский учёный Плиний Старший считал, что Верона – это город, некогда принадлежащий племенам ретов и эуганеев^[6].

В III веке до н. э. на территорию Северной Италии (Цизальпинская Галлия) проникают римляне, а в начале II века до н. э., после ряда войн с непокорными галлами, навечно присоединяют её к своим владениям. В это время Верона представляет собой уже достаточно крупный и динамично развивающийся город, с которым Римская республика, очевидно, устанавливает добрососедские отношения, поскольку ни о каких конфликтах между веронцами и римлянами источники не упоминают. В 89 году до н. э. Верона становится римской колонией (военным поселением) с латинским правом, а в 49 году до н. э. получает статус муниципия (все свободные жители приобретают римское гражданство) и превращается в полноценный римский город.

Как выглядела Верона во времена Катулла? Об этом почти ничего не известно. Скорее всего, она мало отличалась от других провинциальных италийских городов, окружённых, как правило, мощными крепостными стенами для защиты от врагов и имевших центральную площадь – форум, где находились общественные здания и храмы. На форуме обычно заседал городской совет, проводились выборы городских магистратов, совершались официальные жертвоприношения богам, разбирались судебные дела, велась бойкая торговля ремесленными изделиями и продуктами питания. Благодаря близости реки Адидже проблем с водоснабжением у жителей не было.

Свой расцвет Верона переживает уже после смерти Катулла, во времена ранней Римской империи. В первой половине I века н. э. здесь сооружается один из крупнейших италийских амфитеатров для гладиаторских боев – «Arena di Verona», вмещавший до 25 тысяч зрителей и хорошо сохранившийся до наших дней^[7]. На берегу Адидже возводится великолепный римский театр. Также в I веке н. э. обновляется крепостная стена Вероны и воздвигаются роскошные городские ворота – «Porta Borsari» и «Porta Leoni», а также изящная триумфальная арка – «Arco dei Gavi». Украшением города являлись и великолепные мосты через Адидже, один из которых – «Ponte Pietra» (I век до н. э.) – и поныне приводит в восхищение туристов.

О семье Катулла известно очень мало. По свидетельству античного писателя Светония, сам Юлий Цезарь поддерживал с отцом поэта «обычные дружеские отношения»^[8], то есть останавливался у него в Вероне на постой. Тем не менее о статусе и гражданстве отца Катулла нельзя сказать ничего определённого, но, очевидно, он был одним из самых богатых и влиятельных аристократов Вероны. О матери Катулла не сохранилось никаких сведений; возможно, она довольно рано умерла. У поэта был старший брат, который скончался в Малой Азии в 59/58 году до н. э. при неизвестных обстоятельствах^[9]. О национальности Катулла нет данных. По мнению исследователей, по своему происхождению он мог быть и римлянином, и романизированным этруском, и даже кельтом.

Первые годы жизни Катулла покрыты мраком неизвестности. У римлян при рождении ребёнка не было принято пользоваться услугами врачей: считалось, что повитуха в этом деле намного искуснее. Именно она внимательно осматривала новорождённого на предмет физических изъянов и определяла, стоит ли его вскармливать. Затем, по римскому обычаю, младенца клали у ног отца, который символически поднимал ребёнка с земли и тем самым признавал его своим и как бы принимал в семью. На девятый день после рождения (или на восьмой, если это была девочка) следовало принести очистительные жертвы богам, после чего младенцу наконец давали имя. По такому случаю в дом приглашались ближайшие родственники и гости; новорождённому дарили особый амулет (буллу), защищавший от злых духов, и первые игрушки: глиняные фигурки зверей, повозочки, куклы и прочее. Устраивалось и небольшое пиршество.

Забота о младенце возлагалась на мать или рабыню-кормилицу. В зажиточных семьях мать редко заботилась о ребёнке, и весь груз ответственности ложился исключительно на кормилицу, которая обычно опекала ребенка до семилетнего возраста. Она ежедневно купала младенца в ванночке, туго пеленала в чистые пелёнки, качала в колыбели, кормила, следила, чтобы он не поранился, учила первым словам и, конечно, рассказывала сказки.

Кроме того, у римлян имелось множество божеств, заведовавших всеми действиями ребёнка с самого его рождения и, следовательно, тоже заботившихся о нём^[10].

По прошествии некоторого времени к подрастающему мальчику приставляли также раба-«педагога», который опекал и повсюду сопровождал его, учил хорошим манерам и нередко наказывал за непослушание.

Катулл провёл основную часть своей жизни в Вероне. Неизвестно, правда, в каком районе города он проживал. Однако, поскольку его отец занимал не последнее место среди веронских аристократов, можно не сомневаться, что Катулл воспитывался в одном из самых роскошных домов Вероны.

Особняки знати, по сути, представляли собой сильно разросшиеся традиционные римские дома того времени. Строились они в основном из камня и обожжённого кирпича, балки были деревянными, крыши крыли черепицей. Сразу за центральной дверью дома обычно начинался небольшой коридор с помещением для привратника, ведущий в атрий (atrium) – большую залу с неглубоким бассейном для сбора дождевой воды (impluvium) под широким четырехугольным световым проёмом в крыше (compluvium), которая соединяла все остальные части жилища. Атрий считался центром дома, и поэтому в нём было принято принимать клиентов, гостей и родственников, обсуждать финансовые дела и политические новости. Не менее важным помещением, напрямую соединявшимся с атрием, был таблин (tablinum), который служил кабинетом хозяину дома, хранившим здесь важные бумаги в особом сундуке. По сторонам от таблина симметрично располагались две парадные комнаты – «крылья» (alae), где обычно устраивали родственников или гостей. Здесь же в специальных шкафчиках находились восковые маски предков. Другие комнаты, соединявшиеся с атрием, служили спальнями, столовыми или кладовыми. Особое помещение отводилось для кухни. Дома часто были двух- или трёхэтажными, но на верхних этажах обычно помещали рабов. Таблин соединялся с перистилем (peristylium) – внутренним двором, окруженным по периметру крытой колоннадой, центр которого занимал небольшой садик с бассейном, фонтанами и статуями. Вокруг колоннады располагались многочисленные комнаты: столовые, спальни, ванные, библиотеки, гостиные, залы для бесед. Особняки знати обильно украшались мраморными плитами и колоннами, бронзовыми и мраморными статуями, мозаиками, фресками и картинами.

Для обслуживания особняка был необходим большой штат рабов-слуг (familia urbana). Возглавлял их обычно домоправитель, которого хозяин выбирал из наиболее послушных и преданных ему рабов. Специальные рабы следили за мебелью, постелью, одеждой, посудой, свитками в библиотеке, ванными комнатами, кладовыми и прочим. Обязательно имелся раб-сторож и раб, встречавший гостей и докладывавший о них хозяину. Невозможно было обойтись в особняке без собственных поваров, хлебопёков, кондитеров, а также секретарей, чтецов, цирюльников, садовников, педагогов, врачей и даже музыкантов. Специальные рабы прислуживали за обеденным столом, следили за чистотой в доме, одевали и раздевали хозяина, носили его в специальных носилках – лектиках, сопровождали на улице, служили посыльными, письмоносцами и т. д. Собственный штат рабов имелся и у хозяйки: рабыни, которые причёсывали и укладывали её волосы, смотрели за её украшениями и нарядами, сопровождали её на прогулках, стирали и чинили её одежду, а также кормилицы и рабыни-няньки, которые заботились о её детях.

В семилетнем возрасте Катулл, как и другие его ровесники, должен был начать постигать грамоту. Начальные школы имелись в каждом, даже самом захолустном италийском городке, и учились в них дети из самых разных слоёв населения. Это были исключительно частные заведения, и открывали их обычно образованные бедняки (вольноотпущенники, бывшие солдаты, разорившиеся крестьяне и ремесленники) по своему желанию, без какой-либо регламентации и надзора со стороны Римского государства. Античность не знала дипломов об образовании и судила о людях по наличию подлинных знаний.

Школы, как правило, располагались в снятых внаём, тесных и неудобных помещениях, а иногда и просто на улице, под портиками городского форума, отгородившись от улицы лишь грубой занавеской. Обстановка была очень скудная: массивный стул учителя, скамьи учеников. Столов не было, так как ученики, сидя на скамьях, обычно держали письменные принадлежности на коленях.

Дети собирались в школу ещё до рассвета. Обувшись, умывшись и одевшись, собрав письменные принадлежности (они хранились в специальной деревянной цилиндрической коробке – capsa) и захватив с собой завтрак, они отправлялись в школу в сопровождении воспитателей-педагогов. Функции таких воспитателей обычно выполняли образованные домашние рабы. Они не только провожали своих подопечных в школу и несли их письменные принадлежности, но иногда сидели вместе с ними в классе, а также сопровождали их домой, зорко следя, чтобы те не шалили.

Занятия начинались с восходом солнца и длились почти до вечера, с перерывом в полдень, когда ученики уходили домой перекусить. Впрочем, иногда по пути в школу они покупали сдобные лепёшки^[11]. Каникулы продолжались с 13 июня по 15 октября, то есть от июньских до октябрьских ид; по праздникам школы тоже не работали.

Перед учителем стояла непростая задача научить детей чтению, письму и счёту. Сначала ученики на слух заучивали алфавит, повторяя хором за учителем названия букв, и только после этого начинали изучать сами изображения букв, а затем слоги и слова^[12]. Писать учились следующим образом: сперва выводили буквы и слова стилями (костяными или железными палочками с острой и тупой сторонами) на покрытых тонким слоем воска деревянных дощечках-табличках, которые держали на коленях. Если ученик совершал ошибку, то он мог легко затереть её тупой стороной стиля. Только освоив этот процесс, дети затем приучались использовать для письма куски папируса, на которых с помощью очиненной тростинки и чернил писали слова. Распространённой практикой был диктант. Постигнув в некоторой степени грамоту, ученики начинали знакомиться с длинными текстами, которые читать было совсем не просто, так как слова писались слитно, непрерывной строкой, без знаков препинания. Большое место уделяли в начальной школе и арифметике. Дети должны были хорошо научиться считать в уме; также для счёта использовали собственные пальцы или счётную доску (абак), с помощью которой учились складывать и вычитать, умножать и делить. За малейшее неповиновение учеников били линейкой или палкой по рукам, пороли розгами или кожаной плетью^[13]. Надо сказать, что плата за школьное обучение была довольно низкой, и учителя, имевшие мало учеников, часто влачили полунищенское существование^[14].

Мальчики из богатых семей, в отличие от других детей, часто получали начальное образование дома: для них нанимали учителей или покупали грамотных рабов. Уже с малых лет они знакомились с древними родовыми традициями; им рассказывали о великих деяниях их предков, восковые маски которых хранились в доме и были перед глазами каждый день. Часто сам отец показывал своим сыновьям, как ездить верхом, как обращаться с оружием, как пересечь реку вплавь; иногда даже лично учил читать, писать и считать. Катулл, как отпрыск знатной веронской семьи, скорее всего, тоже получил начальное образование дома.

Когда выдавалось свободное от учёбы время, будущий поэт вместе со своими друзьями, очевидно, отдавался всевозможным детским забавам. Известно, что дети той далёкой эпохи с удовольствием возились в песке, строили из него домики, скакали на палочках, изображающих лошадей, гоняли обручи, запрягали мышей в маленькие повозки, играли в чёт и нечет, в орехи, в кости, в мяч, который перекидывали друг другу или бросали о стену^[15]. Известны были тогдашним мальчишкам игры в бабки, в орёл или решку, в кубарь – небольшой деревянный конус, обычно из букса (самшита), который вращали на земле с помощью специального ремня. Играли также в войну, в суд, в магистратов, в гладиаторов, в цирковых возниц, в прятки, бегали взапуски. И конечно же, дети мучили животных: привязывали к хвостам домашних любимцев разные предметы, ловили и выращивали лягушат, держали птиц в клетках^[16].

Повзрослев, мальчишки начинали проказничать. Так, например, если они хотели посмеяться над кем-либо, то старались потихоньку привязать своей жертве сзади хвост, а затем бегали следом и дразнились^[17], или же, чтобы намекнуть обидчику, что он сильно смахивает на осла, приставляли обе ладони к своим ушам и тихонько ими помахивали^[18]. Иногда сорванцы приклеивали мелкую монету к камням мостовой и со смехом наблюдали, как прохожие пытаются её поднять^[19].

В отличие от детей бедняков, которые проводили в начальных школах около пяти лет и образование которых на этом заканчивалось, дети из зажиточных семей, напротив, продолжали учиться дальше. В 12–13 лет они поступали в специальные грамматические школы, которые содержали люди более образованные, чем учителя начальных школ. Здесь подростки оттачивали свои знания латинского и греческого языков (например, учились правильно строить фразы), читали, разбирали и толковали поэтические и прозаические сочинения прославленных греческих и латинских писателей, учились анализировать особенности их языка и стиля, писали сочинения на заданные темы. Прежде всего изучали Гомера, а также, например, Гесиода, Еврипида, Менандра, Эзопа, Энния, Невия, Плавта, Пакувия, Теренция и, конечно же, Ливия Андроника, переведшего на латинский язык знаменитую «Одиссею».

В 15–16 лет мальчики достигали совершеннолетия и надевали белую мужскую тогу, являвшуюся символом полноправного римского гражданина. В назначенный день они снимали с себя защитный амулет (буллу), подаренный в младенчестве, и вешали его в качестве жертвы около изображения ларов – божеств, охраняющих дом. Затем юноши вместе с родителями отправлялись в ближайший храм, чтобы принести благодарственные жертвы богам.